Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира Страница 8

Тридцать лет. Родопе должно было быть по крайней мере пятьдесят, когда тщательно набальзамированная по египетскому обычаю, и обернутая с головы до ног бумажными тканями, с лицом покрытым картонажем, оно сошла в залу смерти своего гигантского саркофага.

А эти пятьдесят лет, – долгая жизнь для куртизанки, – все ли они были посвящены только любви?

Нет.

Нет такой дурной книги, в которой не нашлось бы хоть одной хорошей страницы, ни жизни, в которой не встретилось бы хоть одного доброго дела.

Вот доброе дело Родопы.

Известно какую важность для Египта имеет ежегодное разлитие Нила.

Во времена Родопы, в ту эпоху, когда живительные воды начинали увеличиваться, существовать обычай, необыкновенно украшать молодую девушку, избранную среди самых красивых, и бросать ее в реку, которую, таким образом, надеялись сделать милостивой.

Если она достигала желаемого уровня,– значить жертва была для неё приятна, если не достигала или превышала этот уровень, что было столь же гибельно,– значило что жертва, предложенная реке, была её недостойна.

Теме не менее и в том и в другом случае молодая девушка бывала утоплена.

И вот, в один год, была избрана жрецами или иерофантами, Hoфpe из Навкатриса, как имеющая быть отданной богу реки. Нофре, дочь Зоры, была алмэ, посвященная служению внутри храма Венеры Арсиноэ. Ей не было еще семнадцати лет; она была прекрасна; ей так хотелось жить!

Но такова была сила предрассудка, что когда, гордая честью оказанною её дочери, быть убитой ради общественного блага, сама мать объявила ей о решении судей, Нофре едва осмелилась выказать слезы.

Случайно, в эту минуту, Родопа проходила мимо храма: она увидала Нофре печальной и бледной, разговаривающей с своей матерью… Она обратилась с вопросом к обеим женщинам…

– Моя дочь обручена с Нилом, – сказала ей Зора.– Понимаешь ли ты нашу радость?

– Твою… да… я ее читаю в твоих глазах, – возразила Родопа; – но радость Нофре для меня сомнительна. Будь искренна Нофре. На самом ли деле, так восхищает тебя твое посвящение Нилу?..

Нофре не отвечала ничего; она страшилась гнева богов   и особенно матери.

– Говори же, – нежно продолжала куртизанка,– говори без боязни. Если тебе не хочется умереть, – я спасу тебя, – я!

Родопа еще не кончила, как алмэ, вскричала, обнимая её колена: «Спаси меня!»

Церемония должна была происходить на другой день. Родопа немедленно отправилась в Мемфис.

Амазис был во дворце, когда ему подали папирус, к которому пурпурной лентой был прикреплен золотой цветок.

– Что это? – сказал он.

Уже несколько лет прошло со времени его приключения с красавицей в туфле; вид вьюнка, им отделенного от вазы и данного любовнице на шестьдесят часов, не напоминал ему ничего.

Но на папирусе он прочел эти слова:

«О царь, любимец богов! я прошу у тебя жизни не для себя; мне ничто не угрожает, но Нофре, дочь Зоры, прислужница при храме Венеры Арсиноэ, завтра должна быть принесена в жертву Нилу.»

– Перо! – вскричал царь.

И внизу, под именем Родопы он начертал.

«Я дарю жизнь Нофре, дочери Зоры; пусть возьмут другую алмэ в супруги Нилу.»

Только гораздо позже этот недостойный обычай был уничтожен в Египте.

Хоть мы не знаем наверно, когда и как умерла Родопа, мы однако можем рассказать, каков был конец Амазиса.

Сирия, принадлежавшая тогда Египту, взбунтовалась. Амазис

 во главе своего войска пошел на неё войною, и в ней вскоре было восстановлено спокойствие. Между тем, чтоб вполне восстановить порядок в этой провинции и предупредить какое-нибудь новое восстание, царь решил остаться в ней на целый год. А так как он полагал, что супруга и его две тысячи наложниц соскучатся в его отсутствие, он повелел им прибыть в Дамаск.

К несчастью он пренебрег приказанием привезти своего льва с голубыми глазами… Громадная ошибка после предостережения мага!..

На самом деле, в Дамаске, пользуясь отсутствием верного телохранителя, две тысячи пренебрегаемых женщин исполнили преступное намерение, скрываемое ими долгие годы в тайне. Они напали на царя во время его сна и изрезали его на куски.

Но какое же безумие – брать на себя такую обузу из двух тысяч женщин, «до которых не касаться даже пальцем», как хвалился этим царь Амазис! В самом деле это поистине безумие.

Клеопатра

Клеопатра. Микеланджело Буонаротти

То было после знаменитой Фарсальской битвы, которая, подчинив Римскую республику Цезарю, сделала его полным обладателем мира.

Эта битва была решена ничем. Но это ничто было гениально. Цезарь приказал своим солдатам ударить во фронт кавалерии, долженствовавшей начать битву. Эта кавалерия почти вся состояла из молодых людей, желавших сохранить привлекательность свою на лошади: они стыдливо правили удилами. Семь тысяч из них бежало перед шестью когортами. Помпей оставил на месте пятнадцать тысяч своих воинов; Цезарь только тысячу двести.

Милосердие победителя к побежденным привлекло под его знамена столько солдат, что он был в состоянии начать немедленное преследование.

Помпей переплыл Геллеспонт с намерением бежать в Египет, к Птолемею-Дионису, обязанному ему своей короной. Но что такое благодетель, вчера могущественный, а нынче просящий пристанища? Птолемей-Дионис был негодяй, как большинство фараонов этой расы; в смерти Помпея он видел средство войти в дружественные сношения с Цезарем. Поэтому он назначил двух своих приближенных для встречи Римского полководца. Несчастный Помпей, сопровождаемый полдюжиной солдат и отпущенниками, взошел на барку, назначенную для перевозки его на твердую землю; почти тотчас же, в глазах его жены, которая с корабля, на котором он ее оставил, следила за ним взором, двое убийц, Ахилл и Септимий, – бросились на него и поразили кинжалами.

Тело его нисколько дней оставалось непогребенным на берегу моря; наконец один из его отпущенников и один солдат, воспользовавшись темнотою ночи, сожгли его и покрыли пепел песком и камнями.

Таков был конец того, кто был соперником Цезаря.

Однако Помпей имел право на более достойную гробницу, и тот же самый Цезарь поспешил отдать ему последний долг и отмстить за него неблагодарному негодяю.

Мы уже говорили о Египте, по поводу истории Родопы. Но Родопа жила за шестьсот лет до P. X., тогда как Клеопатра была почти современницей величайшей эпохи.

Александрия, один из редких городов великого Египта, противилась разрушительному действию времени и особенно людей. Имя её сохранилось, хотя в настоящее время она занимает не то место, какое занимала прежде.

Построенная Александром Великим, по рисунку знаменитого архитектора Финократа, Александрия находилась на левом берегу Нила, в тридцати милях от Средиземнего моря, и выше Пирамид.

Мы не станем подробно описывать какой она была во времена Клеопатры; мы войдем в нее вместе.с Цезарем, который хотел узнать в этом городе о Помпее.

Принятый с великой пышностью, при высадке на берег в порте Евноса, самим Птоломеем-Дионисом, Юлий Цезарь взойдя на носилки вместе с царем Египта направился ко дворцу этого последнего. На дорогё двумя знаменитыми личностями не было произнесено ни слова о цели их союза. Но если они не говорили ни слова, во всяком случае Цезарь и Птолемей не теряли времени. Меняясь по временам ничего не значащими фразами, они наблюдали, изучали и анализировали друг друга.

Легкая задача для Птолемея. Лице Юлия Цезаря, это прекрасное и полное, белое лице, с черными живыми глазами,– было открытой книгой, в которой можно было прочесть рассудительность, веселость и храбрость.

Напротив, голова египетская царя,– продолжим наше сравнение,– была закрытой книгой. Едва достигнув 18-ти лет, очень красивый, но красотой холодной и мрачной, он прежде всего внушил Фарсальскому победителю неясное но глубокое отвращение. С своим знанием людей, Цезарь угадал в нём злобного и лукавого человека.

Случай не замедлил доказать ему, что его предчувствие было справедливо.

Наконец они достигли дворца, в котором царь Египта приготовил великолепное помещение для своего славного гостя.

Цезарь удалился на некоторое время, чтоб поправить беспорядок своей одежды, ибо он заботился о своем туалете столь же внимательно, как и о своей личности.

Птолемей встретил его, сопровождаемый своими офицерами, и провел в залу, где был приготовлен пиршественный стол.

Но Цезарь терял терпение, желая узнать об участи Помпея.

Знаком пригласив царя удалить свиту, он грубо спросил:

– Что ты мне скажешь о Помпее, Птоломей?

– Все, что ты, Цезарь, пожелаешь узнать, отвйтил царь.

– Я желаю знать все. Он в Египте?

– Да.

– Быть может в Александра?

– Да.

– Пленником? Ты понял, что я его преследую? Ты поступил благоразумно, уверившись в нем, когда он явился просить у тебя убежища.