Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари Страница 6

Она уселась рядом, завела мотор – тот работал как надо, хоть здесь без сюрпризов, – и стартовала с места резче обычного.

– Тачка зачетная, – одобрил Паха.

Кира не ответила. Пассажир слегка напоминал Данилу Багрова, и она взмолилась: пусть военный, пусть он будет военный!

Вскоре обрыднувший до тошноты город остался позади, и Паха попытался реанимировать беседу:

– Я б себе такую тачку взял, на.

Кира смолчала. Паха не сводил с нее глаз.

Огни Ильинска в зеркале заднего вида превратились в трепещущие искорки. Канули во мрак.

Когда у ее виска раздался сухой щелчок и обжигающе холодная сталь коснулась кожи, Кира пришла в ужас – но не удивилась.

«Сама виновата, дура».

* * *

Лезвие выкидного ножа плашмя оглаживало кожу виска, словно Паха размазывал по тосту талое масло.

– Съедь на обочину и тормози, на.

Кира сбросила скорость, но не остановилась. Трясущиеся руки, казалось, вросли в руль. В горле пересохло. Ну просто ночь трясущихся рук и сухости в горле! Не отставали от рук и ноги – тоже дрожали, и эта дрожь через педаль передавалась машине.

– На обочину, сказал, на!

Нож чуть развернулся, и Кира, охнув, отпрянула – лезвие легко вывело царапину под нижним веком. Кира ударила по тормозам, и ее бросило вперед. Попутчика, к счастью, тоже, иначе прощай, глаз.

– Полегче, на! – рыкнул Паха.

Она развернулась к нему, глотая воздух открытым ртом, и Паха схватил ее за волосы свободной рукой. Лезвие ножа скакнуло к подбородку. Лицо Пахи маячило перед ее лицом, бледное и твердое, как костяная маска идола.

– Глуши. Глуши! – Он дернул Киру за волосы. – Ты тупая, на, все по два раза повторять?! Глуши!

Она повернула ключ, и двигатель «камри», волшебным образом починенный, покорно умолк.

– Вынай.

На этот раз повторять не пришлось. Не сводя с Киры глаз, Паха сцапал ключ из ее взмокшей ладошки. На ничтожный миг нож отдалился от лица – о слава богу! – но сразу вернулся к подбородку, едва Паха сунул ключ в карман куртки. Зубы Киры стучали, нижняя челюсть колотилась о верхнюю, будто ставня на ветру.

– За-за-за… – Она чувствовала себя на грани срыва. Шестое чувство предостерегало от слез, но с ножом у горла поди не разревись.

– Я о тачиле такой всегда мечтал. – Паха лыбился жутко: половиной рта, да и та стремилась не вверх, а вбок, оголяя ряды коренных зубов, блестящих от слюны. – Почем брала, на? А мож, насосала?

– Забирай, – сквозь сдавленную глотку протолкнула слово Кира.

Кулак крепче стиснул пучок волос.

– Гри, насосала?

– Да.

– Не, на. – Паха покачал лезвием перед ее носом. Кира скосила слезящиеся глаза, наблюдая, как плавает вправо-влево тусклая сталь, гипнотизируя. – Скажи: «Я насосала».

– Я насосала.

Машину ей продал со скидкой Артем. До этого Кира рассекала на кредитной «фабии», и кредит она выплатила с собственных заработков.

Паха разжал кулак и выскочил из «камри», матерясь и стряхивая с ладони налипшие волосы. Кира налегла на дверцу, успела приоткрыть, но проворный грабитель, обежав авто, распахнул дверцу сам и схватил девушку за плечо. Рванул.

– Вылазь!

Она забилась в ремнях, как стрекоза в паутине, а Паха все выдирал и выдирал ее из кресла, держа нож в кулаке, точно пику.

– Дай отстегнуть! – пискнула Кира.

Паха ослабил хватку. Она отстегнула ремень с первой попытки – поразительно! А еще нащупала под тканью плаща маленький цилиндрик, о котором совсем забыла.

Паха выволок ее на дорогу.

– Сумка моя…

– Теперь моя! – отрезал он.

Вопреки надеждам Киры, Паха не отпустил ее, а потащил вокруг машины к задней правой дверце, умело заломив за спину руку – ту, что могла дотянуться до перцового баллончика. Толкнул на крыло, открыл дверцу. Навалился на Киру сзади.

– А жопа крепкая у тебя. Орешек!

У Киры подогнулись ноги.

Паха швырнул ее на заднее сиденье – перед внутри, зад снаружи. К нему-то он и прижался незамедлительно промежностью, в которой быстро деревенело пульсирующее и огромное. Кира почувствовала это даже сквозь слои одежды и в который раз подумала про пластмассовую трубку таксофона.

«Корголгон».

Суетливая пятерня завозилась у вздрогнувших бедер, комкая полы плаща. Кира вспомнила, что женщинам, попавшим к насильнику в лапы, советуют описаться, но сейчас ее мочевой пузырь, как назло, закупорился намертво. Она стиснула зубы.

– Насосала, значит. – Голос Пахи сделался сиплым и

(бестелесным)

далеким, будто доносился

(из телефона)

с края земли. – А мы, пацаны, горбаться на такие тачки, на. Соска, на.

– Да! – выпалила Кира истошно. Шершавые пальцы Пахи добрались до поясницы и неумело заскребли по коже, пытаясь стянуть с Киры легинсы. – Хочешь, и тебе отсосу?! Только отпусти!

Пятерня замерла.

– Давай, – без раздумий согласился Паха. – Тока без фокусов. Если укусишь, я всю красоту тебе попишу!

Он отпустил ее и даже помог развернуться и сесть.

– Я та-ак отсосу! – посулила Кира, пыхтя.

Паха завозился с ремнем на джинсах. Нож куда-то исчез из его клешни. Отлично!

Она выхватила баллончик, выпростала руку и выпустила струю в полные мальчишеского изумления Пахины зенки.

Паха попытался заслониться – но поздно. Струя достигла цели. Паха пошатнулся. Шлепнул себя ладонью по глазам, пытаясь стереть жгучую жижу, но сделал только хуже. Несколько брызг угодило на щеки Киры, но она не испытывала в эту секунду ничего, кроме упоения восторгом.

– Аоэа! – проревел обманутый любитель придорожного минета. Пригибаясь, одной рукой он тер физиономию, а другую тянул вперед – слишком высоко, чтобы достать Киру. Похоже, перцовка дезориентировала врага. Кира никак не могла подняться, чтобы его доконать, – приподнималась и плюхалась на сиденье, пока Паха нашаривал что-то на крыше «Камри». Она приготовилась пшикнуть перцовкой снова, когда Паха наконец нашел искомое и сделал выпад. Костяшки пальцев, стискивающих баллончик, прошила боль, и Кира выронила оружие. Уставилась на пальцы – на расползающуюся в ухмылке пореза кожу и сочную алую

(как козырек таксофона)

плоть под ней.

Паха пятился, сгорбившись, и вслепую, крест-накрест, вспарывал воздух ножом. Из его глотки вырывались монотонные отрывистые стоны:

– А. А. А.

Баллончик откатился к колесу. Когда Кира потянулась за ним, опомнившийся Паха ринулся в наступление. Она вывалилась из машины, отбив об асфальт зад – крепкий, как орешек, да, спасибо одиннадцати годам тренировок, – и подхватила баллончик. Вовремя.

Струя ударила прямиком в пасть Пахи, черную и здоровенную, как дупло дерева. Паха поперхнулся. Из пасти – Дракарис! – пыхнуло ядом, ошпарило порезы на пальцах. Перцовка