Брэм Стокер - Талисман мумии Страница 8

– Его лапа напоминает боксёрскую перчатку, полную когтей, – заметил я, и девушка улыбнулась.

– Так и должно быть. Вы не заметили, что у моего Сильвио семь пальцев, смотрите!

Она раскрыла лапу и в самом деле, на ней было семь отдельных когтей, каждый словно в нежной, подобной скорлупе, оболочке. Я нежно погладил лапу, из неё высунулись когти, и один из них случайно – потому что кот не сердился и мурлыкал – вонзился мне в руку. Я отдёрнул её, и у меня невольно вырвалось:

– Э, да у него когти как бритвы!

Доктор Винчестер, подойдя к нам поближе, наклонился и осмотрел кошачьи когти. Услышав моё восклицание, он резко охнул.

Я услышал, как у него перехватило дыхание. Пока я ласкал уже успокоившегося кота, доктор отошёл к столу и, вырвав лист промокательной бумаги из блокнота для записей, вернулся. Положив бумагу себе на ладонь, он коротко извинился перед мисс Трелони, поместил на него кошачью лапу и прижал её другой рукой. Похоже, надменному коту не понравилась эта фамильярность, и он попытался убрать лапу. Это явно совпало с желанием доктора, потому что одновременно кот выпустил когти и проделал несколько прорезей в мягкой бумаге. Затем мисс Трелони унесла своего любимца. Через пару минут она вернулась со словами:

– Невероятно странная история с этой мумией! Когда Сильвио пришёл в эту комнату впервые, – ведь я взяла его котёнком, чтобы показать отцу, – он проделал тот же путь. Он вспрыгнул на стол и попытался поцарапать или укусить мумию. Это так рассердило отца, что он наложил запрет на беднягу Сильвио. Лишь условное разрешение, полученное через меня, удержало его в доме.

Пока девушки не было в комнате, доктор Винчестер снял повязку с кисти её отца. Теперь рука была вполне чистой и отдельные порезы выступали на ней ярко-красными линиями. Доктор сложил бумагу поперёк линии проколов, сделанных кошачьими когтями, и наложил её на рану. Сделав это, он торжествующе поднял глаза и поманил нас к себе.

Прорези в бумаге соответствовали ранам на кисти! Объяснение было излишним, и он лишь добавил:

– Мастеру Сильвио лучше было не нарушать своего слова!

С минуту мы помолчали. Вдруг мисс Трелони сказала:

– Но Сильвио не было здесь прошлой ночью!

– Вы уверены? И смогли бы доказать это в случае необходимости?

Она чуть помедлила, прежде чем ответила:

– Я уверена в этом, но, боюсь, это трудно доказать. Сильвио спит в корзине в моей комнате. Я определённо положила его туда прошлой ночью: отчётливо помню, как укрыла его одеяльцем и подоткнула края. Сегодня утром я сама вынула его из корзины. И, конечно, я не замечала его здесь, хотя это не имеет большого значения, так как я очень беспокоилась о бедном отце и была слишком занята, чтобы замечать Сильвио.

Доктор покачал головой и несколько печально заметил:

– Во всяком случае, доказать что-либо бесполезно. Любой кот на свете уже очистил бы следы крови со своих лап и успел бы сделать это сотню раз за истёкшее время.

Мы снова замолчали, и вновь молчание прервала мисс Трелони:

– Но, по-моему, бедняга Сильвио все же никак не мог поранить отца. Моя дверь была закрыта, когда я впервые услышала шум, а дверь отца была закрыта, когда я прислушалась к ней. А когда я вошла, рана уже была нанесена, так что она должна была появиться до того, как туда мог попасть Сильвио.

Это рассуждение имело достоинство, особенно для меня, как для барристера, поскольку оно могло удовлетворить присяжных. Я получил явное удовольствие, когда с Сильвио была снята вина, – возможно, потому, что он был котом мисс Трелони и её любимцем. Счастливый кот! Хозяйка Сильвио явно обрадовалась моим словам: «Вердикт: не виновен!»

Доктор Винчестер, помолчав, заметил:

– Приношу извинения мастеру Сильвио, но я все же озадачен его гневом против этой мумии. А к другим мумиям в этом доме он относится так же? У входа я видел три штуки.

– Здесь их множество, – ответила она. – Иногда я не знаю, где нахожусь

– в частном доме или в Британском музее. Но Сильвио не интересуется ни одной из них, кроме этой. Полагаю, это из-за того, что мумия принадлежит животному, а не мужчине или женщине.

– Возможно, она принадлежит коту! – произнёс доктор и перешёл через комнату, чтобы взглянуть на мумию повнимательней. – Да, – продолжал он, – это мумия кошки и также весьма прекрасной. Не будь она особой любимицей некой важной особы, её никогда не удостоили бы такой чести. Взгляните! Окрашенный футляр и обсидиановые глаза – в точности, как у человеческой мумии. Необычная вещь знание, передающееся от рода к роду. Вот мёртвая кошка, ей, по-видимому, четыре или пять тысяч лет, и другой кот другой породы, живущий практически в другом мире, готов наброситься на неё, словно она вовсе не мертва. Мне хотелось бы немного поэкспериментировать с этой кошкой, если вы не возражаете, мисс Трелони.

Чуть помедлив, хозяйка отвечала:

– Ну конечно, делайте все, что сочтёте нужным или мудрым, но, я надеюсь, это не принесёт вреда или беспокойства моему бедному Сильвио.

– О, с ним все будет в порядке; мои симпатии будут принадлежать другой стороне.

– Поясните подробнее.

– Мастер Сильвио будет нападать, а другая кошка страдать.

– Страдать? – в её голосе прозвучала нотка боли. Доктор успокаивающе улыбнулся.

– Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Она пострадает не в том смысле, как мы это понимаем, за исключением, быть может, внешнего вида и структуры.

– Ради Бога, о чем это вы?

– Да просто, дорогая юная леди, антагонистом будет мумия-кошка наподобие этой. Полагаю, на Музейной улице их множество. Я возьму одну из них и помещу вместо этой – вы не посчитаете это нарушением инструкций вашего отца, надеюсь. И тогда мы сможем узнать для начала, питает ли неприязнь Сильвио ко всем мумиям-кошкам или же именно к этой.

– Не знаю, – неуверенно произнесла мисс Трелони. – Инструкции отца не допускают никаких компромиссов. – Помолчав, она продолжала: – Но, конечно, обстоятельства требуют, чтобы было сделано все, что может пойти ему на пользу. Пожалуй, с этой мумией не может быть связано ничего особенного.

Доктор Винчестер промолчал. Он застыл на стуле с таким мрачным видом, что часть этого настроения передалась мне, и я с волнением начинал постигать ранее не осознанную необычность дела, в котором принял столь глубокое участие. Эта мысль вызвала нескончаемую цепь ей подобных. Она росла, давала ростки и воспроизводилась тысячью различных способов. Комната и все, что в ней было, порождали странные мысли. Столь многие древние реликты непроизвольно уносили вас в странные земли и странные времена. Множество мумий и связанных с мумиями предметов, пропитавшихся запахами битума, специй и смол – ароматами Нарда и Черкессии, не позволяли забыть прошлое. Разумеется, комната была слабо освещена, и даже этот свет заботливо прикрывали ширмы. Сюда не допускался прямой свет, способный проявить себя самостоятельной силой или сущностью и войти в компаньоны. Комната была большой и обладала высокими по отношению к размеру стенами. В ней с избытком хватало места для множества вещиц, не часто появляющихся в спальнях. Дальние углы комнаты казались причудливыми тенями. Не раз многочисленное присутствие мёртвых и прошлого овладевали мной с такой силой, что я непроизвольно и испуганно оглядывался, будто ожидая увидеть некую странную личность или попасть под влияние. В такие минуты меня не могло полностью утешить и успокоить даже несомненное присутствие доктора Винчестера и мисс Трелони. Поэтому я с явным облегчением увидел в комнате новую личность в облике сиделки Кеннеди. Несомненно, эта деловая, уверенная и способная молодая женщина привнесла элемент безопасности в мир их необузданных фантазий. Казалось, все вокруг проникалось исходившими от неё эманациями здравого смысла. Вплоть до этой минуты я окружал своими фантазиями больного так, что в конечном итоге все относящееся к нему, включая меня, переплелось и слилось воедино будто… Но вот она пришла, и он вновь принял надлежащие пропорции в качестве пациента, комната стала палатой для больного, а тени потеряли пугающие свойства. Единственным не поддающимся устранению, был необычный египетский запах. Можете поместить мумию в стеклянный футляр и герметично запечатать его, чтобы не проникал корродирующий воздух, но она по-прежнему будет испускать свой запах. Может показаться, что четыре или пять тысячелетий истощают действующие на обоняние свойства любого предмета, но опыт учит, что эти запахи живут и тайны их неизвестны нам. Сегодня они остаются такими же загадочными, как и в тот миг, когда люди, бальзамировавшие тело, укладывали его в натронную ванну.