Нина Дьяченко - Пленники вампиров Страница 9

Я смолчал, честно говоря, я не знал, что на это ответить. Сказать: «Да», значит признать, что я его хорошо помню, а мне не хотелось признаваться в слабости к незнакомым красивым мужчинам. Ничего не ответить было бы невежливо и неловко. — Возможно, — наконец выбрал я самый невинный вариант.

Его улыбка ослепила меня, как солнце, бьющее прямо в глаза. — А я тебя очень хорошо запомнил. Мне показалось, что ты в подобном заведении впервые.

— Почти. Я редко куда-то хожу.

— Почему? Замыкаться в себе — просто заживо похоронить себя в ветхой могиле, — наставительно сообщил он. — Молодые люди должны вовсю радоваться жизни. Вдруг они не доживут до старости? Вдруг их кто-то убьет? Какой-нибудь маньяк, например. Его губы раздвинулись ещё шире, мне показалось, что его зубы — вставная челюсть, настолько они казались белыми и безукоризненными. Я сразу подумал о фарфоровых зубках кинозвёзд, которыми они с успехом заменяют настоящие, изъеденные жизнью.

— У тебя глаза настоящие или это линзы? — неожиданно спросил я. Почему-то разговор с ним начал действовать мне на нервы. Я ощутил покалывание на теле — опасность! — казалось, сигнализировало оно.

«Дурак! Тебя так запугала твоя мамочка, что в любом необычном человеке ты сразу же видишь опасность!» — в сердцах обругал я сам себя. Я не мог позволить подсознанию срывать мне свидание, возможно, последнее в моей жизни. До следующего, я, возможно, уже не доживу — покончу с собой. Мамочка меня доконает. Сведёт с ума. А потом или я её убью, или она меня.

— Настоящие? — он провёл белой ладонью по густым, отливающими синевой волосам. — Смотря что считать настоящим. Да, я такой, каким тебе кажусь. Линз у меня нет — зрение у меня хорошее, — он тихонько, довольно засмеялся, словно потешался надо мной, — просто идеальное!

— Некоторые носят линзы, чтобы менять себе цвет глаза. Что-нибудь экстравагантное: жёлтые линзы, изумрудные или синие. А иногда даже фиолетовые. Ведь фиолетовых глаз не бывает, да и такие синие, как у тебя, встречаются очень редко.

— У одного чело… моего знакомого… фиолетовые глаза. Честное слово! И они ему очень идут, — ответил он, блаженно улыбаясь, словно вспомнил кого-то важного или любимого. Меня охватила ревность.

— Это ваша девушка? — вырвалось у меня. Я готов был прикусить себя язык за горячность тона. Я вёл себя просто как придурок.

— Нет, и даже не мой парень. Кстати, мне хотелось бы с тобой встретиться в неформальной обстановке. Правда, кафе я не люблю, к тебе в дом я не пойду… — вслух раздумывал он, будто я уже сказал: «Да». — Так что же остаётся? Ага, мой дом! Я тут снял один очень миленький домик в старинном колониальном стиле. Но я буду в вашем городе только неделю, так что… Его глаза впились в мои совершенно красноречивым образом. В них я без труда прочёл интимное приглашение, сексуальный призыв. — Если вздумаешь меня навестить, вот моя визитка. В его пальцах очутился прямоугольный кусок бумаги, незаметно, как у фокусника. Словно он достал её прямо из воздуха. — Позвони мне на мобильный. Однако, только в течении недели, до семнадцатого июля! Потом ты меня не найдёшь. Никогда.

— И что такого интересного вы мне можете рассказать? — немного нагло поинтересовался я, желая сгладить двусмысленность ситуации. Я чувствовал, как горят мои щёки.

— О, много интересного! И рассказать, и показать, — он неприлично хохотнул, что, признаюсь, покоробило меня. — У меня богатый опыт… общения… с молодёжью, — заметил он, делая двусмысленные паузы. — Буду ждать твоего звонка. Очень сильно.

Зазвучало, как признание.

Он грациозно развернулся и быстро пошёл прочь.

Я поспешил домой, зная, что каждая минута задержки грозит маме сердечным приступом.

По дороге домой я мучительно размышлял о том, как незаметно встреться с ним. «Чёрт, я ведь даже забыл спросить его имя! И он не спросил моё! И что я скажу по-телефону? Эй, ты?» — корил я себя.

В тот момент я уже ЗНАЛ, что позвоню по этому телефону. Знал, что попытаюсь с ним увидеться, а там — будь что будет.

«В крайнем случае, я всегда смогу себя защитить, если что-то пойдёт не так», — утешал я своё разбушевавшееся подсознание, которое упорно не желало приходить в восторг. Моему подсознанию казалось чрезвычайно подозрительной его память про мой недолгий визит в бар и нашу короткую встречу, во время которой он ни разу — я это помнил! — ни глянул на меня. Это я упорно глазел на него, а он же на меня — нет. Также, моё подсознание желало знать, что мой незнакомый красавчик делает в моём забытом людьми городке. И почему-то он дал свой телефон, даже не поинтересовавшись моим именем. И, полностью убеждённый, что я ему позвоню. Это читалось в его словах, жестах, взглядах. Словно он знал о том, насколько мне понравился. Знал про мои тайные слабости и порочные желания, которые я скрывал ото всех, а тем более, от себя самого.

Мать была очень больна, поэтому впервые не смотрела на часы, и не обратила внимание, что я отсутствовал гораздо больше, чем требовалось. Ведь мои маршруты она изучила до минуты! И когда я хоть немного задерживался, начинала курить и пила успокоительное. Чтобы внушить мне чувство вины. Я давно разгадал её мелкие трюки. И подумал: «А вдруг она таким же образом всё знает и обо мне?»

То, что она читает эмоции по моему лицу, я знал. Трудно было не заметить слона в стоге сена! И я решил придумать объяснение своему, несомненно взволнованному выражению лица.

— Мам, представляешь, в супермаркете произошла кража! Толстую негритянку словили прямо возле моей кассы! Вот почему я немного запоздал, — выпалил я на пороге её комнаты.

Мама выглядела очень бледной и запивала таблетки. Правда, на этот раз от простуды, а не успокоительные. Она куталась в шерстяную шаль, несмотря на летнюю жару. — Правда? Какой ужас! — равнодушно заметила она. Всё, что не касалось меня… нас… было ей безразличным. Пожалуй, взволновать её могла только атомная бомба, и то, если бы взорвалась рядом с нашим домом.

Я бился над планами встречи с моим таинственным незнакомцем. Я ведь не мог просто позвонить ему. Я хотел с ним увидеться, и не на пять минут, конечно. В мозги вползала сумасшедшая идея, что он мог бы взять меня с собой, когда уедет. Я упорно отбрасывал эту безумную идею, но она упорно возвращалась.

«Идиот, вы ещё даже не знакомы, а ты мечтаешь чёрт-те о чём!» — обругал я свою фантазию. Но возбуждение распирало меня, унося в мир грёз. Я представлял себе, как ночью вылезаю из окна. Способа надолго уйти днём я не мог себе даже представить, и потихоньку начал ненавидеть свою безумную мать.

Однако, увидев её слабой и бледной, я оттаял. Я даже забыл про необычную встречу, снедаемый беспокойством о её здоровье. — Мама, что с тобой?