Из бездны - Герман Михайлович Шендеров Страница 69

– На помощь!

И провалился во тьму. Именно там в безбрежной пустоте собственного искалеченного сознания он не прочел, но узнал содержимое последней страницы:

«Тут же сделалась царевна беременною. Пузо гладит, да приговаривает:

– Будешь моим младшеньким да разлюбименьким, буду тебя баловать да тешить. Куплю тебе леденец да свистульку и положу в люльку. Буду люльку качать, новых суженых привечать.

Родила царевна дурака Зайцева маленького, кривенького да глупого. Пережеванного. Глазками – луп-луп, ножками – топ-топ, губенками – хлоп-хлоп, да слова казать не может, только знай себе твердит:

– На омощ, на мощ! Намощ!

Так и остался дурак жить-поживать в тридевятом доме, тридесятом государстве при царевне вечным дитем, токмо плачет горько и все „Намощ“ твердит».

– Анна Евгеньевна, ну я же вас предупреждал! – Врач-психиатр, дородный Павел Семенович, грохотал пустой бочкой, заполняя своим голосом всю маленькую кухню. – Он в диспансере когда последний раз отмечался, помните, нет? Я вчера дату глянул – ахнул. А на таблетках вы опять экономите?

Мать Зайцева, будто сгорбившаяся под тяжестью чувства вины, лишь кивала и пихала ложечку с остывшей кашей в навсегда искривившийся рот сына. Сам Зайцев, совершенно седой, сидел скрюченный в кресле и, по-заячьи прижав руки к груди в паралитической судороге, пялился остекленевшим взглядом в потолок. Непослушные губы шлепали:

– Намощ… Намощ…

– Что это он? – спросил психиатр, кивнув на Зайцева.

– Ой, не знаю, – со слезой ответила Анна Евгеньевна, – привезли его уже таким. Он местного грибника напугал, благодаря ему и нашли. Три дня искали, а он там лежал, в доме вертихвостки этой Ирки. Обгаженный, замерзший, и… Такой вот. Врачи сказали, навсегда теперь дурачком сделался. У, хабалка поганая! Мало ей было мальчика моего окрутить, так она еще и с ума его свела, лярва такая…

– Не стоит. Бедная девушка здесь вообще ни при чем. Очередной приступ могло спровоцировать что угодно. Я вам говорил, что отклонения у Ивана могут приобрести совершенно непредсказуемый характер. Предупреждал, что подобные эпизоды могут запросто закончиться инсультом. Я второй раз по вашей просьбе снижаю дозировку – и вот к чему это приводит. Сначала жену едва стулом не забил, теперь сам… Понимаете, у психотика мозг в момент кризиса кипит как котел – никакие сосуды не выдержат! Ладно Иван, но вы-то взрослый, адекватный человек, могли как-то повлиять…

– Да не слушается он меня! – сорвалась на рыдания Анна Евгеньевна. – Я ему – Ваня-Ваня, а ему что в лоб, что по лбу…

– Ну-ну, чего теперь-то себя грызть? – Павел Семенович неловко похлопал женщину по плечу, та вздрогнула. – А почему эта ваша… как ее, Слинкина? Почему она скорую не вызвала?

– Да она давно уже в город перебралась, дом забросила. Не знаю, чего Ванюша туда поехал.

– Ладно. Давайте конструктивно. – Павел Семенович извлек из портфеля какие-то буклеты. – У меня есть хорошие медикаменты, качественная программа реабилитации, палата опять же индивидуальная. Чудес не обещаю, но подлечим за скромные…

Психиатр назвал сумму. Анна Евгеньевна ахнула:

– Да откуда у нас такие деньги?!

– Не знаю. Украдите. Заработайте. Возьмите кредит, – холодно пожал плечами психиатр. – Ну или давайте я сейчас бригаду кликну – поступит в общее отделение. А что, там ничем не хуже, вы видели. Разве что мочой попахивает, ну и препараты попроще. Вы же там бывали?

Анна Евгеньевна всхлипнула. Павел Семенович смягчился:

– Ладно. Не убивайтесь. Есть вариант один… – Психиатр перешел на интимный полушепот. – Вам все равно на двоих этой квартиры многовато, да еще и теперь, когда Иван… В общем, я предлагаю следующее – вы на меня его долю переписываете, и я вашего сына размещаю в лучшей палате со всеми удобствами и заказываю препараты из Израиля, по внутреннему ценнику. А? Вы с решением не спешите, обдумайте все. Я позвоню на неделе.

Павел Семенович похлопал Анну Евгеньевну по дрожащему плечу, встал из-за стола и начал собираться. Но хозяйка всполошилась:

– Доктор, подождите! Там с ним бумаги нашли!

– Какие бумаги? Вы извините, у меня скоро встреча…

– Ну взгляните быстренько! Ванечка ими прямо бредил! Говорил, уникальный материал, премия едва ли не Нобелевская…

– Нобелевская? – усмехнулся психиатр, но в голосе сквозил интерес.

– Да, говорил, если опубликовать – будут и гранты и премии… Я сейчас принесу!

– Ну несите-несите, поглядим…

Стоило пожилой женщине вернуться на кухню с набухшей от влаги папкой, как Зайцев вжался в кресло и, продолжая пялиться в потолок, заверещал с надрывом:

– Намощ! Намощ!

Под несчастным растеклась лужа.

– Ох, не опять, так снова! – с досадой всплеснула руками Анна Евгеньевна и пошла за тряпкой.

Павел Семенович скорее схватил папку и отвернулся от больного к окну, чтобы не спровоцировать еще один приступ. Открыл. Заголовок гласил: «Пооытя». Искалеченное болезненным сознанием пациента слово сразу бросилось в глаза. Что это значит? «По наитию?» «Простите?» «Помогите?» Машинально психиатр принялся читать:

«В стародавние времена в некоем царстве-государстве повадилось страшное чудище людей жрать. Ростом выше сосен, глазища что колодцы пекельные, пламенем адским горят, в пасти клычища да зубища железные один другого больше. Идет – земля трясется, летит – гром гремит…»

Вдруг дом будто тряхануло. Боковое зрение Павла Семеновича отметило в вечерней мгле, отделенной от кухни тонким тюлем, шевеление чего-то громадного, неповоротливого. Вспыхнули, ослепляя, два циклопических глаза, сверкнула молния. Лампочка в кухне погасла, и остался лишь болезненно-белый свет из глаз страшилища. Психиатр почувствовал себя точно на хирургическом столе под бестеневой лампой. Внутренности сжались в ожидании хищного прикосновения скальпеля. Воспаленное воображение различило что-то похожее на клыки…

– Твою мать, Вадим! Куда ты дергаешься?

– Да просто ручник не сработал…

– Херник у тебя не сработал! Из-за тебя весь дом обесточили!

Ругань рабочих с улицы отрезвила Павла Семеновича, вырвала из внезапно накатившего кошмара. Головой монстра со светящимися глазами оказалась обыкновенная люлька для высотных работ, растущая из горбатого ЗИЛа; горящими очами – прожекторы по ее краю, а за клыки он принял всего лишь прутья самой люльки. Никакой грозы, конечно же, тоже не было – искрил провод на столбе, поврежденный нерадивыми электриками. Совершенно машинально психиатр вновь опустил взгляд на текст, и света от «глаз чудовища» вполне хватило, чтобы Павел Семенович прочел следующую строчку и испытал странное щемящее чувство, будто твердая и хорошо знакомая ему реальность ползет по швам, аки рубаха нештопаная:

«И жил в том городе один жадный лекарь, что решил обобрать бедную вдову…»

Папа

Надька и Гендос расписались еще на киче, чтобы разрешили долгосрочные свиданки. Приезжала Надька всегда одна, без пацана, но оно и понятно: чего дите на зону тащить? Да и не рассказывала она про него особо, на вопросы отвечала уклончиво, мол, ребенок как ребенок, а Гендос лишний раз интереса не демонстрировал – с его статьей только