Евгений Загорянский - Повесть о Морфи Страница 18

Она была очень ласкова с ним, откуда же это гнетущее чувство?

Она согласилась ждать, сказала, что не любит пока никого другого. Она не отказала ему! Она сказала даже, что вовсе не гонится за богатством, что скромный достаток вполне ее устроит. Но еще она сказала… Ах, черт!

Пол со свистом резанул тростью куст чертополоха – зеленые клочья полетели вверх.

Она была огорчена тем, что он так мал ростом, что она выше его. Да, да, он знал, что мал ростом, но что из этого? Разве не малы ростом были Юлий Цезарь, Наполеон, тысячи и тысячи великих? Какое значение имеет этот несчастный рост? Он читал где-то, что некрупные люди всегда упорнее и решительнее высоких: их строже воспитывает жизнь.

Погиб второй куст чертополоха.

Ах, если бы Пол был плечистым детиной шести футов!

Если бы только он мог посмотреть в ясные глаза Мэй сверху вниз! Зачем она так излишне, так пленительно высока?

Пол шагал по пустынной дороге, башмаки его запылились, мрачные мысли становились все гуще. Что он такое?

Маленький, начинающий адвокат, каких много, тысячи. Кто дал ему право надеяться на любовь Мэй, единственной, неповторимой?

Она пожалела его по доброте, не сказала прямо, что он дерзкий мальчишка. Ведь Мэй старше его на два года.

Конечно, он самый обыкновенный, ничем не замечательный мальчишка.

О боги! Он знал, он готов был поклясться, что это не так! Но как доказать это всему миру, какое чудо нужно для этого?

Пол подавил рыдание и сорвал шляпу. Голова его горела.

Старый дом вынырнул из-за поворота. Темнело.

Джимми встретил его у ворот со встревоженным лицом.

– У нас неприятности, масса Пол, – сказал он испуганно. – Масса Алонзо поехал в город и повредил глаз. Был доктор и приказал ему сидеть в темной комнате.

Пол бросился бегом. Джимми сказал правду, нелепейшая история произошла с отцом. Утром он поехал в город на заседание правления национального банка. Был жаркий сентябрьский день, все были в белых костюмах и широкополых соломенных шляпах.

Когда заседание кончилось, они стояли у подъезда, курили и смеялись. Кто-то окликнул судью через улицу, он резко повернулся – и твердый край чьей-то шляпы прошел по его правому глазу так сильно, что глаз мгновенно воспалился. Боль была так сильна, что пришлось вызывать врача. Старый доктор Паркинсон засадил его в темную комнату и велел делать примочки каждый час.

– Я умру без солнца и воздуха, Пол, – покорно и грустно сказал судья. Он просидел в темной комнате почти два месяца безвыходно. В середине ноября его состояние резко ухудшилось, начались сердечные явления, страшные отеки.

20 ноября он потерял сознание, а 22 умер от апоплексического удара, так и не приходя в себя.

Когда два врача констатировали смерть, Пол ушел к себе в комнату и не выходил оттуда до самых похорон.

Судью Морфи хоронили в Новом Орлеане 23 ноября 1856 года, и город еще не видел таких похорон.

Тысячная толпа провожала тело до фамильного склепа на кладбище святого Людовика, что на углу Роял-стрит и Рю-Сен-Луи.

Все знатные креольские семьи Юга прислали на похороны своих представителей, венкам и речам не было конца.

Сам Джеральд Аллисон сказал над склепом растроганное слово, мессу служили шесть священников, безбожника хоронили, как образцового христианина.

Стонали и плакали оборванные цветные женщины из предместий, мрачно молчали мужчины. Они провожали в последний путь справедливого белого судью.

А потом склеп был заперт, и все разошлись по своим делам.

Пол принял смерть отца с обычной своей сдержанностью, но на душе его остался глубокий, незаживающий шрам.

Сразу после похорон семейство Морфи осталось жить в Новом Орлеане, в большом доме № 89 по Роял-стрит, что был в 1840 году куплен Алонзо Морфи за девяносто тысяч долларов у мистера Мартина Гордона-старшего. Загородный дом стоял заколоченным, его предполагалось продать. Миссис Тельсид заявила, что в доме этом никогда не будет ее ноги. Полу было жаль старого домика, но спорить с матерью он не стал.

В январе нового, 1857 года миссис Тельсид собрала в доме всю свою семью. Из Виргинии приехала старшая сестра, миссис Мальвина, красивая двадцатисемилетняя дама с холодными глазами. Муж ее, необыкновенно учтивый и вкрадчивый Джон Сибрандт, был одним из преуспевающих коммерсантов города Ричмонда. Он мечтал о расширении своего торгового дела и с нетерпением ожидал своей доли наследства.

Восемнадцатилетняя Эллен не отходила от Пола, она цеплялась за его руку, как за спасательный круг.

Эдуард уже успел получить раньше свою долю наследства и теперь держался с вежливым безразличием. Его судьба была определена, он обручился с богатой наследницей и поглядывал на сестер и братьев с некоторой снисходительностью. Дела маклерской конторы шли отлично.

Когда все члены семейства уселись вокруг стола, миссис Тельсид прочла краткую молитву и пригласила нотариуса Биндера, старинного друга Алонзо Морфи, огласить завещание.

Содержание его было известно и раньше. Капитал судьи Морфи – полтораста тысяч долларов – делился поровну между его вдовой и четырьмя детьми. Каждый получал по тридцать тысяч.

Большой дом на Роял-стрит 89 переходил также в собственность всех пятерых, и все дети могли в нем жить, сколько пожелают. Салли и еще несколько старых рабов получили вольную и пожизненный пенсион в большом доме.

– Все обдумал, все рассчитал и предусмотрел ваш отец, – твердым голосом сказала миссис Тельсид. – Поистине господь призывает к себе лучших сынов своих!

Пол чуть не улыбнулся, припомнив вольнодумные словечки отца, но успел удержаться. Миссис Тельсид уже читала вторую молитву. Вскоре она ушла, за ней уехали Эдуард и Сибрандты.

Пол и Эллен остались вдвоем, девушка плакала.

– Только не уезжай, Пол! – твердила она. – Ради бога не уезжай! Я боюсь жить одна с мамой…

Пол смотрел на нее с нежностью. Он любил Эллен, быть может, потому, что она была очень похожа на него самого: то же точеное лицо, те же огромные темно-серые, кажущиеся черными, близорукие глаза… Он сжал ее тоненькую руку.

– Но я не уезжаю, Эллен, я никуда не уеду.

– Нет, уедешь, я знаю, что ты уедешь, а мне придется остаться здесь одной…

– Скорее уедешь ты, – улыбнулся Пол. – Ты красавица и богатая наследница. За женихами дело не станет, тебе уже восемнадцать лет…

Она вздрогнула от отвращения.

– Не говори об этом, Пол, мне неприятно! Я хотела бы всю жизнь прожить с тобой здесь, в Новом Орлеане, ничего другого мне не нужно.

– Так оно скорее всего и будет! – грустно сказал Пол, поцеловал Эллен и уехал в город. В конторе Джарвиса он полдня приводил к присяге старого фермера шведа, не говорившего по-английски ни слова. Затем он пообедал в китайском ресторанчике квартала Вье-Каррэ и прошел в читальный зал биржевой конторы. Он не играл давно и соскучился по шахматам.

В шахматной комнате сидел судья Мик. Он играл с доктором Эйерсом и радостно приветствовал Пола. Подошли другие любители. Полу сразу показалось, что они как-то чересчур таинственно переглядываются между собой.

«Что за глупости мне мерещатся?» – сердито сказал себе Пол и предложил Мику сыграть партию.

Пол с удовольствием провел за шахматами около трех часов, а затем распрощался со всеми и пешком отправился домой. Был теплый сентябрьский вечер, тополя шелковисто шелестели, собирался дождь.

– Вам письмо, масса Пол, – сказал Джимми, встретивший Пола в дверях.

– Принеси его в гостиную, – сказал Пол. Он зашел на минутку в свою комнату, а затем вышел в гостиную, где вязала миссис Тельсид. Рояль был раскрыт, и Пол обрадовался этому: музыка всегда успокаивала мать, она становилась мягче и терпимее.

Пол вскрыл плотный конверт, прочел письмо и молча взглянул на мать. Она не подняла глаз, Пол перечел письмо.

– Послушай, мама, что здесь написано? – сказал он нерешительно. Так вот почему они так переглядывались в клубе сегодня!

– Что написано, Пол? Это письмо из конторы?

– Нет, мама, не из конторы. Вот, послушай: «Мистеру Полу Чарлзу Морфи, Роял-стрит, 89, Новый Орлеан, Луизиана. Дорогой сэр! Комитет по организации первого Всеамериканского национального шахматного конгресса приглашает Вас принять участие в проводимом одновременно шахматном турнире и просит Вас прибыть для этого в город Нью-Йорк (штат Нью-Йорк) к 1 октября текущего, 1857 года. Все расходы по переезду будут Вам возмещены Комитетом. С совершеннейшим уважением полковник Чарлз Диллингэм Мид, председатель, Даниэль Уиллард Фиске, секретарь конгресса…» Как тебе это нравится, мама?

– Мне это совсем не нравится, Пол, – сухо сказала миссис Тельсид. – Мне думается, ничего хорошего тут нет.

– А что здесь плохого?

– Я не хотела бы, чтобы ты уезжал, и Эллен тоже не хотела бы этого. Кроме того, я полагаю, что игра в шахматы на ставку – отнюдь не занятие для джентльмена.