Петр Дементьев - Пека о себе, или Футбол начинается в детстве Страница 14

— Нам таких пижонов не надо!

Такую же бесцеремонность он проявил впоследствии и по отношению ко мне, воспользовавшись моим случайным опозданием на тренировку. Летом мы с семьей снимали дачу под Ленинградом. Там я тренировался, бегал кроссы по лесу, считая их чрезвычайно полезными. Дачный поезд какого пришел в Ленинград не по расписанию, и я опоздал на тренировку динамовцев, что при моем всегдашнем ответственном отношении к футболу было исключительной редкостью. Я извинился за опоздание, но Бутусову этого показалось недостаточным. Ему, очевидно, захотелось надо мной покуражиться, и он заявил мне, ведущему игроку:

— Твою судьбу будет решать секция!

Было больно слышать такие слова от того, кого я столько лет считал своим старшим товарищем, всегда уважал. Почему за такой пустяковый промах мне нужно перед кем-то унижаться? Я повернулся и ушел.

Моя довоенная футбольная жизнь сложилась так, что мы с Николаем подали заявления об уходе из «Динамо». Я был уверен, что вдвоем мы не пропадем — нас пригласят в любую команду. Однако брат, испугавшись последствий (хотя у меня было уже двое маленьких детей, а он еще не был женат), взял заявление обратно. Затем он был переведен в Москву штабным работником, так как к тому времени числился на военной службе. Осуждать его я не вправе — такое было время…

У меня же начались мытарства и скитания. Позвонил в киевское «Динамо». Мне сказали: «Приезжай!». И мы вдвоем с женой, которая мужественно поддерживала меня в самые тяжелые минуты, уехали в Киев. Встретили нас очень хорошо, поместили в центральной гостинице «Континенталь». Но красивый, утопающий в зелени город не произвел на нас большого впечатления — уж очень проигрывал Киев по сравнению с довоенным Ленинградом. Зато команда киевлян мне очень понравилась. В ней играли такие прекрасные игроки, как правый крайний Виктор Шиловский — быстрый, техничный. Под стать ему были Алексей Клименко, Макар Гончаренко. Для усиления были приглашены из Одессы вратарь Николай Трусевич и защитник Иосиф Лившиц. Играть в таком ансамбле было одно удовольствие.

Я уже готовился к игре с московским «Торпедо», однако официального разрешения на переход в команду киевлян у меня еще не было. Тренер динамовцев попросил первого секретаря компартии Украины Н. С. Хрущева оказать содействие в решении этого вопроса. Хрущев обратился во Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта с просьбой дать мне разрешение на переход. Но ему сообщили, что А. А. Жданов приказал мне играть за Ленинград и только за команду «Динамо». Хрущев был страшно удивлен и сказал, что даже не представлял себе, как сложно футболисту перейти из одной команды в другую. Как потом выяснилось, Жданов уже звонил во Всесоюзный комитет председателю Снегову, угрожал снять его с должности, крича:

— Что за безобразие у вас там творится? Почему Дементьев уехал в Киев? Будет играть только за Ленинград!

Поэтому, когда по приезде в Москву мы пришли во Всесоюзный комитет физкультуры и спорта вместе с Константином Квашниным, который тогда же в Киеве пригласил меня играть в «Торпедо», испуганный Снегов сказал мне:

— Уходи и не показывайся мне на глаза! Играть будешь только за Ленинград!

Мы с женой вернулись в Ленинград. В наказание за строптивость мне запретили не только играть в футбол, но даже работать тренером. Вызывали в НКВД, придравшись, что я не ношу орден — видимо, опять кто-то донес. Я честно сознался, что орден не ношу, так как не люблю носить пиджаки, а на рубашку орден не наденешь. Вроде бы поверили. Но как потом выяснилось, ко мне был приставлен сотрудник, следивший за каждым моим шагом. Позже он мне признался сам:

— Петя, ты меня прости! Я следил за тобой год. Но за тобой ничего нет. Кроме стадиона и дома, ты нигде не бываешь.

В это трудное время меня поддерживала только жена. С книжки были сняты и так-то небольшие сбережения. Жена пошла работать, оставив детей на попечение своих родителей. От моих же родных не было даже моральной поддержки. В это время Николай играл уже в Москве. После войны он возмужал и заиграл гораздо сильнее, но тогда еще был слабоват и физически, и тем более технически. Внешне мы были с ним немного похожи, но по игре…

Ленинградские болельщики недоумевали, куда же я пропал. Московские же болельщики, не так близко знавшие меня в лицо, увидев на поле Николая, подходили после игры к нему и разочарованно спрашивали:

— Пека, это ты?

А он, как позже признался, в ответ молчал.

Наконец, в Ленинградском Комитете физкультуры предложили:

— Выбирай, где будешь играть, в «Динамо» или «Зените»?

Я выбрал «Зенит».

Глава восьмая

Годы испытаний

Шел 1941-й год. «Зенит» в очередной раз стартовал в играх группы «А» на первенство СССР. Тренером команды, сформированной из игроков ленинградских профсоюзов, был назначен Константин Лемешев — человек мягкий и интеллигентный.

Вместе с зенитовцами я вновь побывал в Киеве в мае 1941 года, полностью восстановив спортивную форму: «Игру гости начали в стремительном темпе. Киевляне даже не успели опомниться, как были прижаты к своим воротам. Натиск ленинградцев заставил все линии динамовцев, даже нападающих, оттянуться в тыл. На 11-й минуте прекрасно игравший Дементьев забил первый мяч». Игра закончилась вничью 2:2. В этом чемпионате зенитовцы победили московский «Спартак», выиграли у «Профсоюзов-1». 22 июня нам предстояло играть с московскими динамовцами, но матч не состоялся. Началась Великая Отечественная война.

Игроки «Зенита» и их семьи были эвакуированы вместе с Ленинградским оптическим заводом в Казань. В составе «Зенита» выехали: Борис Левин-Коган, Алексей Пшеничный, Николай Копус, Александр Федоров, Леонид Иванов, Василий Сидоров, Евгений Одинцов, Виктор Бодров, Виктор Смагин и другие.

Мы с женой, как и большинство советских людей, думали, что война закончится нашей победой месяца через два-три. Поэтому в Казань уезжали с легким чемоданчиком, в летней одежде, взяв лишь кое-что из детских вещей. Это оказалось непростительным легкомыслием. Поэтому три года жизни в суровом климате в сельской местности (из Казани нас перевели в деревню Дербышки) моя семья перенесла особенно тяжело. Последствия такой жизни сказались — у жены после войны заболело сердце, потом началась бронхиальная астма.

По приезде в эвакуацию мы, бывшие игроки «Зенита», работали на лесозаготовках, строили бараки для семей работников завода. Затем я уже был поставлен к токарному станку — изготавливал сложные снаряды с оптикой. Жизнь была тяжелой, полуголодной, впрочем, как и у большинства советских людей в то время. После окончания войны я был награжден двумя медалями: «За трудовую доблесть» и «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны».

После разгрома немецко-фашистских войск — под Сталинградом стала понемногу оживать и спортивная жизнь страны. По договоренности тренера зенитовцев Лемешева с директором завода, на котором мы работали, футболисты приступили к тренировкам еще раньше. В качестве тренировочного «зала» использовали неэксплуатировавшийся склад-сарай с асфальтированной площадкой размером примерно 80 на 30 метров и высотой потолка около 20 метров. Помещение не отапливалось, освещалось тусклой лампочкой, подвешенной где-то под потолком. Крыша подпиралась многочисленными столбами, которые не только мешали, но делали тренировочные занятия небезопасными. На один из таких столбов налетел Евгений Одинцов. К счастью, все обошлось. Но мы были рады даже такому помещению. В зимнее время тренировались после работы по 2–3 часа. В импровизированных воротах из досок стоял молодой вратарь Леонид Иванов.

В 1943 году с разрешения директора завода совершили поездку в Среднюю Азию, где встречались с местными командами. Денег, конечно, за эти игры не получали. Правда, удалось привезти немножко продуктов для наших голодающих в Дербышках семей. В Ташкенте я встретился с Михаилом Павловичем Бутусовым. Сюда он эвакуировался с семьей из Киева, где работал тренером «Динамо». Был он худ, выглядел болезненно. Мы обнялись, расцеловались — старые обиды стерлись, забылись, показались мелкими в сравнении с тем, что приходилось испытывать в военное лихолетье. Он признался, что был передо мной виноват. В Алма-Ате повстречал другого известного футболиста — Иосифа Лившица, игравшего здесь за команду «Динамо».

В 1944 году возобновились официальные футбольные матчи, возрождались старые команды, появились новые. Нас, нескольких зенитовцев, перевели из Дербышек на завод в подмосковных Подлипках. Здесь была создана подмосковная команда «Зенит», которую возглавил один из лучших тренеров страны Константин Павлович Квашнин. Под его руководством успешно выступали московские команды «Динамо», «Спартак», «Торпедо». Он знал все тонкости футбола и, что немаловажно, умел отбирать игроков. Кроме зенитовцев — меня, Иванова, Левин-Когана, Бодрова, Федорова, Смагина, Яблочкина, — Квашнин включил в команду нескольких футболистов из московского «Спартака» — Николая Гуляева, Константина Рязанцева, Алексея Соколова, привез с собой юного Сергея Сальникова.