Наталья Володина-Саркавази - Жизнь замечательных котов… Страница 8

Шарик беспечно грелся на солнышке и ничуть не испугался, когда мама подошла к нему с цыплёнком в одной руке и палкой — в другой. Он знал, что палка — это непедагогично и в доме не практикуется. Пёс даже не поднялся навстречу хозяйке и ограничился ленивым похлопыванием хвоста по пыльной дорожке. Приблизившись к нему, мама напустила на себя грозный вид и приказала: «Иди ко мне!» Шарик неторопливо поднялся, зевнул, с наслаждением потянулся так, что косточки захрустели и, гремя цепью, вразвалочку подошёл к хозяйке, словно говоря всем своим видом: «Ну, что ещё? Ходят тут…»

Мама дала ему понюхать цыплёнка, потом палку и заговорила сердитым низким голосом:

 — Вот я тебе! Попробуй только тронуть хоть одного цыплёнка!

Не ожидавший такого поворота событий, Шарик сначала присел, потом подобрал на всякий случай хвост, опустил уши и попятился к будке. Хозяйка наступала не него, тыча в нос цыплёнка, громко стуча палкой и приговаривая:

— Только тронь цыплёнка! Смотри у меня! Я эту палку о тебя сломаю! Нюхай цыплёнка. Теперь палку. Запоминай! Нюхай, тебе говорят!

Прижатый к самой будке, мигом потерявший всю самоуверенность, пёс отворачивал морду от птенца, показывая, что ему противно даже нюхать его, вилял задом и приседал. В порыве чистосердечного раскаяния он мотал мохнатой головой, словно говоря, что никогда не посмотрит в сторону курятника и жалобно скулил, прижимаясь брюхом к земле. Всем своим видом, просящим голосом, страдальческим выражением глаз Шарик давал обещание никогда в жизни не есть кур, цыплят, индюков, воробьёв и прочих представителей птичьего царства. Внушение продолжалось минут десять, после чего мама оставила цыплёнка возле Шарика и отошла в сторонку. Отвернув морду от постылого птенца, пёс юркнул в будку и не высовывал нос до самого вечера.

Внушение подействовало. Когда наседка, наконец, вывела во двор своё бестолковое семейство, Шарик бросился в будку и растворился в ней.

Сопровождаемая пушистой свитой, курица подошла к собачьей миске, деловито глянула в неё, вытащила корку хлеба и заквохтала, созывая цыплят на кормёжку. Она давала им первый урок обращения с пищей. Цыплята суетились возле миски, путаясь под ногами у курицы, которая по рассеянности то наступала на одного из них, то отбрасывала сильной лапой в сторону. Пёс замер. Мы с тревогой наблюдали за происходящим, готовые в любой момент прийти на помощь наседке.

Постепенно Шарик привык к цыплятам и уже не спасался в будке, завидев их, а отходил от греха подальше.

Эта история имела продолжение.

Через пару недель, когда птенцы окрепли и стали совершать дальние прогулки с наседкой, ясным днём хлынул неожиданно дождь, да такой сильный, что мы со всех ног бросились искать семейство. Обежали весь двор, сад, огород — цыплят не было.

 — Ищите, — кричала мама, — цыплята пропадут в такой ливень!

Мы сами вымокли до нитки, но продолжали поиск: заглянули под каждый куст, под каждый лист лопуха и капусты — нет цыплят, как растворились! Дождь на мгновенье утих, мы остановились передохнуть и неожиданно услышали цыплячьи голоса — но не пронзительный писк потерявшегося цыплёнка, а тихий говор засыпающих птенцов и ласково-ворчливый голос наседки.

 — Да где же они? Где-то рядом, а найти не можем.

 — Что это с Шариком? — спросила мама.

Мы глянули на пса и ничего не поняли: грязный, вымокший до последней шерстинки, он стоял возле будки, опустив нос и переминаясь с лапы на лапу.

 — Шарик, в будку! — скомандовала я.

Пёс не послушался, только глянул на нас и остался под дождём, виновато улыбаясь. И тут мы всё поняли.

— Шарик, миленький, какой же ты умный!