Аркадий Эйзлер - Быть человеком Страница 4

И дело вовсе не в том, что гения отравил менее талантливый завистник Сальери, хотя в эту легенду искренне верил другой сердцеед – Пушкин. Просто, говоря современным языком, сексапильный Моцарт при наличии законной жены слишком часто пользовался услугами проституток, что и доказал недавно математик, доцент из Кельна Л. Коммен. Половину своего последнего года жизни Моцарт, согласно немецкому исследователю, был заражен сифилисом и начал по совету влиятельных личностей того времени лечить себя ртутью. Эксперимент не удался, композитор стал жертвой как развивающейся болезни, так и смертельного отравления организма. Поэтому те звуки музыки, которые услаждают слух не одного поколения людей, вызывая в нас самые лучшие чувства удовольствия и радости, и которые в виде кассеты американский губернатор требовал класть в колыбель каждого новорожденного, видя в этом колоссальный воспитательный эффект, имеют очень мало общего с моралью самого их создателя. Не удивительно и то, что любимая и воспетая им жена впервые появилась у могилы покойного лишь 17 лет спустя.

Эта удивительная наука

Наука непогрешима, но ученые часто ошибаются.

Однако вернемся к размышлениям нашего почтенного предка, осознавшего действие и наличие двойной морали у великих интерпретаторов и гуманистов прошлого. Конечно, для более глубокого осмысления проблем или хотя бы части из них, применительно к сегодняшнему дню, он обратится за помощью к науке как своего рода посреднице между моралью и обществом. Именно от науки ждут ответов и решений, ее финансируют и поощряют, а рынок способствует агрессивной динамике ее развития, что приводит к достижению исключительных успехов в приоритетных направлениях. Но часто сама наука преподносит неоднозначные решения, вызывающие сомнения и споры в обществе. Мы вырвали у природы такие силы, которыми не можем управлять ни физически, ни духовно. Работы физиков с мирным атомом, а в результате – создание атомной бомбы как угроза жизни всей планеты – вот пример, который может служить тому предупреждением. Этот горький урок распространяется на любую отрасль знаний, стоящую в своем развитии перед болезненным выбором между всеми «за» и «против» и вызывающую одновременно чувства любопытства и страха перед очередной попыткой, которая может закончиться роковой ошибкой. Наша любовь к новому, к сенсациям не знает границ. О, как мы любим всякого рода новости! Например, новость об очередной находке заснеженной мумии побила по рейтингам трансляцию церемонии открытия Олимпиады в Пекине. Используя нашу любознательность и постоянную тягу к неизвестному, журналисты постоянно ищут сенсации и находят их или, во всяком случае, стремятся найти – по большей части в науке. Являясь кладезем идей и фантастических намеков, именно теоретические науки вырываются вперед, и часто не имея никакой доказательной базы, радостно рапортуют обществу о своих будущих предполагаемых достижениях. Новости подхватываются журналистами, которые в поисках сенсации так интерпретируют сообщения ученых, что обыватель получает их в виде порции десерта, как панацею от всех бед или как сценарий фильма ужасов.

К великой радости «зеленых», антиглобалистов и других возмутителей спокойствия, бросающих в толпу очередные протесты, общество всегда против ужасов, и конечно, оно пойдет на баррикады протестовать и громить не абстрактное небо, а конкретный близлежащий «Макдоналдс». Положительные же известия обыватель принимает, как само собой разумеющееся, как опеку Бога – мол, не зря же мы обращаемся к нему с молитвами!

Мораль не только многолика – к ней апеллируют все без исключения. Она еще и легко изменяет форму, подобно воде в сосуде: каждый ее использует для своей выгоды, подгоняя под свои личные интересы и ситуации. Постоянно изменяясь, она остается, тем не менее, инфантильной, в основе своей догматичной и косной, с величайшим трудом приспосабливаясь к окружающей действительности. Это позволяет человечеству пронести сквозь столетия преемственность и неизмененные, не искаженные бесконечными катастрофами, критерии и идеалы, определяющие классические принципы взаимоотношений и сосуществования полов, рас, поколений.

Мораль всегда искала общий язык с законом. То, что было нормой в одном столетии, может считаться вопиющим преступлением в другом, и наоборот. Около 200 лет назад кровопускание посредством пиявок считалось первой помощью. В результате подобного лечения больные туберкулезом умирали от потери крови, но это фактически убийство было оправдано невежеством. Сегодня то же действо квалифицировалось бы как умышленное убийство. В Германии ученые, клонировавшие овцу, могли быть приговорены к 5 годам тюрьмы, а в Англии до недавнего времени даже к 10. В Америке же они нашли пламенное признание, позволив моментально пройти, вместе с территориальными границами, путь от «уголовников» до «заслуженных ученых».

Сто лет назад доктор Альцгеймер и его работы в области изучения головного мозга подвергались остракизму, насмешкам, замалчиванию. Аморальность своего коллеги ученые-врачи видели уже в самом факте рассечения мозга умерших людей. Когда он впервые, в ноябре 1906 г., на заседании психиатров юго-западной Германии в присутствии почти сотни специалистов-коллег сделал доклад о результатах своих работ, ученые восприняли его сообщение как оскорбление основ врачебной этики, и даже не критика была доктору ответом, а гнетущая тишина. Научная литература тоже ни одним словом не обмолвилась о великом открытии. Сегодня на лечение этого заболевания, названного в честь его открывателя болезнью Альцгеймера (БА), занимающего четвертое место по количеству летальных исходов, тратятся гигантские средства, и это полностью отвечает моральной потребности времени.

Человечество, в соответствии со своей современной моралью, осыпает благодарностями и наградами ученых за выдающиеся вклады, например, в развитие биохимии, нейробиологии и терапии мозга. В 2000 г. высшую награду нашей планеты – звание Нобелевского лауреата – получил шведский ученый A. Карлссон. Он установил прохождение сигналов в мозге благодаря наличию допамина – вещества, передающего информацию между нервными окончаниями клеток. А сколько надо было потратить сил и времени, сколько вскрыть черепов умерших людей, чтобы заметить, выделить и дать обоснование нейробиохимическим процессам, протекающим в человеческом мозге, выявить функции отдельных его частей и их взаимодействие, определить влияние всего этого комплекса на человека!

Исторические примеры наглядно преподносят нам не только опасность, которую представляют для науки запреты и псевдоэтика, но одновременно и то, как много дополнительных страданий вызывают ненужные табу, когда, по мнению большинства, открытия не соответствуют «морали времени». Сила демократического общества именно в том и состоит, что его законодательство формируется постепенно, учитывая прогрессивное развитие (научное в том числе) самого общества. Законы эффективны только тогда, когда без давления государства большая часть общества согласна с заложенными в них принципами. В противном случае добиться законопослушания можно лишь с помощью карательных мер.

Жизнь показывает: все, что в большинстве своем одобрено и практически принято населением, будет на долговременной основе закреплено демократией. И все же законы, касающиеся таких деликатных тем, как прерывание беременности, развитие генной технологии, клонирование людей защищают нас мало – их последствия непредсказуемы и не осознаны до конца. Сколько оптимистов с самого начала однозначно поверило в возможность трансплантации сердца? Какие массовые выступления протеста на улицах вызвала эта операция! Но при успехе они переросли в демонстрации всеобщего ликования. Пациент с пересаженным сердцем живет три дня, другой – две недели, третий – три месяца! Какой триумф, какое всеобщее преклонение! Хирург-новатор, словно космонавт, купается во всеобщем восхищении. Теперь трансплантации и сердца, и других органов стали обычной практикой, удобно вписавшейся в понятия этики и морали. Умирающий католик может завещать свое здоровое сердце любому больному, будь то еврей, мусульманин, протестант или атеист. Церковь молчит, общество торжествует.

Мораль и наука

Наука сделала нас богами раньше, чем мы научились быть людьми.

Начиная с XVII столетия, наука начала стремительно развиваться. Отчасти это было связано с быстрым ростом количества ученых и инженеров. В 60-х годах американский историк Д. де Солла Прайс (D. de Solla Price) пришел к заключению, согласно которому за последние 300 лет число ученых и инженеров удваивалось каждое десятилетие. Такой же прирост населения происходил только за 40–50 лет. Это означает, что наука, как редкий вид занятости, которым занималось лишь незначительное число людей, превратилась в важнейшую структуру современного общества. Занятие научной деятельностью перестало быть чем-то необычным, элитарным. Длительный процесс развития науки достиг своей особой интенсивности в первой трети XX в. Ярчайший пример – Великобритания, заслужившая еще с XVI столетия славу великой научной нации. По примерным оценкам, в 1902 г. там насчитывалось около 2,5 тыс. ученых естественных наук. В 1914 г. это число увеличилось втрое, в 1939 г., опять же, утроилось по отношению к 1914 г. А в 1966 г. уже называлась цифра почти 150 тысяч! Следовательно, количество ученых за 64 года выросло примерно в 60 раз. Однако исследования Прайса обозначили и другую картину. Можно предположить, что в обозримом будущем этот бурный рост должен замедлиться, иначе такие темпы приведут к абсурдным последствиям, и во второй половине XXI в. все население Земли будет занято научными исследованиями. И такое замедление роста науки уже наблюдается в последние десятилетия, несмотря на то, что огромный потенциал ее роста еще не исчерпан и существует во многих, менее развитых, регионах мира. Другой убедительной цифрой, выражающей рост и расширение научных изысканий, стали ассигнования, выделяемые на исследования и развитие науки в отношении к валовому национальному продукту. В Англии в 30-х гг. XX столетия эта доля составляла лишь 0,3 %. В середине 60-х она достигла своей кульминации в 2,5 %, но в последствии снова опустилась до 2 %. Похожая ситуация складывается и с другими ведущими научными державами мира, такими как США, Япония, Германия, Франция, Швейцария и Швеция. Расходы на науку там колеблются (кроме Швеции, где эта цифра гораздо выше) между 2 и 3 %, и пока нет никаких признаков, что эти цифры резко изменятся. Мы видим, что человечество значительно поумнело, хотя проблем у него не поубавилось. Разумеется, все новейшие достижения и открытия мгновенно выхватываются из университетских лабораторий, становясь ширпотребом. Другого и не следует ожидать. В обществе, где политики, артисты, адвокаты и дворники покупаемы или, скажу мягче, ориентированы материально, всегда найдется хоть один убедительный предлог, например, для одобрения клонирования человеческого эмбриона. Конечно, с точки зрения медицины это сулит одни только преимущества. Эти эмбрионы послужат материалом для получения стволовых клеток, из которых в будущем, посредством новых технологий, будут созданы донорские ткани, не отторгаемые организмом, а затем – и клетки костного мозга, а впоследствии и человеческие органы. Запасы эмбрионов можно пополнить благодаря искусственному оплодотворению и заморозить в достаточном количестве «на будущее». Новые исследования показывают, что околоплодные воды тоже можно использовать для получения стволовых клеток.