Владислав Столяров - Хрестоматия по социологии физической культуры и спорта. Часть 2 Страница 22

Контрасты. (…) В оценке спорта мы не можем уйти от конфликта. «Спорт против наркотиков» противоречит «спорту, кишащему наркотиками». Лозунг «Спорт за мир в мире» конфликтует со «спортом полном насилия». Популярнейшая игра футбол больше представляет из себя насилие, хотя считается, что она не является насильственным спортом. За свою популярность футбол платит тем, что творится вне поля. В 1964 г., в Перу погибли около 300 зрителей, когда фанаты соперничающих команд устроили драку из-за спорного решения судьи. В январе 1971 г., в традиционном противостоянии между «Селтиком» (католики) и «Рейнджерс» (протестанты) погибли 68 человек. Эти трагедии не обвиняют спорт, но они показывают, к чему могут привести необузданные эмоции. (…)

К сожалению, спорт высших достижений все больше становится «спортивным национализмом» и ошибочно полагать, будто высоко развитые страны являются устойчивыми к этой истерии. Показателен пример норвежского футбольного репортера, который комментировал шокирующую победу Норвегии над Англией со счетом 2:1 в 1981 г. На завершающей стадии матча комментатор, которым овладел нетипичный для норвежцев истерический припадок, кричал: «Вильям Шекспир, Френсис Дрейк, Уинстон Черчилль… Мы вас всех побьем». (…)

Мы все еще верим в ту оценку, которую дал спорту Ортега-и-Гассет: «Спорт имеет значение, когда он не имеет значения». Это – парадокс! Мы приписываем спорту так много существенных ценностей и атрибутов, что для нас, истинно верующих в олимпизм, спорт стал святой иконой. (…) Возьмем допинг. Это плохо для спортсмена, для спорта, для общества… это противоречит принципам честной игры. Недавнее наступление МОКа против этого обмана похвально и заслуживает поддержки. Но мы прощаем использование допинговых средств в других сферах. Общество бурно реагирует, когда проверка на допинг спортсмена дает позитивный результат и радуется, когда его разоблачают как «нулевого героя». Но, ведь, это же имеет место среди других поп-звезд, поэтов, писателей или певцов? Почему мы это не осуждаем? (…) Мы не возражаем, уже не говоря о дисквалификации, когда определяют лучшую песню в хит-парадах. Но насколько я знаю, тех, кто в качестве награды получил Оскара, не проверяют на алкоголь или допинг. Много современных литературных данных свидетельствуют о том, что некоторые из сознавшихся наркоманов соревнуются в престижном Pulitzer или Booker Prize. (…)

Друзья и коллеги, в своей лекции я попытался продемонстрировать, что невозможна подлинно значимая программа спортивного воспитания, если она не учитывает поток тенденций и проблем, связанных с наличием дуализма, противоречий и парадоксов спорта.

Роль спортсменов и спорта в «обществе успеха»

Печатается с сокращениями по изданию: Ленк Г. Бывший спортсмен о ситуации в спорте высших достижений ФРГ // Инф. вестник ВНИИФК. – 1976. – № 13. – С. 23–41. Заголовок дан составителями.

Я не стану выступать ни с торжественной речью, ни с научным докладом, ни с философским трактатом (хотя последний является для меня большим искушением); (…) мое сугубо практическое сообщение (…) – субъективное мнение бывшего чемпиона Олимпийских игр, который по своей теперешней профессии обязан задумываться над происходящим. (…)

Хотя миф о тупых олимпийских гладиаторах был развеян (две трети легкоатлетов, пловцов, баскетболистов, лыжников и т. д. учились или учатся в высшей школе, а среди участников Олимпийских игр студенты и специалисты с высшим образованием составляют 73 %), хотя спортсмены высшей квалификации обладают гораздо более высоким образовательным уровнем, чем население в среднем, все же, без сомнения, еще существуют влиятельные группировки – в особенности среди людей умственного труда и «творцов» общественного мнения, – которые питают тайное или явное предубеждение против «низменной» физической активности спортсменов. Неправильно истолкованное христианское понятие плоти в течение столетий оказывало влияние на наше отношение к телу, спорту и сексуальному началу, затем в просвещенных кругах мнение по этому вопросу резко изменилось; и вот около 1960 г. старая концепция вновь обзавелась литературными бастионами, а позднее – перед мюнхенскими Играми – бастионами социологическими. Если такие литераторы, как фон Редзори и Андерш, называли Олимпийские игры в Риме «поношенным платьем XIX столетия», «идиотской погоней за рекордами и организацией супербизнеса», «в котором только дурак может усмотреть наличие гуманистических идеалов», то критики мюнхенских Игр пользовались изысканной социологической терминологией: они говорили о фетишизации результата, позитивизме, капитализме, функционализме и технократии, которые определяют конкретизирующий, подавляющий, зависящий от политики и стабилизирующий социальную систему характер спорта высших достижений. Функциями приспособления к принудительным нормам трудовой деятельности и компенсации за отрицательные эмоции в повседневной жизни наделили спорт критики социальной системы старшего поколения; более молодые говорили о социальной интеграции, тождестве спорта с социальной системой и его стабилизирующем воздействии на эту систему, в дополнение к тезисам о приспособлении к социально-политической системе в целом. (…) Чтобы совсем не замучить читателя китайской грамотой социологии, я приведу еще всего одно, чрезвычайно-занимательное, высказывание: «Для низших слоев… Олимпийские игры с их безукоризненной организацией являются прежде всего выражением потребности в подчиняющем авторитете, в поведении, соответствующем строгим правилам и внешним нормам; эта потребность порождается в низших слоях капиталистической организацией системы труда» (Прокоп). Как будто в так называемых социалистических странах не существует олимпийского спорта!

(…) Молодые социалисты заявили на съезде своей партии: «Спортсмены высшей квалификации, будучи надежными „мышечными машинами“, являются символами воспроизводства политической и экономической системы, которую они представляют; они превращаются в механических производителей медалей». Студенты гамбургской спортивной школы предложили абсолютно однозначную формулировку, гласящую, «что спорт заимствовал у капиталистического общества принцип ориентации на результат и идеологию и, таким образом, поддерживает капиталистическое общество» и что «к интенсивной тренировке удается приобщить людей…, не обладающих критическим мышлением». Они утверждают также: «Свободному выбору больше нет места, спортсмены – это продукт продолжающейся коррупции и манипулирования». Даже Гюнтер Грасс отмечает (как ни странно, в официальном выступлении от имени ДСБ) обострение «диктатуры принципа успеха» в спортивном соперничестве между государствами: «Спорт высших достижений не служит освобождению человека от насилия. Он сам есть результат насилия, которому подчиняется общество успеха. Оно держится благодаря слепой готовности сильнейших спортсменов к самовыражению в рамках этого насилия». Спортсмены подчинены насилию вещей и террору успеха и «заставляют работать свое тело в интересах других людей». «Ими руководит коллективный принцип успеха», который неизбежно приводит к перегибам под влиянием неуместного коллективного честолюбия.

(…) В дискуссии по теме «результат» на примере спорта обсуждались проблемы, входящие далеко за рамки спорта; речь шла о главных социальных ценностях – общей ориентации на результат (успех), принципе успеха и т. д. Разрешите мне в нескольких словах выразить свое критическое отношение к критике результата.

(…) Вопреки концепции критиков, спортивный результат отвечает как активному стремлению к реализации ценностей, так и способностям спортсменов; спортивный результат не есть продукт насилия. Результат в спорте определяется собственной мотивацией, а не чужим решением. Ведь к установлению спортивного рекорда принудить человека просто невозможно. Можно заставить любого человека маршировать, но его нельзя заставить «выкладываться» в марафонском беге. Непременной предпосылкой любого значительного спортивного результата является безусловная личная заинтересованность. Результат – это собственное «творение» спортсмена.

(…) Спорт высших достижений не является моделью общества; это лишь модель поведения для весьма ограниченной социальной группы; люди, принадлежащие к этой группе, добровольно подчиняют себя правилам строгой оценки результатов, причем это не сопряжено для них с каким-либо серьезным риском, ибо в этой сфере деятельности почти совсем отсутствуют (за исключением профессионального спорта) зависимость от власти и материальная заинтересованность. Спорт высших достижений нельзя рассматривать как инструмент господства; он не может служить для идеологического оправдания или «цементирования» социальной несправедливости и неравенства. (…)