Олег Кожин - Темная сторона Сети (сборник) Страница 8

Дымов не подумал, как нелепо происходящее, как похоже на кошмарный сон. На его глазах собака загрызла ребенка, а он не успел ничего сделать, даже не попытался его спасти. Медлил и чего-то ждал. Может быть, еще не поздно? Но, ударив хаски кулаком в нос, он предполагал, что рука провалится в темноту. Или наделся на это. Потому что лучше бы происходящему быть сном или видением…

Рука в темноту не провалилась. Костяшки пальцев врезались во что-то холодное и влажное, скользнули по зубам, обдирая кожу, – странно-податливое, расслабленное тело собаки беззвучно отлетело к мойке и шмякнулось на пол. Будто это была мертвая собака. И снова пахнуло дохлым хомячком.

Дымов присел на одно колено и пошарил рукой по полу – там было пусто. Но тут же из угла раздался голос Кирилла:

– Вадик, ты прости. Мне хаска так велела. Я не мог ее не послушать.

Бледное неподвижное лицо выступило из темноты.

– Она… ничего тебе не сделала? – спросил Дымов, отступая в сторону не столько от собаки, сколько от мальчика.

– Она перегрызла мне горло, – спокойно ответил мальчик.

В кармане психиатра заиграл телефон, он снял трубку, долго кивал, повторяя: «Понятно», а потом сказал:

– Дай им по полтаблетки родедорма и оставь в комнате ночник. Можешь посидеть с ними, пока они не заснут… Ничего страшного нет, уверяю. – Он выслушал ответ и сказал раздраженно: – Ну и убери свою Жульетту, раз дети ее боятся.

Он отсоединился и ответил на вопросительный взгляд человека в синем свитере:

– Дети не могут уснуть, мать беспокоится. Кирилл собирался поехать на дачу, но его вовремя отправили обратно в постель.

Человек в свитере взглянул на собеседника неуверенно, если не сказать – удивленно.

– При том, что я не верю в смертельные файлы, мне кажется, это как-то… рискованно… После того, что произошло с братьями Радченко… Есть же не только внушение, но и самовнушение, а ты предлагаешь лишь оставить им ночник… Может, матери от них лучше не уходить?

– Братья Радченко – редчайший случай в моей практике, если не сказать – единственный. И произошедшее с ними вовсе не предполагает, что с братьями Витковскими произойдет то же самое. К тому же я наблюдал за ними всю прошлую ночь – ничего экстраординарного. И… – психиатр улыбнулся, – они же выполнили условие – распространили, так сказать, картинку…

– Ты это серьезно? Про условие?

– Что значит «серьезно»? Выполненное условие должно успокоить их, а не меня. – Он зевнул. – Интернет-легенда гласит, что хаски из окна выбросил ее хозяин. При падении ее морда разбилась об асфальт и приобрела эту чудовищную улыбку. Теперь хаски мстит людям за свою смерть. Это полароидное фото найдено в квартире хозяина после его смерти. Кто его сделал – неизвестно.

– Таких историй о бедных несправедливо убитых призраках я слышал сотни, от «Черного кота» до «Звонка», – проворчал человек в синем свитере. – Да, еще «Медведь – липовая нога». Жаль, фотографий не осталось.

– И тебе тоже перегрызет, – добавил мальчик так же равнодушно.

Дымов не успел задуматься над его ответом – возле мойки зашевелилась собака. Наверное, надо было бежать с этого места. Хотя бы в гостиную, где хоть немного света. Но, оглянувшись, Дымов увидел в проходе бледное лицо мальчика.

– Верней, не совсем она, – продолжил тот, делая шаг навстречу Дымову. – Хаска может вселяться в кого угодно. Мне, например, перегрыз горло мой младший брат. Ночью, когда все спали.

– Сережка? – задохнулся Дымов.

– Почему Сережка? Моего брата зовут Андрей. Это за то, что мы никому не послали smile dog.

Это не Кирилл. Соображал Дымов плохо, видел в темноте еще хуже. Мальчик только напоминал Кирилла, но не более.

Хаски села возле мойки и широко улыбнулась. На секунду Дымов почувствовал себя загнанным в угол, одиноким и беспомощным, безоружным. Мальчик сделал два шага назад и сел на пол, на его лицо упал тусклый свет, и Дымов увидел еще одну улыбку хаски – на его шее.

Нельзя поворачиваться к собаке спиной, тем более нельзя от нее убегать. Пусть это ненастоящая, несуществующая, нарисованная, выдуманная собака – нельзя подставлять ей шею. И лучше бы у выхода в гостиную сидела она, потому что ударить ощерившуюся собаку можно, а ребенка… Нет, Дымов не мог ударить ребенка, не мог даже оттолкнуть.

– А тебя загрызут волкодавы. За то, что ты сжег картинку, – сказал мальчик. – Хаска им велит, и они тебя загрызут.

Хаски кивнула с улыбкой.

Дымов не любил, когда его пугают. Это вызывало в нем раздражение, а не страх. Он пожал плечами, пробормотал «посмотрим» и шагнул к выходу из кухни. Мальчик не шевельнулся, лишь приподнял подбородок, от чего улыбка на его шее стала еще шире. Но хаски движение Дымова не понравилось – он услышал угрожающий рык и резко оглянулся.

Эта нарисованная тварь не давала ему покоя в самый долгожданный из вечеров! Она еще в сторожке надоела ему так, что он сжег ее изображение!

– Ты еще и рычать на меня будешь? – спросил Дымов, глядя в маленькие дурные глазки.

Пожалуй, он не мог точно сказать, на что злится сильней: на нарисованную собаку или на свой собственный страх перед ней. Он натянул рукава ватника на пальцы и двинулся на хаски. Настоящая, живая собака отступила бы, испугалась, хаски же только подалась вперед. И улыбка ее перестала быть улыбкой, превратившись в жуткий оскал. Не злостью – холодной яростью дохнуло на Дымова, волнами покатилась спокойная уверенность зверя в своей непобедимости. Но и Дымову было не занимать спокойствия и уверенности.

Он ударил сверху вниз в тот миг, когда хаски прыгнула вверх, целясь зубами в горло. Собака мешком свалилась к его ногам… Дымов не ожидал столь легкой победы, но решил ее закрепить, ухватив хаски за загривок, – и под рукой разъехалась покрытая шерстью плоть: это была не собака, а гнилой вонючий труп собаки…

– Думаешь, испугаюсь и отпущу? – процедил Дымов сквозь зубы. – Не дождешься…

От входа вдруг раздался шум ветра, потянуло холодом – будто открылась дверь. Дымов глянул в сторону гостиной – мальчика не было в проеме, зато по паркету осторожно клацнули собачьи когти. Волкодавы…

Они шли через гостиную медленно и неуверенно: не привыкли к такой бесцеремонности – разгуливать по хозяйским апартаментам. Но Дымов словно видел их опущенные к полу головы, взгляды исподлобья – они не просто приближались, они подкрадывались к добыче. И добычей их был он, Дымов.

Расползающаяся плоть выскользнула из захвата, тело собаки шлепнулось под ноги, и Дымов отступил на два шага, задохнувшись запахом тухлятины.