Арна Логард - Из каморки. Мистические рассказы и сказки Страница 6

Вдруг я услышала шорох за спиной. А обернувшись, увидела, как Эльза застыла от удивления. Она посмотрела на меня, потом на убитое насекомое. И тут из ее глаза вылез такой же паук и упал замертво на пол.

Я отскочила назад. А ее тело начало трястись в конвульсиях, а потом рассыпалось мелкими мертвыми пауками.

И теперь… Она умерла. В реальности…»

Грубер вытер лоб и перевернул листок на другую сторону.

«Ты тоже был в этом сне. После того, как Эльза исчезла, я напуганная побежала обратно в спальню. Ты стоял ко мне спиной и смотрел в окно. Подойдя ближе, я заметила, что ты обмотан тонкими разноцветными нитями, будто паучья жертва, и дотронулась до твоего плеча. Ты обернулся, открыл рот – и из его черной бездны мне на грудь посыпались большие красные пауки…

А потом я проснулась.

Не знаю, что все это значит. Знаю только, что я убила паука. И Эльза умерла… Уверена, ты бы убедил меня, что это совпадение. Или что это твои проекции на меня. Но я так больше не могу. Мне нужно разобраться. Понять, опасна ли я, опасен ли ты для меня. Поэтому, пускаюсь в бегство.

Только прошу, дай мне до конца скрыться. Не трогай, не вызывай. Отпусти…»

Грубер отложил письмо и подпер подбородок рукой. Из забытья его вырвал телефонный звонок. – Аврора? – с надеждой спросил он. – Нет, извините. Меня зовут Марга. Мне вас посоветовали в полиции. – Простите, я сейчас не могу разговаривать, – отрезал Грубер и хотел положить трубку.

– У меня пропал сын. Ему 9 лет, – услышал он дрожащий голос, вздохнул и поднес мобильный обратно к уху. – Слушаю вас. – Он играл у дома на детской площадке. Я буквально на минуту отвлеклась – готовила ужин. Поглядывала же все время в окно. О боже… И никто не видел – кто куда увел. А он же умничка, смышленый. Не пошел бы с чужим, никаких конфет не взял бы – научила. Что произошло? Живой ли? Молю бога… Я уже и к экстрасенсам, и к бабкам – но ничего. Две недели уже. Вот к вам еще. Надежда то осталась… Надежда то и держит… Помогите, – обрывками говорила плачущая женщина. – Я подъеду к вам завтра. Мне нужны фото и вещи. В комнату его зайти, – ответил Грубер. – Хорошо, я наберу вас утром. Что по оплате? – спросила Марга. – Я ничего не прошу. Если помогу – этого достаточно. А там, как захотите. Пока ничего не обещаю. – Говорят, вы многих находили…

– Да, – сказал Грубер. – Но вы же знаете, какой часто бывает результат. – Знаю. Но я верю. Что мне еще остается? Он у меня один. До завтра, – сказала она и положила трубку. А Грубер подумал, как бы ему хотелось исчезнуть, выбросить телефон, заняться только поисками Авроры. Но совесть не позволяла отказать в поиске ребенка.

Он снова набрал Аврору, но телефон все так же был отключен. Выпил залпом полстакана водки и пошел в спальню.

По инерции включил телевизор, первый попавшийся канал, и упал на диван. Он не любил тишину. Она мешала ему думать, сосредотачиваться и даже спать. За несколько лет Аврора уже привыкла к постоянно работающей говорилке. Она много с чем сжилась рядом с ним. Но, как бы там ни было, его привычки и работа оставили на ней слишком явный след.

Да, он бы заверил ее, что она ни в чем не виновата. Что это действительно его проекция на нее. Это он убийца. Невольный. Потому что, он знал, кто такая Эльза. И если бы он не убил ее, пускай не своими руками, – не проснулась бы Аврора.

И да, пусть он не согласен – но это просто эгоизм – ей надо было уехать! Слишком многим опасностям он ее подставил. Его круг общения. Его знакомые, бывшие, как Эльза, – опасны для обычных людей. Для Авроры.

Но больше всего он боялся, что она уже тоже перестала быть собой. Слишком плотно он завернул ее в себя.

А Эльза. Тут все банально. Она просто не простила, что ей, такой же как он, он предпочел «обычную». А месть и обида иногда не знают границ. Для ведьмы. И даже для простого человека.

Утром ему позвонила Марга, и он поехал на встречу.

В квартире у нее был идеальный порядок. Грубер осмотрелся вокруг, зашел на кухню и выглянул из окна на детскую площадку. Марга налила ему стакан молока и проводила в комнату сына. – Это Зумо, – сказала она и заплакала. На фото в рамке улыбался рыжий мальчишка в голубой рубашке, подчеркивающей цвет его глаз. Грубер взял фото и присел на кровать. Несколько секунд всматривался, потом встал и попросил Маргу оставить его одного.

Мысли об Авроре мешали сосредоточиться, но он отбросил их на время и посмотрел в глаза мальчишке. – Сейчас мы поговорим, малыш, – сказал он и поставил фото не место. Потом медленно обошел комнату по кругу, прикасаясь длинными пальцами к книгам на полке, игрушкам, мебели. А когда почувствовал, что впитал достаточно информации, снова сел на кровать и закрыл глаза.

Сначала Грубер представил перед собой мальчика. Потом стал медленно тянуть пальцами зеленые энергетические нити, излучающиеся от фото и предметов в комнате. Смотал их в видимый только ему клубок, из которого привычными жестами, будто из пластилина вылепил эфирную копию Зумо. И когда зеленый мальчик уже стоял перед ним, Грубер открыл глаза. – А теперь, малыш, ты приведешь меня к себе…

Глава 2.

Почему он выбрал именно зеленый из радуги цветов? Может, потому что чувствовал в нем биение жизни. Ведь пока растение зеленое – оно живое или недавно было живым. Так и с людьми. А еще у Авроры были зеленые глаза. Мысли о ней отвлекали, будто мучая, прокручивали в его голове образы, не касающиеся работы. Ему хотелось вызвать ее, создать ее фантом, обнять. Но это было бы несправедливо по отношению к ней. Может, в одиночестве она постепенно сможет сбросить с себя его шкуру, прилипшую намертво к ее внутренностям, пропитавшую ее плоть отравой.

– Зумо, – обратился он к прозрачному зеленому малышу с пустыми глазницами, возникшему перед ним, вырывая себя из непослушных мыслей. Личное во время работы должно быть приспано, крепко, намертво. Иначе ничего не получится.

Мальчик шелохнулся, будто неваляшка. «Как можно было не научить ребенка опасаться чужих», – думал Зумо, прикусив губу. Поэтому он и не хотел детей. Чтобы с ними потом ничего не случилось. Потому что уже и так давно чувство вины выедает в нем дыры по ночам, вылизывает с обратной стороны глаза, не давая выплеснуть эмоции слезами, и душит.

Наверное, будь он нормальным человеком, чувство вины давно бы поглотило его с потрохами. Помогло бы переварить самого себя. Но в этом и проблема. Он не был нормальным человеком. Он был каменным. Он сам научил себя быть каменным. Научил капсулировать стрессы, складывать их внутри себя на полочку, где-то за сердцем, в темноте.

Да, будь он нормальным человеком, он бы не уничтожил все то дорогое, что так рьяно завоевывал и вырывал зубами у судьбы. Не поломал бы, не предал, не испугал так, что теперь от него убежали, сломя голову, подальше, и просили не искать.

– Зумо, – тряхнул он головой, будто это должно было помочь настроиться на нужную волну. Призрачный силуэт двинулся к порогу и пролетел несколько метров, но как только Грубер хотел последовать за ним, развалился. Нити оборванными кусками упали на пол и смешались с пылью, кружившейся в лучах солнца. – Ур-роды… – растерянно пробормотал Грубер. Это было чем-то новеньким. След зачистили. Мальчика утащили из дома не просто уроды, а уроды одаренные. Вот чего Грубер совершенно не мог понять, так это принципа, по которому человек получает дар. Почему он оказывался в распоряжении каких-то отморозков, ворующих детей? И в его распоряжении, в конце концов. Правда, была у него на этот счет теория: по-настоящему светлым людям такое дерьмо не по плечу. У них попросту крыша уедет. Ведь даже если взять его – ну, не с рождения же он был плохим человеком. Потом стал. Вот примерно в тот период, когда начал осознавать свои возможности и стал.

Была и еще одна теория. Намного проще. И логичнее, в общем-то. Мир не справедлив, придурок. Нет на небе боженьки, который рассылает дары по желанию, наказания по преступлениям и вообще – несет людям справедливость. Все вокруг плывучее, тягучее, тошное и крайне рандомное. И как ни страхуйся, кирпич может рухнуть на голову в любой момент. А пацан в любой момент может помереть. Грубер присел у порога и провел рукой по гладкому линолеуму. Пробежал пальцами по стыку – бывает, именно там находится блокиратор. Нащупал что-то – не физически, просто пискнули датчики в мозгу, что-то вроде сигнала: «копай тут». Извлек из кармана ножик и, не прекращая движения, плавным взмахом кисти раскрыл его. Осторожно поддел линолеум на стыке, пробормотал: – Вышел месяц из тумана, – провел ножом, подцепил край, – вынул ножик из кармана, – осторожно потянул на себя, и линолеум тихо затрещал, – буду резать, буду бить… С кем останусь я дру… – Вы что? – тихо спросила хозяйка, спешные шаги которой он расслышал за треском, но не вскакивать же на ноги и не делать вид, что ничего не происходит. Тем более – она сейчас была готова хоть весь линолеум ободрать, весь дом разрушить, взорвать к чертовой матери, лишь бы найти своего ребенка. Грубер поднял указательный палец, призывая к тишине. Потом провел тем же пальцем по полу, и увидел на нем мелкие кристаллики соли. Поднял взгляд на женщину.