Из бездны - Герман Михайлович Шендеров Страница 71

Надька незаметно вынула сотню из кошелька, бросила на тумбочку. Нагуленыш уже накуксился, но Надька чмокнула Гендоса в щетину и скрылась за дверью.

– Ну что, э-э-э… Гулять пойдешь?

– Так нет еще никого, – кивнул Валерка в сторону окна.

Гендос вздохнул – развлекать «прицеп», похоже, придется самому.

– Ладно, мелкий, пошли – экскурсию проведешь.

Нижнешахтинск, надо сказать, выглядел прилично. Многого Гендос от занюханного ПГТ не ждал – сам из провинции. Однако ничего – живут люди. Кафешки там, магазинчики, автомобили не самых дешевых марок, новостройки опять же. Ленин на площади, само собой, в белой «шапке» – голуби постарались.

От нечего делать зашли на базар – поглазеть. А продавщицы так и лезут – тут попробуйте, там отведайте, и мелкому полный карман конфет насыпали. Идет, грызет, слюни по подбородку – довольный. Хотел ему Гендос пистолет с пульками купить – с пацанами по двору гонять, а он шарик, вишь, запросил. Купил ему Гендос шарик с гелием в виде не то тюленя, не то мопса – круглый, болтается, бледный какой-то, невзрачный, а этот идет довольный. На выходе с рынка Гендосу подмигнул калека – сам на доске с колесиками и колодками стучит, бородищей зарос по самые брови. Гендос рявкнул:

– Не подаю!

Обошли поселок за пару часов. Аккуратный, уютный. Вроде на первый взгляд обычное захолустье, но такое – чистенькое, аккуратненькое. Что ни двор – то палисадничек, что ни витрина – так стекло начисто вымыто, асфальт до того подметен, что Гендос первый раз в жизни окурок до мусорки донес – неловко стало сорить. Даже зверья бездомного нет – хоть бы кошака драного встретить; у Гендоса-то по Волжскому такие стаи по весне бегали, что без баллончика на улицу не выйдешь. А тут – тишь да благодать. И кругом бабье – кто белье на веревках развешивает, кто ковер выбивает, кто в парикмахерской марафет наводит. А мужиков раз-два и обчелся, разве что окромя бомжа на базаре, да и тот не мужик, а так, половина.

Вскоре Валерка захныкал, мол, устал, домой хочет. Пришлось вернуться. Во дворе, однако, пацан приободрился. На детской площадке – ухоженного вида, надо сказать, так все и блестит от свежего «Кузбасс-лака», – развлекалась с мелками стайка ребятишек.

– Можно я пойду поиграю?

Гендос пожал плечами. Пацан поспешил к ребятне, сам же Гендос приземлился на скамейку, закурил, от скуки принялся глазеть по сторонам. Вон баба идет. Гляди ж ты, самой уже за полтос, а брюхатая, сумки сама тащит. Гендос подорвался было помочь, потом сел обратно – еще этот малахольный сдриснет куда, потом Надьке объясняй. В конце концов, должен же у нее свой мужик быть! Вон и кольцо у ей обручальное. А мужики-то все где?

Задумавшись, Гендос не заметил, как играющая ребятня забросила мелки и затеяла какую-то мудреную игру: один пацан задрал футболку и натянул на голову, после принялся гоняться за остальными. Те с веселым повизгиванием уворачивались от воды. Только салил тот не руками, а длинными ветками. Вот Валерке едва не прилетело розгой по заднице – он с хохотом опрокинулся наземь, уходя от осаливания. Что-то в движениях воды напрягало: резкие они были, нечеловеческие, будто пацан изображал какую-нибудь тварь из фильма ужасов; впечатление только усиливала белая материя вместо лица – как мешок на голове казненного.

«Глаз бы не вышиб», – испытал Гендос что-то вроде беспокойства и даже заботы, аж сам удивился.

Докурив третью, взглянул на часы – ба, скоро к надзирающему, а он тут в няньку заигрался!

– Эу, фьить! Мелкий! Пошли мамку встречать!

Валерка стянул футболку обратно на грудь – в этот раз он был водой – и, помахав приятелям, побежал к Гендосу. От того не укрылось, что остальные дети застыли и внимательно, как-то даже неприятно внимательно, рассматривают чужака.

– Застегнись! Простудишься – мне Надюха все мозги выест. Пошли, у магазина встретим. Знаешь же, где мамка работает?

Валерка кивнул и, взяв Гендоса за руку, потащил через площадку. Дети не спешили возвращаться к игре, а пристально глядели вслед, почти ощупывали глазами; на секунду Гендосу почудилось, словно и правда липкие и влажные глазные яблоки елозят по коже. Ребятня тоже была вся под стать Валерке: тощие, бледные, тонкокостные, будто собранные по принципу «палка-палка-огуречик», но без огурца. Серые радужки пялились жадно.

Чуть отойдя, Гендос спросил Валерку:

– Чего это они?

Тот пожал плечами.

Надьку дождались у магазина. В неожиданном душевном порыве Гендос на остатки стремительно тающего довольствия купил несколько чахленьких гвоздик у бабки с ведрами. Новоиспеченная супруга вышла – красивая, напомаженная, Гендос аж залюбовался. Чмокнула сперва его, потом Валерку.

– Передаю из рук в руки, а сам это… сдаваться. С повинной, так сказать.

В отделении Гендос долго сидел на скамейке напротив стенда «Разыскиваются». Стенд сиротливо пустовал. На проходной скрипела карандашом по кроссворду мордатая дежурная. В покрытом свежепостеленным линолеумом коридоре царила странная, почти мертвая тишина: не бузили профурсетки в обезьяннике, не шуршали рапортами менты. Гендос не выдержал, спросил дежурную:

– А что, все уехали куда или у вас тут всегда так?

Та зыркнула исподлобья, не ответила. Наконец с побуревшей изнутри от частых чаепитий кружкой в проход выглянула дебелая – как несгораемый шкаф – майорша с ярко накрашенными губами. Отхлебнула чаю, прочла из открытой папки:

– Арзамасов Геннадий? За-а-а мной.

Поманила в кабинет пальцем с длиннющим наращенным ногтем.

«Такими только яйца выкручивать…» – обреченно подумал Гендос.

Усевшись, майорша принялась листать папку, не забывая шумно прихлебывать из чашки; в рот ей попала чаинка, и женщина, недолго думая, сплюнула прямо в дело Гендоса. Тот смиренно сидел и ждал, пока к нему обратятся. И вот страницы в папке кончились. Майорша подняла глаза на поднадзорного; взгляд – на мусорное ведро добрее смотрят.

– Что, Арзамасов, будем знакомиться? Я – Алла Константиновна, твой надзирающий по услов но-досрочному.

– А я…

– А ты – вонючий педофил, – перебила его майорша, – которого нужно было еще на зоне кастрировать, чтоб покладистей был. И на твою характеристику положительную… – Последовал еще один плевок в папку; по бумаге расползлось коричневое пятно. – Так что слушай сюда. Следить я за тобой буду внимательно и пристрастно. Надьку обидишь – пеняй на себя. К дитенку ее лучше вообще не приближайся, понял?

– Да за кого ты… вы меня держите?! Вы дело читали? Ей до шестнадцати месяц оставался!

– Плевала я на твое дело! Тьфу! – На бумаге расплылся еще один коричневый от чая плевок. – Вы для меня все на одно лицо. Накуролесил в своем Волжском, теперь сюда приехал? Смотри, Арзамасов, ты мне за решеткой больше нравишься, так что дурить не рекомендую. Держи-ка вот номер, запиши в телефон. Если на звонок с этого номера не ответишь – перезванивать не буду, вышлю наряд, понял?

– Понял. Только мобилы у меня