Сергей Алексеев - Мутанты Страница 5

Она тогда и на это была согласна.

А Братково немцы еще в сорок втором дотла сожгли, жить негде, так они снова вернулись на вторую заставу, поселились в прачечной и прожили там до весны. Хотели летом хату поставить в селе — им, как героям, землю дали и материала на строительство, но тут заявился вербовщик и говорит, мол, на золотые рудники требуются взрывники. Они же с партизанской подругой ничего тогда еще не умели делать, кроме как взрывчатку под рельсы или мосты подкладывать да эшелоны под откос пускать. Курова с беременной женой не взяли бы, но супруги скрыли это, записались добровольцами и поехали в Якутию. Тут спустя некоторое время и выяснилось, что Елизавета пустая и ни на каких сносях вовсе не была, но уж поздно, увяз коготок. Так пять лет они на пару шпуры бурили, аммонит закладывали и рвали породу с кварцевыми золотыми жилами. Надо сказать, Сова и в тылу у немцев была отчаянной, иногда чуть ли не у них на глазах магнитные мины под вагоны ставила; тут же и совсем расхрабрилась, и возникло между супругами нечто вроде рискованного соревнования — кто короче запальный шнур оставит. Однажды били шурф буровзрывным способом по коренным породам, и такая заруба, что никто уступить не хочет. А суть ее состояла в следующем: надо было зарядить шпуры, свести детонирующие шнуры в коллектор с капсюлем, уже в него вставить бикфордов шнур, запалить его и, пока горит, успеть подняться наверх в бадье, которую выкручивали воротом двое горняков. И получалось: шурф все глубже, а шнур короче. Было уже метров десять глубины, когда Степан установил абсолютный рекорд и подорвал заряды тридцатью сантиметрами — меньше оставлять уже было никак нельзя. Но Сова вошла в раж и сдаваться не собиралась: демонстративно укоротила шнур еще на вершок и спустилась в забой.

— Не шали, Елизавета! — предупредил Куров. — Не успеешь!

— Успею! — отвечает эта поперечная женушка. — Я легче тебя!

Забралась в бадью, запалила и кричит:

— Вира!

Горняки тоже в азарт вошли и страх потеряли, навалились на рукояти, крутят ворот, смеются — Степан помогать кинулся, и все равно не поспели. Взрыв громыхнул, когда Сова была уже над устьем шурфа, и это ее спасло: мощной ударной волной ее подбросило метра на три вверх и только посекло задницу крошкой кварцевой жилы. Говорят, в больнице, когда осколки вынимали, то даже самородное золото находили, правда, мельчайшие частицы извлечь не смогли, много еще и осталось. Месяц она пролежала на животе, пока не зажило, после чего к взрывчатке больше не притрагивалась, поехала учиться на курсы ветеринаров и последние два года в Якутии проработала на конной базе рудника. И то ли от этого памятного взрыва, то ли от золота, которое вросло в тело, но пробудилась наконец в Сове женская природа: неожиданно забеременела и родила первенца Тараса. В Братково они вернулись по причине второй беременности. С двумя-то малыми детьми тяжеловато в холодных краях. Благодаря солидному северному заработку выстроили большую хату посередине села — как героям-партизанам, им отвели самый лучший участок — и лет двадцать, пока сыновья не выросли, жили душа в душу. Выучили Тараса на механика, женили, но рожденная в Якутии бродяжья неуемная душа все куда-то манила сына, и в результате взял он свою жену да по комсомольской путевке рванул на Сахалинские нефтепромыслы, простым бульдозеристом. А спустя год следом за ним и второй сын, Василий, сорвался, — оба за длинным рублем погнались. Причем поехали не спросясь, своевольно, отчего Сова и начала ворчать на мужа, мол, это ты им дорогу из дому показал, ибо сам по характеру бродяга, бездомок и кочевник.

Там, на далеком острове, у Тараса родился Юрко. Внук, долгожданный, красивый, пригожий, был, однако, болезненным из-за худого сахалинского климата. Как-то приехал старший в отпуск, отпрыска своего показать, а Сова как увидела его, так и отрезала:

— Внука вам не отдам! Загубите, ироды, ребенка!

Родители особо и не сопротивлялись, оставили Юрка и уехали. И еще на несколько лет в хате воцарился мир и душевный покой, но лишь до тех пор, пока внук в армии не отслужил. Словно подменили парня. Вроде и невесту себе нашел, свою, братковскую, Оксану Дременко, первую красавицу в районе. И родители у нее люди солидные, уважаемые: отец Тарас Опанасович секретарь райкома, мать главврачом в больнице. Через них Юрко и на работу поступил в ГАИ — место прибыльное, с казенной машиной и одежей. Казалось бы, женись и живи, в ус не дуй! Ан нет, затосковал, заметался, все ему не ладно.

— Дела большого хочу! — заявил однажды деду. — Мир хочу посмотреть. А женюсь, так дальше Брянска не уедешь.

Да и Оксана тогда была девицей гордой, заносчивой: секретарской дочке отдельную каменную хату и чуть ли не ца-рицыны черевички подавай на свадьбу. Не то, мол, что за жених — гол как сокол, хотя предки всю жизнь на нефтепромыслах отмантулили. И вот эта ссыкуха склонила парня съездить на заработки, да не на Сахалин, а по дедовой дорожке, в Якутию, за алмазами. Тогда многие уезжали на севера, Шурка Вовченко оттуда вернулся и сразу же кирпичный особняк выстроил под железной крышей, машину «Волгу» купил и еще осталось денег, чтоб жить и дурака валять. Говорили, повезло ему — выковырял однажды крупный алмаз и продал спекулянтам. Должность начальника таможенного пункта, по слухам, он попросту у Пухнаренкова купил за семь тысяч долларов. А все для того, чтобы сидеть на теплом месте и заниматься своими делами для души. Он еще на Севере увлекся всякими необъяснимыми явлениями природы — летающими тарелками, пришельцами и прочими чудесами. Сидел на таможне, с башни в телескопическую трубу по ночам смотрел, что-то записывал или читал книжки, присылаемые ему по почте. Дед Куров считал, вот так и должен жить человек: потрудился со всей силы несколько лет, а потом живи в свое удовольствие. Но многие думали про Шурку, что он слегка с катушек сбился: нет бы бабки зарабатывать на хлебном месте, а он, дурень, чертей ловит сам и еще других заражает всякими небылицами.

И сам Дременко думал отдать дочку за богатого зятя и еще чуял, что скоро придет конец его власти. Потому советовал Юрку прежде на ноги встать, а потом жениться.

В общем, завербовался внук и уехал совершать большие дела. А тут начался всеобщий развод, раздел имущества и государственного огорода. Когда же он закончился, бабка Сова, должно быть, из ума выжила по старости и потребовала, чтоб Куров на ней женился законным браком. Всю жизнь прожили нерасписанные и ничего, а тут приспичило ей: мол, не желаю в гроб ложиться девицей невенчанной. Как внук подался в Якутию, так она тогда помирать собралась и даже гроб себе купила, чтоб ее гробовые деньги не пропали. Правда, потом подарила его, когда одна из ее подруг преставилась. Дед чуть было не поддался на провокацию, но поразмыслил и решил не смешить народ на старости лет и расписываться отказался. Так бабка и вовсе взбесилась и стала строить в хате границу. Сама доски таскала, городила, выгадывая, конечно, себе побольше, но дед не противился. Однако двери между половинами все-таки заколачивать не стала, а замкнула на огромный висячий замок и завесила премиальным ковром, полученным когда-то за успехи в деле кастрации и осеменения.