Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари Страница 5

Она припарковалась недалеко от перекрестка в безлюдном сквере, который, похоже, и днем не пользовался популярностью у жителей, и поспешила в знакомый закоулок.

Кира нисколько не сомневалась, что застанет стража таксофона на месте, и угадала. Белобрысый топтался под кустом, словно выпавший из гнезда птенец-альбинос.

– Вот. – Она на ходу отсчитала деньги. – Тысяча. За прошлый раз и… Мне нужна еще монетка, короче. У тебя есть?

– Пять сотен, – заявил белобрысый. Язва на его шее, казалось, стала больше, сочнее, безобразнее. Вздувалась, как жабий зоб. Из бордово-сизой мякоти росли гроздьями кожистые блямбы, похожие на присосавшихся клещей.

– Пятьсот и пятьсот. За тот звонок и за новый. Всего – тысяча. У вас в школе арифметику не проходят?

– Я же говорил: в следующий раз будет дороже, – с ленцой напомнил пацан. – Еще пять сотен сверху. Или я пошел.

– Стой! – Кира опять вынула кошелек. – Н-на!

Белобрысый взял аккуратно сложенные купюры и протянул ей монетку. Теплую и влажную, как водится. В этот раз он облизнулся не таясь – с причмоком. Киру передернуло.

Она кинулась к алому пластмассовому кокону таксофона, косясь, не увязался ли пацан за ней. Но тот остался в заскорузлых объятиях акации и равнодушно ковырял носком ботинка трещину в асфальте. Она прижала трубку к уху, одновременно надеясь услышать – и не услышать – ответ.

Автомат проглотил монетку, и голос произнес:

– Я весь внимание, Кира.

Она поняла, что сработает. Ноги подкосились от ужаса.

– Я… Я… Этот парень… Кот… который…

– Который сам бросился среди ночи под колеса, – подхватил голос. – Какая неосмотрительность! Ты, разумеется, не виновата в случившемся.

– Да, – согласилась Кира со всем сказанным сразу.

– И каково же твое желание?

Голос вкрадчиво вползал в ухо щекочущим насекомым. Оно пробиралось по ушному каналу прямо в мозг и ползало в извилинах, перебирая мохнатыми лапками. Кира представила, как втыкает палец в ухо, будто гвоздь, чтобы раздавить жука; розовый ноготь прорывает барабанную перепонку и погружается в податливую сырую мякоть.

– Итак? – напомнил о себе Тот, Кто Помогает.

– Пусть он оживет, – проговорила она одними губами. – Парень, который…

– Который сам бросился под колеса великолепно работающей машины, – повторил голос напевно. – Павел Чичерин, для друзей Паха, двадцать два года, человек многих профессий. Готово. Он жив. Поторопись, если не хочешь, чтобы он опять умер от разрыва сердца: в багажнике душно, темно и жутко.

– Спасибо… – прошептала Кира вопреки желанию. Благодарить этот голос, алчный и верткий, было сродни богохульству.

– Обожаю помогать. Хлебом не корми! Доброй ночи и до…

Она швырнула трубку на рычаг, чтобы не слышать «до встречи», и кинулась в сквер.

Старушка «камри» смиренно дожидалась под волглой гривой рябины. В доме неподалеку одиноко горело окно, будто страдающий конъюнктивитом циклоп подсматривал из своей холостяцкой берлоги за происходящим.

Кира затаила дыхание над багажником. Уставилась на крышку, точно намеревалась прожечь ее взором. В висках пульсировало. Сама собой рука медленно поднялась к голове. Указательный палец вошел в ухо. Начал погружаться. Заныло внутри черепа. Пялился из-за веток свихнувшийся циклоп. А больше ничего не происходило.

Поэтому, когда по крышке багажника ударило изнутри – мощно, истерично, – Кира едва не завизжала.

– Сейчас! – Она выдернула палец из уха – глухое «чмок!». Захлопотала в поисках ключа. – Сейчас, сейчас.

Второй удар. Похоже, берцей.

Она отыскала ключ и открыла багажник прежде, чем Чичерин – Паха для друзей, Павел для прочих – разнес крышку к херам. Бродяга уже поджал для этой цели ноги.

– Уф! – выпалил он, таращась из-под съехавшей на брови шапочки. – Что произошло, на? Я думал, в могиле прикопали, типа заживо. Ничего не помню. Где я?!

– Ты в порядке. – Кира всхлипнула, прикрыв рот ладонью. – О слава богу! Ты в порядке!

* * *

– То есть я в сквере валялся, – проговаривал Паха наспех состряпанную Кирой историю. Он сидел на бордюрном камне и порой сплевывал между расставленных ног. – Под скамейкой. Да?

– Да. – Кира решила, что чем ответ короче, тем правдоподобнее.

– В отключке. Типа жмур. Да?

– Да.

– И ты меня решила до больнички довезти. Да?

– Да.

– Одно не вкурю. – Паха стянул шапочку и потер бритый череп. Морщины – следы непосильных раздумий – побежали от лба аж до темени. – На кой ты меня в багажник сунула?

– Запаниковала.

– Запаниковала.

– Вдруг полиция увидит.

– Вдруг, да?

– Да.

Разговор делался все более неловким. Кира ощутила: еще один вопрос, и она проколется. Но морщины на черепе Пахи разгладились, и Кира расцепила пальцы заведенных за спину рук.

– Одно не вкурю, – повторил Паха и сплюнул. «Не очень-то ты догадливый», – подумала Кира. К счастью. – Я в Щипки шел. Живу я там ща… у одной. Шел в Щипки, а очутился здесь. Эт как?

Она горячо замотала головой:

– Понятия не имею! Сам не помнишь?

Паха смерил ее долгим взглядом. Будто невидимым липким языком провел от кончиков сапог до бровей. Захотелось достать влажную салфетку и вытереться.

– Не помню, – буркнул он наконец. Морщины вернулись было на его лоб, но тотчас разгладились. – Как думаешь, это, мож, инсульт?

– А ты сам как вообще?

Паха повел плечом. Сплюнул.

– Нормас. Чан трещит чё-то. Звон в ухе… Слуш, подкинь до поворота на Щипки, будь другом. Село это. Тут от города пять верст.

– А автобусы туда ходят? Могу тебе дать на билет.

Очередной плевок.

– Да автобусов до утра не будет, на. Я потому и пехом. А такси, «Яндекс» этот, туда не повезет, там, типа, связи нет, рассчитать тариф не получится.

Кира посмотрела на него пристальнее. Ну, простой парень, неотесанный. Дерзкий – глаз не отводит. Становится ли он от этого опасным? Вовсе нет. Но дело в другом. Она не хотела изменять своему принципу: незнакомцев не подвозить.

– Меня Пахой звать, – представился парень.

– Карина, – соврала Кира, думая, что и так сделала для Пахи слишком много.

«Сбила, например», – ядовито напомнил внутренний голос.

«Но ведь и оживила», – возразила ему она.

Вот и подлинная причина ее сомнений. Парень дышит. Парень плюется. Парень вытирает сопли рукавом. Не киношный зомби, бездыханный и кровожадный, а обычный человек. Просто воскресший. Живое свидетельство чуда… Пугающего чуда, о котором хочется поскорее забыть.

– Так я запрыгиваю? – Паха поскреб затылок. – Или мне на скамейке ночевать?

«Мы в ответе за тех, кого оживили», – подумала Кира и сдалась:

– Садись. Раз пять верст…

Дважды уговаривать не пришлось. Паха сграбастал рюкзак, сорвался с бордюрного камня и шастнул к машине:

– Спасибо, мать!

Она тут же пожалела о своем решении.

Увы, поздно. Паха втиснулся на переднее сиденье и обхватил рюкзак