Птенец человеческий - Федор Галич Страница 6

наизусть фразы с диска своим голосом, пытаясь максимально подражать крикам Аргентависа. Внимательно наблюдая за реакцией птицы на издаваемые им звуки, Андрей делал выводы и определял примерное значение этих «речей»; таким образом, шаг за шагом, он пытался познать птичий язык и научиться на нём говорить. Масло в огонь его оптимизма «подливали» известные примеры того, как человек, оказавшийся на диком острове, находил общий язык с местными аборигенами, или, оказавшись в чужой стране, не зная их языка, за короткое время с лёгкостью овладевал им. Правда, незнание птичьего языка и неумение «чирикать» на нём было ещё только «цветочками». А вот «ягодки» начались в тот момент, когда «мама» стала приносить своему «птенчику» первую еду и настойчиво совать её в рот Андрея. Червяки, пауки, иногда даже дохлые грызуны, принесённые птицей, «выворачивали» желудок Андрея наизнанку, но ему, на самом деле, нужно было чем-то питаться, чтобы жить, и со временем, он привык к предлагаемому «меню» и с радостью открывал перед «мамкой» рот. Конечно, крупных грызунов он незаметно выбрасывал из гнезда, чем-нибудь отвлекая птицу в этот момент, а вот насекомых он заглатывал с удовольствием. Особенно ему нравились жирненькие гусеницы сливочного цвета, по вкусу напоминающие креветок! Когда птица приносила именно их, Андрей радостно хлопал в ладоши и, постанывая от удовольствия, аппетитно их уплетал. Пауки были неприятными снаружи, но чрезвычайно вкусными внутри, некоторые особи по вкусу напоминали жареный арахис, а некоторые — мякоть кокоса, приправленную корицей. Чипсы Андрею заменяли сушёные коконы бабочек, а чёрные, панцирные жуки были для него семечками, которые он шелушил по вечерам. Саранча и кузнечики ему, однозначно, не нравились из-за их длинных и острых лапок, то и дело впивающихся в нёбо. Приносимые во вместительном клюве птицы личинки муравьёв придавали его трапезе кислинку, а на сладкое ему доставались пчелиные соты. Запивал он это всё дождевой водой, а если долго стояла жаркая и засушливая погода, то птица приносила ему питьё в клюве.

Большое значение для создания птичьего «имиджа» Андрей придавал внешнему виду. Он понимал, что процесс оперения неизбежен и чтобы птица не заподозрила в нём подброшенного «кукушонка», кропотливо прилаживал (используя подручные средства) оброненные птицей перья к своим рукам и ногам. Особо красивые перья он «втыкал», как в детстве, в голову, только в этот раз он больше был похож не на индейца, а на обросшее, волосатое, бородатое, ЧУДО в перьях! Но судя по тому, с каким умилением на него смотрела счастливая птица, было понятно, что для неё он был самым красивым птенцом на всём белом свете!

В моменты одиночества, когда птица улетала на очередные поиски еды, Андрей коротал время в раздумьях о своём будущем. Его школьных знаний по зоологии вполне хватало для того, чтобы осознать, что будущего у него, к сожалению, нет. Что рано или поздно, его вытолкнут из гнезда, и его невероятное приключение когда-то закончится. Но, не желая сдаваться, он искал любые способы сбросить с себя хандру и поверить в чудо. Иногда в его мрачных мыслях проступали оптимистичные прояснения и, отыскивая в памяти примеры сверхъестественных способностей человека, Андрей пытался внушать себе, что ещё не всё потеряно. Сто раз в день, как мантру, он повторял народную мудрость о том, что раньше, человек выше своей головы прыгнуть не мог, а в современном мире люди с лёгкостью доказали, что невозможное — возможно. Опять же, вспоминая о том, что, будучи десантником, он выпрыгивал из самолёта, распускал парашют и благополучно приземлялся целым и невредимым, подумывал, а почему бы в момент выпадения из гнезда ему не раскрыть что-нибудь подобное? Приделанные перья к ногам и рукам имели, сугубо, маскировочную цель и, естественно, не могли удержать его в воздухе. А вот расправленный в стороны домашний халат, (который был его единственной одеждой, принесённой на себе из прошлой человеческой жизни, вполне мог серьёзно снизить скорость падения. Или взять, к примеру, тех же кошек! Они и без всякого халата падают с большой высоты и не разбиваются. Как это у них получается? Крылья ведь у них из жопы не растут?! Значит, кошки во время падения умеют «включать» вокруг себя энергетическую «подушку безопасности» и, тем самым, смягчают удар при падении. А человек, в отличие от кошек, своим страхом перед неминуемой гибелью блокирует энергетические системы самосохранения и превращает своё упругое совершенное тело — в совершенно беспомощный, обречённый, вялый, падающий «мешок» с говном. Подобной аналогией может служить пикирующий самолёт с неожиданно заглохшими двигателями, и в этой экстренной ситуации у «пилота» есть два варианта:

ПЕРВЫЙ — выпучить от страха глаза, вцепиться мёртвой хваткой в штурвал и с истошным криком выдавливать из организма все оставшиеся энергетические жизненно важные запасы до тех пор, пока земное притяжение не размажет падающий «корпус» самолёта о твёрдую поверхность.

А вот ВТОРОЙ вариант, как раз, подразумевает не «пережигать» энергетические запасы криком и паникой, а, наоборот, сконцентрировав всю энергию в голове, попытаться пробудить и завести «спящие» двигатели организма, расправить «крылья», распушить «хвост», подобрать «шасси» и парить над облаками, как птица. Человек ведь научился плавать, как рыба? Почему же он тогда не может научиться и летать, как птица? Пусть не так быстро и не так высоко, но всё же летать?

Целыми днями, неделями, месяцами он ломал себе голову эти вопросом, а перед птицей ломал комедию, симулируя заторможенность своего развития. Но как бы Андрей не оттягивал тот самый главный и торжественный день для любого птенца, когда он должен вылететь из родного гнезда во взрослую жизнь, этот страшный для него день настал. Сказать, что этот день к нему «подкрался» незаметно — было нельзя. Андрей понимал, что это важное событие для любой птичьей семьи произойдёт неизбежно и морально был готов к нему в любой момент. Он даже неоднократно представлял себе этот последний день своей жизни. Как его птичья «мама» (вскормившая его, согревавшая его своим теплом холодными ночами и ставшая уже такой родной) собственнокрыльно вытолкнет его из этого уютного гнезда, а он, вместо того, чтобы научиться летать, беспомощно шлёпнется с огромной высоты о твёрдую землю.

Стоя перед птицей на коленях, обхватив руками её горячее тело, Андрей, уткнувшись лицом в пушистую грудь, человеческим шёпотом просил у неё за предстоящий конфуз прощения. Слёзы ручьём текли из его глаз, словно пропитывая солью её будущую душевную рану. Прощаясь с ней, он искренне надеялся, что своим «материнским» сердцем она почувствует, поймёт и простит его за то, что он не оправдает её птичьих надежд, и