Марк Ренуар - Пятьдесят три карты Страница 2

налил полный стакан коньяку и, медленно смакуя, выпил его до

конца, потом долго жевал буженину, постоянно вытирая рот

рукой, и, наконец, придвинувшись ко мне вплотную, тихо

заговорил:

- В 1945 году я после эвакуации из Франции осел в

маленьком городке Эбель, который находился недалеко от

кельна, через год я завел свое дело и имел уже достаточно

средств, чтобы обзавестись семьей. К счастью, подвернулась

хорошая возможность, я вскоре стал мужем маленькой Элизы,

дочери военного, владевшего заводом в Кельне. Я перешел

служить к тестю и быстро пошел в гору. Через год тесть

отправил меня в алжир с важным поручением фирмы. Вот

здесь-то и начинаются чудеса, которые привели меня в жалкое

состояние. Если у вас есть время до конца выслушать, то я

готов рассказывать вам по порядку и если вы согласитесь, то

заранее предупреждаю, что я не сумасшедший и не собираюсь

врать вам, хотя история, о которой я хочу вам рассказать,

совершенно невероятная, и даже мне самому иногда кажется

просто кошмарным сном.

Я дал слово согласия, и он, осушив еще один стакан,

начал рассказывать...

Глава 2

- Через два дня, окончив все дела, я собирал вещи,

готовясь отправиться в обратный путь. Пароход до

Антверпена уходил на следующий день утром. Окончив сборы, я

пошел проститься с городом. Был полдень, стояла

нестерпимая жара, раскаленный воздух даже в тени не давал

прохлады. Но я шел по опустевшим улицам ослепительно

белых домов и у каждой колонки обливался с ног до головы

водой, которая моментально высыхыла. так я дошел до длинных

рядов парусиновых навесов, в тени которых, развалясь прямо

на земле, лежали алжирцы среди вороха разнообразной

рухляди. Это был черный рынок. Он был обнесен с двух

сторон высокими глиняными заборами, которые длинными

рядами подпирали однообразно скорченные фигуры в белом и

как бы составляли с ним единое целое. Я прошел по

рядам, рассматривая товары. Чего тут только не было.

Начиная от старых дырявых туфель и до дорогих золотых и

серебряных сосудов. Возле груды старого разнообразного

хлама лежал на земле индус и, облизывая языком сухие

потрескавшиеся губы, перебирал четки. Когда я поравнялся с

ним, он поднял вверх руки и крикнул по-французски:

- Месье, хотите женщин?

Я ничего не понял, но подошел к нему. А он, решив, что

я согласен, вскочил с земли и, пошарив в своих карманах,

извлек колоду карт, завернутую в целлофановую бумагу.

- Посмотрите это! - сказал он, протягивая мне карты.

Они были уже не новые, но и не очень потрепанные. На

каждой из 53 карт была изображена женщина и каждая по-своему

великолепна. Я рассматривал их с нескрываемым

удовольствием, а индус, придвинувшись ко мне поближе, шептал

на ухо:

- Месье, каждая из них придет к вам ночью. Эти женщины

созданы для любви, и они ее знают во всех тонкостях, о

которых мы, земные, не имеем никакого понятия. Я слушал его

сумасшедшую болтовню и смотрел карты.

- Вы мне не верите?! - Спросил он, заглядывая мне в

глаза, - Я не вру.

Он потянул меня за рукав и, глядя куда-то вдаль

сумасшедшим взглядом, приглушенным голосом сказал, вытянув

вперед правую руку:

- Она подарит вам самые сладкие ласки, самые приятные

поцелуи и самую пламенную плоть. Она заставит вас забыть

весь мир и даст вам возможность постичь истинное наслаждение

в любви. Я не верил ни одному его слову, но меня поражали

артистические таланты этого базарного продавца. И когда я

стал вторично пересматривать карты, женщины показались мне

более одухотворенными и еще более прекрасными. Я решил

купить карты, чтобы при случае рассказать эту странную

историю дома и проиллюстрировать ее картами. Как бы угадав

мою мысль, индус бросил, не поднимая головы:

- Два доллара.

Я расплатился, спрятал карты в карман и зашагал в

гостиницу. Портье сообщил мне, что меня около часа ожидает

какой-то господин. Я поднялся в номер и нашел там своего

старого фронтового друга Карла Бинкера. Мы радостно

облобызались и закидали друг друга вопросами. Когда первое

волнение встречи улеглось и мы уже высказали самое

интересное о себе, наступило минутное молчание. Я

разглядывал его холеное розовое лицо и мне отчетливо

припомнился вечер в Париже, когда мы с Карлом, голодные,

оборванные и грязные, бродили по пустым и грязным бульварам

перепуганного войной города и искали не еду и тепло, о

которых перед вступлением в Париж только и говорили. Такой

ли он теперь бабник, как был? И, как бы отвечая на мой

вопрос, Карл сказал:

- Хочешь, мы устроим сегодня вечер в твою честь? Будут

чудесные девчонки.

Я согласился. Через несколько минут он извинился и убежал

делать приготовления к вечеру, а я принял холодную ванну,

улегся на диван и стал еще раз просматривать карты. Томная,

сладострастная поза пикового туза привела меня в трепет, а

загадочный взгляд пиковой тройки обещал столько наслаждений,

что сердце мое стало учащенно биться. Меня восхитила

девственная свежесть полуоголенной груди девятки треф и

грация шестерки. Туз червей привел меня в сладостную

истому. У меня мелко стали дрожать руки и по телу пробежал

озноб. Я долго, не отрываясь смотрел на очаровательную

фигурку милой дамы червонного туза и вдруг мне показалось,

что она подмигнула мне левым глазом, причем я почти

физически ощутил нервное движение ее стройного тела в своей

руке.

- Это какое-то наваждение, - подумал я, все еще не в силах

отвести от красавицы взгляд, и положил ее в сторону рядом с

собой. Больше никто не вызвал у меня особого внимания, за

исключением червонного вальта с его удивительно милой

фигурой и длинными стройными ногами. Я сложил карты,

спрятал их в чемодан и стал готовиться к вечеру. Карл

заехал за мной ровно в девять на своем "Бьюике". После

десяти минут езды мы под'ехали к небольшому белому особняку,

окруженному большим садом. Узенькие дорожки сада были

посыпаны желтым песком, отчего они казались золотыми. Во

всех окнах дома горел свет и доносились раскаты музыки.

Карл провел меня в довольно просторный зал гостиной, где на

диванах и в креслах сидели около десяти гостей, мужчин и

женщин. Среди женщин были и очень привлекательные. Мужчины

всех возрастов, однообразно и элегантно одетые. С нашим

приходом все пришло в движение. Меня поочередно представили

каждому гостю и потом все шумной толпой направились в

соседнюю комнату, где были расставлены столики на четыре

персоны каждый. Вышла хозяйка дома, стройная миниатюрная

женщина с черными как смоль волосами, спускавшимися мягкими

волнами на ее оголенные плечи. Размашистое декольте

позволяло видеть ее нежно-розовые упругие округлости грудей,

разделенные узкой темной бороздкой. На ней было черное

атласное платье, достигавшее колен. Справа на платье был

такой глубокий разрез, что при ходьбе были видны голые ноги

выше чулка. Она блистала драгоценностями, красотой и

молодостью. Мы познакомились и я, как почетный гость, был

приглашен к столу. Ее звали Салина. Отец ее, богатый

американец, поощрял все прихоти дочери, считая это верхом

оригинальности своей фамилии. Она увлекалась экзотикой

дикой Африки и вот уже второй год в этом особняке

беспрерывно праздновала свою юность с многочисленными

друзьями. Одна половина столовой была свободна, и там

расположился небольшой джаз. С нами за столом села лучшая

подруга Салины маргарита граф и Карл. Ужин начался.

Звенели бокалы, звучали тосты, гремела музыка. Салина

пригласила меня танцевать буги. танцевала она страстно и

самозабвенно. Осколки ее разрезанного платья летали в

воздухе, совершенно обнажая красивые холеные ноги. Слегка

влажные от пота руки она совала мне в рукава и, охватив мои

запястья под манжетами, лихо вертелась вокруг меня,

закидывая свои ноги как можно выше. Наконец и меня захватил

ритм танца. И почти бессознательно совершал я

головокружительные па, поражая окружающих. Мы с ней,

хмельные и возбужденные, опустились прямо на пол. Нам

зааплодировали. Глядя на свежее благоухающее тело Салины, я

не удержался и прикоснулся к ее плечу рукой. Оно было

влажное и прохладное. Она с удивлением взглянула на меня,

погладила мою руку и порывисто вскочила на ноги. Я тоже

встал и взял ее под руку, проводил ее к столику.

- Вам скоро ехать? - спросила она меня, когда мы сели.

- В десять часов утра.

- О, как мало осталось времени. Я хочу побыть с вами.