Ольга Морозова - Чернокнижник Страница 8

– Готова ли ты, милая? Я весь дрожу с утра… так мне неспокойно…

– О чём ты волнуешься? Что может тебе помешать?

– Не знаю, Надин, не знаю… может… хотя, нет, я не хочу даже думать об этом…

Надин не стала ничего говорить Савве, она молча сидела возле трюмо и смотрела на себя в зеркало. Савва вышел, и до самого вечера Надин его больше не видела.

Когда стемнело, и дом погрузился в сон, Савва зашёл за Надин. Она ждала его одетой. Они спустились и сели в коляску, запряжённую гнедой кобылой. Савва сам занял место кучера.

Заброшенная церковь произвела на Надин гнетущее впечатление. Их появление вспугнуло стаю ворон, и они с противным карканьем поднялись в воздух. Надин невольно вздрогнула. Савва крепко держал её за руку, словно боялся, что она передумает и уйдёт. Такая мысль и правда промелькнула у Надин, но она не хотела показывать Савве, что испугана. «Это игра, – убеждала она себя, – просто игра…» Вороны кружили над полуразрушенной церковью чёрной тучей. Надин и Савва прошли внутрь. Там всё было покрыто паутиной, в воздухе витал запах тлена. Надин стало холодно и страшно, она задрожала. В ответ Савва ещё крепче сжал её руку.

– Ты не должна бояться, – прошептал он, – скоро мы станем самыми могущественными людьми на всём белом свете.

Надин с трудом подавила смешок, ей показалось, что игра зашла слишком далеко. Но Савва явно не был склонен шутить. Он подвёл Надин к алтарю, и её изумлённым глазам предстало ложе, покрытое чёрным покрывалом. Отвечая на немой вопрос, Савва произнёс:

– Это для тебя, моя милая… не правда ли, оно прекрасно? – Савва нежно провёл рукой по чёрному покрывалу, и Надин снова усомнилась в его нормальности. Любопытство сменилось страхом, но Надин старалась не подавать виду. Теперь она увидела, что Савва не играл, и пришла в ужас. Надин огляделась по сторонам. Дверь в церковь, через которую они с Саввой прошли, висела на одной петле, и скрипела, раскачиваемая ветром, который свободно гулял в заброшенном прихожанами Божьем храме. Окна были выбиты и затянуты мерзкой паутиной, алтарь полуразрушен, пол в некоторых местах провалился и зиял чёрными дырами. Надин содрогнулась. Как могла она согласиться участвовать в этом отвратительном действе! Как мог Савва уговорить её?! Теперь Надин плохо понимала. Она попыталась вырвать руку у Саввы, но он удержал её.

– Не нужно этого делать, милая Надин… – произнёс он почти угрожающе.

– Мне зябко, – Надин поёжилась, в подтверждение своих слов, – что ты собираешься делать?

– Мы, дорогая моя, мы собираемся делать… выпей вина и согрейся! – Савва достал откуда-то из-под полы своего чёрного плаща бутылочку и дал Надин.

Надин послушно выпила. Вино имело странный терпкий привкус. Надин поперхнулась и прикрыла рот рукой. У неё закружилась голова. Словно сквозь вату она услышала голос Саввы:

– Раздевайся, дорогая Надин… я хочу тебя… ты будешь моей прямо здесь…

Надин стала послушно расстёгивать платье. Она совершенно не собиралась этого делать, потому что в церкви было очень холодно, а самое главное, она совершенно не хотела осквернять храм, хотя бы и такой, но руки сами начали лихорадочно дёргать пуговицы, почти вырывая их с корнем. Надин не чувствовала своего тела, оказалось, что оно живёт отдельной от неё жизнью. Слово «грех» звенело в ушах Надин, как набат.

Она стояла перед Саввой совершенно обнажённой, даже не пытаясь прикрыться. Несмотря на холод снаружи, она испытывала нестерпимый жар изнутри, её снедало желание… она готова была броситься на Савву и отдаться ему… да что там Савва, она готова была отдаться первому встречному, лишь бы унять пожар, полыхающий у неё в нутре. Надин казалось, что её лоно сейчас вспыхнет, если не вберёт в себя то, что ему положено… если сию же минуту не примет напряжённую мужскую плоть…

Но Савва без особенного интереса окинул взглядом её трепещущее тело и велел ей лечь на ложе. Надин послушно улеглась и раздвинула ноги. Савва провёл рукой по внутренней стороне обнажённого бедра и вдруг засунул пальцы в её промежность. Надин хотела застонать от удовольствия, но не смогла исторгнуть ни звука. Савва вынул пальцы, вытер о полы своего плаща, вытащил книгу и начал бормотать что-то на непонятном Надин языке. Надин попыталась вслушаться в его бессвязную речь, но так и не смогла сосредоточится, она страстно желала только одного – совокупления.

Речь Саввы стала быстрой, он начал выкрикивать отдельные слова, взгляд его остекленел… вдруг он выхватил откуда-то длинный узкий кинжал и с остервенением вонзил его в грудь Надин… потом что-то произнёс и снова вонзил кинжал в нежную розовую плоть…

Надин не успела охнуть… последнее, что уловило её угасающее сознание, был торжествующий вопль Саввы и жуткая, нечеловеческая боль в сердце…

Савва прочитал заклинание и опустил взор на распростёртое на чёрном покрывале белое тело Надин. Белое, залитое красной кровью тело… Савву затрясло. Он наклонился и лизнул языком тёплую кровь… потом жадно приник к ране и стал лакать льющуюся кровь, как собака. Напившись, воздел руки к небу и возопил:

– Отец!!! Я сделал всё, что ты велел!!! Ответь мне!!!

Зловещая тишина стояла в воздухе, Савва рухнул на грязный пол без сознания.

И вдруг, лёжа на холодном полу, заляпанном нечистотами, он услышал голос… Голос что-то говорил, но Савва не мог разобрать, что… голос гремел, он был страшен, но Саввой овладело полное безразличие. Вдруг он почувствовал, как его глаза вылезли из орбит и самостоятельно разместились в пространстве. Его глазные яблоки смотрели прямо на своего хозяина, потом развернулись и уплыли в пустоту… странно, но Савва при этом отнюдь не утратил зрение…

Потом Савву начало рвать, его выкручивало наизнанку, тело содрогалось в ужасных конвульсиях, Савва испытывал нестерпимую боль, он закричал, и исторг из себя свою собственную глотку… с губами. Губы усмехнулись и тоже скрылись в черноте, окружавшей Савву…

Потом от туловища отделилась голова, как будто её отрезали очень острой бритвой… но не упала, а поплыла по воздуху, лишённая губ и глаз, с зияющими на их местах чёрными дырами.

Савва испытывал адские мучения, но по каким-то неведомым причинам видел и ощущал всё, что с ним происходит…

Потом из обезглавленного тела кто-то резким рывком вырвал сердце… сердце билось и трепыхалось, с него капала кровь… с груди свешивались куски кожи… и вот сердце тоже исчезло в бездонном чёрном сумраке.

Потом от исковерканного тела с ужасным хрустом отделились руки…

Савва чувствовал теперь только боль, он весь был болью, сплошной кровавой раной, месивом из костей и мяса… он хотел зарыдать, из-за того, что был так жестоко обманут, но у него не было глаз…

Свечка, горевшая у алтаря, упала на пол, задев край покрывала… оно вспыхнуло, огонь пополз вверх, подгоняемый ветром, лизнул руку Надин… скоро всё ложе полыхало, как гигантский костёр.

Но огню было мало. Он подкрался к телу Саввы, распростёртому на полу, и вцепился в край его чёрного плаща. Потом весело запрыгал по полу, пожирая на своём пути старые прогнившие конструкции.

Через несколько минут церковь пылала, хороня под собой тайну происшедшего здесь святотатства.

То, что церковь полыхает, заметили не сразу. Она находилась на отшибе, далеко от деревни, к тому же была ночь. Уже под утро кто-то из крестьян заметил столбик дыма и отправил мальчишку посмотреть, что случилось и не горит ли лес? Мальчишка вскоре прибежал, запыхавшись, и доложил, что сгорела старая церковь. Мужик махнул рукой, мол, туда ей и дорога… да и никто особенно не горевал по этому поводу – среди местного народа давно ходили слухи, что старую церковь давно облюбовала нечисть для своих забав…

Первым исчезновение Саввы и Надин заметил старик Евдокимыч. Когда к полудню барин с барыней не вышли из своих комнат, он забил тревогу. Их поискали, но нигде не нашли. Никто не знал, куда они делись. Дворовая девка Малашка вспомнила, что видела, как стемнело, барин и барыня сели в повозку и уехали, а более она ничего не знала. Евдокимыч умолял её вспомнить ещё хоть что-то, но Малашка упрямо качала головой, и старик отстал. Чего зазря девку пытать? Неужто ей за повозкой нужно гнаться было?

Вызвали урядника, тот расспросил дворовых, но ничего путного не узнал. Дело открыли, но поиск в окрестностях ничего не дал. Савву и Надин искали несколько месяцев, но безрезультатно. Тогда решено было отдать имение наследникам, если таковые найдутся.

Единственным наследником имения оказалась тёща Саввы, матушка Надин, Дарья Спиридоновна. Она приехала в имение, чтобы доживать тут свои дни, как она выразилась, и скорбеть о пропавших – Савве и Наденьке.

Тут прожила она остаток отмеренных ей лет и тихо скончалась в 1914 году. Похоронили её на местном кладбище. О Савве и Надин никто больше ничего не слышал, а начавшиеся впоследствии события и вовсе стёрли память о них даже у тех, кто их знал.