Сакс Ромер - Ведьмино отродье Страница 8

Роберт ответил резко и решительно:

— Он снимает роскошные апартаменты на Пикадилли.

— Ты там бывал?

— Нет.

— Навести его. Воспользуйся первой же возможностью и навести. Если бы ты не узнал обо всем еще тогда, в Оксфорде, мы бы до сих пор пребывали в неведении! Тебе никогда не нравился Энтони Феррара — он никому не нравится, но ты же навещал его в колледже. Продолжай наносить ему визиты и здесь, в городе.

Роберт встал и закурил сигарету.

— Вы правы, сэр! — сказал он. — Рад, что вы со мной. Кстати, как насчет…?

— Майры? Пока она остается дома. С ней миссис Хьюм и все старые слуги. Позже мы решим, что делать. Хотя ты сам можешь съездить и проведать ее.

— Так и поступлю, сэр. До встречи!

— До свидания, — сказал доктор Кеан и нажал кнопку звонка, чтобы Марстон проводил посетителя и пригласил следующего пациента.

Роберт Кеан нерешительно застыл на Хаф-Мун-стрит: вся его душевная борьба отражалась на лице. Он может отправиться к Майре Дюкен, и там его обязательно пригласят остаться к обеду; но не лучше ли пойти к Энтони

Ферраре? Он остановился на втором, пусть и менее приятном, визите.

Направляясь к Пикадилли, он обдумывал, не явится ли мрачная сверхъестественная тайна, известная ему с отцом, препятствием для успешной карьеры в журналистике. Она, волнующая, демоническая, постоянно отвлекала его от работы. Чувство яростного негодования, которое он испытывал по отношению к Энтони, становилось сильнее с каждым шагом. Феррара был пауком, сплетающим сеть, и в ней оказались доктор Кеан, сам Роберт — и Майра Дюкен. Остальные, попавшие в нее и притянутые в самое сердце нечестивого лабиринта, были уже пожраны. В сознании Кеана фигура Энтони Феррары приобрела очертания чудовища, упыря, злого духа.

Он уже поднимался по мраморным ступеням. Перед входом в лифт остановился и позвонил.

Феррара расположился в дорогой квартире на втором этаже. Двери открыл одетый во все белое слуга, явно родом с Востока.

«Опять чертовы театральные эффекты! — пробормотал Кеан. — Ему бы на концертах фокусы показывать».

С поклонами и улыбками посетителя препроводили в небольшую гостиную. Стены и потолок комнаты поражали ажурной ориентальной резьбой по сандаловому дереву. В нишах, или скорее в стенных шкафах, стояли прелюбопытнейшие вазы и другие сосуды. Двери были задрапированы тяжелыми, богато украшенными портьерами. Посреди мозаичного пола бил фонтан. У одной из стен стоял мягкий диван: дневной свет не доходил до него, и над диваном горел узорчатый светильник со вставками из синего стекла, придающий всему окружающему особую атмосферу. Серебряная мибхара или курильница, стоявшая сбоку от дивана, испускала слабый аромат. Слуга удалился.

«Святые небеса, — ворчал с отвращением Кеан, — так ему ненадолго хватит денег покойного сэра Майкла». Он бросил взгляд на дымящуюся мибхару: «Фу! Изнеженное животное! Это же амбра!»

Вся ненормальность этого логова восточной распущенности получила свой приговор из уст худого благовоспитанного шотландца со свежим чисто выбритым лицом и типично британскими манерами.

Смуглый дворецкий отодвинул занавес и жестом пригласил его в комнату, низко поклонившись, когда гость проходил мимо. Кеан оказался в кабинете Феррары. За каминной решеткой ярко пылал огонь, и в помещении стояла невыносимая жара.

Роберт заметил, что помещение являло собой тщательно продуманную копию кабинета Энтони в Оксфорде, только было, конечно, просторнее, и вся обстановка выглядела роскошнее за счет паласов, подушек и ковров, обильно покрывающих пол. Но на месте оказались и захламленный стол, и невероятный инструментарий, и странная серебряная лампа; мумии тоже никуда не делись; здесь же были старинные книги, папирусные свитки, заспиртованные змеи, кошки и ибисы, статуэтки Исиды, Осириса и других нильских божеств, а также многочисленные фотографии женщин (или «гарема», как подумалось Кеану в Оксфорде). Энтони Феррара тоже находился в кабинете.

На нем был серебристый халат, отделанный лебяжьим пухом, как при встрече в оксфордской квартире. На словно выточенном из слоновой кости лице играла улыбка, но отнюдь не доброжелательная: улыбались только алые губы, а глаза, продолговатые и блестящие под четко обрисованными бровями, были безрадостны и даже зловещи. Если бы не короткие блеклые волосы, его можно было бы принять за красивую, но порочную женщину.

— Дорогой Кеан, какой приятный визит. Ты молодец, что зашел!

Голос был хриповат и вновь очаровал Роберта своей мелодичностью, хотя говорил Феррара равнодушно и неискренне. Было вполне объяснимо, почему женщины, правда, лишь некоторые, были словно воск в руках сладкоголосого соблазнителя.

Гость коротко кивнул. Кеан был плохим актером, к тому же сама «роль» давила на него. Пока Феррара говорил,

им можно было плениться, но когда молчал, становился отвратителен. Энтони это знал, поэтому говорил без умолку — и красноречиво.

— Ты неплохо устроился, — сказал Кеан.

— А почему бы и нет, мой дорогой друг? Каждый из нас чуть-чуть сибарит. Так зачем сопротивляться столь восхитительной склонности? Спартанская философия ощутимо нелепа. Это все равно, что зайти в розарий и зажать нос, оставаться на солнце рядом с тенистой беседкой, променять сочные вкусные фрукты на горькую придорожную траву!

— Понятно! — отрубил Кеан. — Не думаешь заняться делом?

— Делом! — Энтони улыбнулся и откинулся на гору подушек. — Прости, Кеан, но я с радостью и без колебаний оставлю все дела более суровым персонажам — таким, как ты, например.

Он протянул серебряный портсигар, но Роберт отказался, присев на краешек стола.

— Нет, благодарю. Я и так слишком много курил сегодня, даже во рту горчит.

— Дружище, — Феррара поднялся, — у меня есть вино, и я со всей ответственностью заявляю, что подобного ты никогда не пробовал, — чистый нектар. С самого Кипра…

Кеан приподнял руку — жестами и манерами он близко напоминал отца.

— Спасибо, не стоит. Как-нибудь в другой раз, Феррара. Да и не пью я вино.

— Виски с содовой? Старый добрый британский бренди с той же содовой? Или благородный скотч с минеральной?

В хриплом голосе Энтони звучал смешок или даже откровенная насмешка. Но Кеан невозмутимо покачал головой и выдавил улыбку.

— Огромное спасибо, я так рано не пью.

Он встал и начал расхаживать по комнате, рассматривая разбросанные по ней многочисленные диковинки. Особое внимание он уделил фотографиям. Потом, подойдя к огромному стеллажу, начал разглядывать ряды амулетов,