Виктор Коноваленко - Третий период Страница 18

     Так на самом старте сезона команда осталась без лидеров. Нужно было перестраиваться. А это очень непросто. И долгое время коллектив балансировал в середине таблицы. Была даже угроза не попасть в число десяти клубов, которые продолжили бы борьбу за медали. Но на финише предварительных игр после четырех побед подряд мы вошли в финальную часть чемпионата. Здорово начали и решающие игры, даже лидировали одно время, но не выдержали напряжения. В итоге закончили турнир на седьмом месте.

     Можно ли Богинова хоть в чем-то упрекнуть в данной ситуации? Теперь-то я знаю – нет. А тогда сомневался...

     А Лев Халаичев и Роберт Сахаровский тем временем трудились на заводе. И здорово работали! Постоянно перевыполняли нормы, задавали тон, подавали пример. Они не скрывали, что хотят вернуться в команду. И теперь стремились искупить вину, доказать свое право вновь надеть торпедовскую форму.

     Весной мы остались на какое-то время без тренера: Богинов переехал в Киев. Много лет спустя я узнал, что решение Спорткомитета СССР о переводе Богинова не было связано с тем конфликтом. А мы тогда считали его уход следствием происшедшего в команде ЧП. О том, какая это была потеря для нас, мы поняли позже.

     На его месте мы видели Игоря Шичкова. Знали его, верили, уважали. Он начал руководить подготовкой еще в предсезонье, в Адлере, перед выходом на лед. Уверен, это был бы лучший вариант: по всем своим данным Шичков подходил нам. И останься он, до сих пор бы, наверное, работал. Но и Богинову такой помощник был нужен – он пригласил его к себе, в Киев.

     Вот в это время и появился в команде Александр Прилепский. Я уже писал о нем. Он пришел в «Торпедо» из «Крыльев Советов», когда мы были на подъеме. И с его приходом заметно прибавила наша оборона. По себе заметил. Думаю, что помог он нам завоевать «серебро». Но и тогда мы чувствовали, что характер у него не подарок. Ну а каким он будет тренером, можно было только догадываться. Очень скоро все стало ясно. Команда продолжала выступать неровно, в мастерстве не прибавляла. Погоду по-прежнему делали ветераны, для которых Прилепский авторитетом не был. И он начал постепенно «освобождаться» от них. Под любым предлогом. «Торпедо» скатилось на восьмое место.

     Безрезультатно проработав два сезона, Прилепский ушел.

     Его сменил у руля команды Виталий Петрович Костарев. Опыта тренерской работы у него было больше. Но и он очень долго не находил общего языка с коллективом. «Торпедо» ведь команда своеобразная. Впрочем, в любой команде есть, наверное, свои традиции, свои порядки, не считаться с которыми нельзя. Трудно теперь сказать, почему не получилось у Костарева как-то изменить игровое положение команды. А ведь по своему составу мы могли тогда рассчитывать на места более высокие, чем шестое-седьмое. Как ни странно, но к этому привыкли. Похоже, это всех устраивало – меньше страстей меньше хлопот. Прежде всего устраивало самого тренера. Не мог он, как это делал в свое время Богинов, убедить игроков, что по силам им занять призовое место, не мог «завести», поддать, как пару, настроения. И тут уж, как я теперь думаю, первую роль сыграла личность тренера, его характер, а не только его профессиональное мастерство. Так все и катилось ни шатко ни валко, само собой. Лично у меня особых претензий к тренеру не было. Но случай один – с непредвиденными последствиями – произошел.

     Находились мы тогда в Москве, играли матчи на приз «Советского спорта». Был 1969 год. Выиграли у команды из Казани, но в одной восьмой финала уступили ЦСКА. Через неделю нам предстояла поездка в Финляндию на товарищеские игры. А там не за горами и первые матчи чемпионата страны. Чтобы не мотаться туда-сюда, руководство команды решило последние перед отъездом в Финляндию тренировки провести в Москве.

     А мне позарез потребовалось в Горький – дочка должна была в первый класс пойти, хотел сам проводить ее в школу. Это никакая не прихоть. Все знают, какая у нас, хоккеистов, кочевая жизнь. Ведь ни одного праздника толком дома не был, Новый год в кругу семьи забыл, когда встречал. И вот такая возможность – проводить первого сентября дочь в школу.

     Пошел и все выложил Костареву. Он мне сразу ничего не ответил. А утром, когда вся команда построилась перед зарядкой, вдруг и говорит:

     – Езжай домой, если так тебе нужно, но в команду можешь больше не возвращаться!

     Вот это поворот!

     Не в моем характере объяснять, что меня неправильно поняли, доказывать очевидное. Не понимает человек – значит, не хочет понять. Спорить не стал. Собрал вещи – и в Горький укатил. Команда – в Финляндию, а я – в Горький.

     Зашел в спортклуб, объяснил, в чем дело. И заявление об уходе написал. Тут меня в партком автозавода вызвали. Я и там все рассказал. Мне порекомендовали пока, до приезда команды, с заявлением обождать, готовиться к чемпионату.

     Я и сам понимал, что так уходить нельзя. Не Костарев же один в горьковском хоккее. Старался не растерять форму, занимался ежедневно.

     Не знаю уж, какой был разговор в парткоме с торпедовским тренером по приезде из Финляндии. Но факт, что в первом матче чемпионата с ленинградскими армейцами я вновь занял место в воротах «Торпедо». Мог отказаться – все-таки почти неделю тренировался в одиночку. Да ребят подводить не хотелось. Так, на опыте, и отыграл всю встречу. Мы победили – 4:2.

     После матча подходит Костарев:

     – Удивляюсь, как ты смог без тренировки так здорово отыграть? – Тон примирительный.

     Я ничего на это не ответил. Не прошла еще обида, что не захотел он войти в мое положение тогда, в Москве.

     Очень скоро в команде снова произошла смена тренеров.

     Плохо, когда, приглашая нового руководителя в коллектив, не советуются с его членами. Нет, я не призываю выбирать тренера голосованием. Но выслушать мнение ветеранов не помешало бы. Для этой задачи и пригодился бы тот самый совет ветеранов, о котором я уже говорил. Наверняка торпедовские старожилы сказали бы свое категоричное «нет» новому назначению Прилепского.

     Но нас не спросили.

     Для команды это закончилось тем, что она продолжала благополучно плавать посредине турнирной таблицы – «золотая середина»! – а для меня тем, что я распрощался с хоккеем.

     Мог бы еще поиграть. И хотел, честно говоря. Тем более что как раз в то время шли переговоры о проведении матчей с североамериканскими профессионалами. А мне давно хотелось встретиться с ними на льду. Но играть в «Торпедо», которым руководил Прилепский, я не мог. Переходить в другой клуб не имело смысла.

     Расскажу все по порядку.

     Меня не включили тогда в состав олимпийской сборной, и я не поехал в Саппоро. Не последнюю роль в этом сыграл Прилепский. И хотя, с одной стороны, он говорил, что я по-прежнему нужен команде, что «не сказал еще своего последнего слова», с другой – обвинял только меня во всех неудачах «Торпедо».

     И на площадке, и вне ее я ценил превыше всего честность. Поэтому и ушел.

     ...Когда прихожу сейчас на хоккей, всегда занимаю привычное место за воротами. Здесь я ближе к игре, я – как бы в ней, а не смотрю с трибуны. И вот однажды стою за торпедовскими воротами. Соперники разыграли быструю комбинацию, и нападающий с такой силой бросил, что шайба, коснувшись сетки, отскочила далеко от ворот. Хоккеисты вскинули руки, поздравили товарища. Но красная лампочка за воротами «Торпедо» не загорелась – судья проглядел момент взятия ворот. Начались долгие разборы: был гол – не был. Торпедовцы, естественно, утверждали, что им не забивали, а соперники настаивали на обратном.

     Во всей этой ситуации я больше всего удивлялся поведению Гены Шутова, вратаря «Торпедо». Он с пеной у рта доказывал, что шайбы не было. Я не ввязывался – молчал. Но когда подъехал судья и спросил меня, я не задумываясь ответил:

     – Был гол.

     Гол-то действительно был, и я не мог сказать неправду.

     А вот Прилепский, когда приходилось выбирать между честью мундира и честностью, выбирал первое. И тут мы с ним кардинально расходились. До поры до времени я терпел, не высказывался против него – не хотел принижать тренера в глазах торпедовских игроков. Тем более что в команде было много молодежи, для которых каждое слово наставника должно быть законом. Я переживал все молча.

     Но однажды сорвался. Это случилось после очередного календарного матча с воскресенским «Химиком». Мы вели по ходу игры – 3:0, но все же проиграли – 3:4. Безусловно, и моя вина была в этом. Расстроенный, выхожу после душа из раздевалки и слышу, как Прилепский – голос у него громкий, глухой – объясняет кому-то, что я специально пропустил четыре шайбы.

     Это была последняя капля. После этого тренироваться под его руководством я не мог. И тут же написал заявление об уходе из команды.