Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич Страница 32

Якушева, уже после его кончины, попытались представить очередной жертвой тарасовской «мстительности». «Анатолий Тарасов, — писал «Советский спорт», — выделял Якушева среди остальных, закрывая глаза на слабость железнодорожника к алкоголю. Но однажды сам Анатолий Владимирович Якушеву подобного не простил… В Стокгольме, на банкете по окончании чемпионата мира 1963 года, завершившегося победой сборной СССР, Якушев, достигший нужной кондиции, подошел к Тарасову и, ни слова не говоря, ущипнул его за нос… У гуру советского хоккея глаза на лоб полезли в прямом и переносном смысле».

После стокгольмского эпизода, полагают авторы, на попадание в состав на Олимпиаду-64 в Инсбруке у Якушева уже не было никаких шансов. И только после того как у Юрзинова случился приступ аппендицита и встал вопрос, кем его заменить, руководство Федерации хоккея предложило старшим тренерам команд высшей лиги выбрать между Виктором Якушевым из «Локомотива» и Юрием Дроздовым из ЦСКА. «Советский спорт» сообщает, что против Якушева проголосовал лишь один тренер. Фамилия тренера не названа, но подразумевается, что это, конечно же, мстительный Тарасов, решивший насолить Якушеву и протолкнуть в сборную еще одного хоккеиста ЦСКА.

Но тут всё неправда.

Дело даже не в том, что к Виктору Якушеву Тарасов всегда относился с уважением (была история с ущипнутым в Стокгольме носом или же она выдумана — не имеет значения). А в том, что с первой же секунды совместной работы в сборной Тарасов и Чернышев сами, без всевозможных плебисцитов, определяли тот состав, который был им нужен на чемпионате мира или на Олимпиаде. Инсбрук-64 — не исключение. В Чернышевском «Динамо» сформировалась весьма боеспособная тройка: Петухов — Юрзинов — Волков. На нее, а также на тройки Локтев — Альметов — Александров и братья Майоровы — Старшинов и рассчитывали на Олимпиаде тренеры. Разбивать эти тройки без веских на то причин Тарасов и Чернышев не собирались. Без звена в основном составе находился десятый форвард — Фирсов. Аппендицит игрока — веская причина для перемен. Именно Тарасов, после того как Юрзинов угодил в больницу, предложил следующий вариант пертурбаций, с которым Чернышев согласился: включить Виктора Якушева в тройку с Фирсовым и Волковым, но только не с динамовским Юрием, а с цээсковским Леонидом, а Петухова взять в Инсбрук десятым нападающим («пристяжным», как назвал свои функции в той ситуации сам Петухов). Новая тройка стала самой результативной в команде — 21 заброшенная шайба (у цээсковцев и спартаковцев — по 18).

«Когда накануне Олимпийских игр 1964 года перед самым нашим отъездом неожиданно заболел Владимир Юрзинов и динамовское трио распалось, — писал Тарасов, — то спешным порядком было создано новое звено: Леонид Волков — Виктор Якушев — Анатолий Фирсов. И хотя Якушев впервые играл с этими хоккеистами (“сыгрывались” они сутки), новое звено внесло заметный вклад в нашу победу на Олимпиаде… И позже, в Любляне, когда мы поставили в тройку к Старшинову нового хоккеиста — Виктора Якушева, и в Вене, когда тот же Якушев играл в тройке Альметова, получались великолепные звенья, хотя времени, чтобы сыграться, у них было очень мало».

По мнению газеты «Советский спорт», Тарасов всё же нашел способ «оставить с носом» оказавшегося в опале игрока «Локомотива». Тот в Инсбруке отыграл так, что у организаторов олимпийского хоккейного турнира не возникло ни тени сомнений насчет того, кто является лучшим нападающим соревнований: конечно же, Якушев, забросивший 9 шайб в восьми играх! Но Анатолий Владимирович якобы уговорил директорат не вручать приз лауреату, а просто «отдать его команде, которая, мол, сама разберется. В результате лучшим нападающим стал… защитник Эдуард Иванов».

Действительно — из ряда вон выходящий случай, никогда больше не повторявшийся. Но что же произошло на самом деле?

Еще в 1963 году, после того как команда выиграла чемпионат мира в Стокгольме, Тарасов и Чернышев столкнулись со странной ситуацией. Из директората турнира к тренерам не обратились с просьбой назвать лучшего хоккеиста команды в том амплуа, в котором директорат запланировал игрока именно из их сборной. Лучшим голкипером назвали представителя Канады, занявшей четвертое место и пропустившей 23 шайбы — на 4 шайбы больше, чем золотой и серебряный призеры; лучшего защитника попросили назвать шведских тренеров, а лучшего нападающего — чехословацких. Чемпионов мира среди лауреатов не оказалось. Глава Международной лиги хоккея на льду (ИИХФ) англичанин Джон Ахерн заметил, объясняя решение ИИХФ, что в советской команде нет «звезд», которые могли бы рассчитывать на первый приз. «Нас, — вспоминал Тарасов, — это здорово обидело. Господин Ахерн, уважаемый в мировом хоккее человек, допустил очевидную и грубую подмену понятий. У нас действительно не было в сборной солистов (и мы гордимся этим!). Но ведь в сборной СССР было немало игроков экстра-класса, по-настоящему выдающихся хоккеистов. Люди, решавшие судьбу трех призов лучшим игрокам турнира, просто не поняли, что у нас этот приз можно было вручать чуть ли не каждому спортсмену».

В Инсбруке в 1964-м мнением Тарасова и Чернышева относительно кандидатуры в лучшие нападающие директорат поинтересовался. И, не получив вовремя конкретного ответа, передал приз на церемонии награждения, состоявшейся после заключительного матча, в руки капитана сборной Бориса Майорова (именно поэтому, возможно, публика и пресса решили тогда, что форвард «Спартака» стал лауреатом турнира). Лучшим вратарем назвали Сета Мартина из Канады, лучшим защитником — Франтишека Тикала из Чехословакии. Нападающего оставили за сборной СССР. Якушева в списках директората не было. Он был включен журналистами в состав символической сборной, в которую, к слову, вошли сразу три игрока — половина сборной! — из команды Канады, вновь оказавшейся на четвертом месте.

«Отдали приз Майорову, — писал позже Тарасов, — чтобы он передал его в команду, и тогда мы сами решили, кто же у нас был сильнейшим. На общем собрании хоккеисты согласились с тренерами, что приз надо передать Эдуарду Иванову». И Тарасов объяснил почему: «Все играли самоотверженно, все до конца отдавали свои силы победе. Но даже в этой дружной и самоотверженной команде выделялся своим поразительным мужеством Эдуард Иванов. Он сам непрерывно искал возможность проявить свое мужество, самозабвенно, с эдаким ухарством, не жалея себя, бросался с открытым лицом под броски шайбы, не щадил себя в поисках жесткого единоборства. И все это делал с улыбкой. И тем самым вдохновлял своим энтузиазмом остальных».

Любопытно, что на следующий год, в Тампере, где советская команда стала чемпионом за тур до финиша чемпионата, директорат вновь обратился к Тарасову и Чернышеву с просьбой назвать лучшего нападающего — «квота» и в этом случае была отдана советской команде. Собрание тренеры не собирали. По оценкам, выставлявшимся ими на протяжении всего турнира, они определили трех реальных претендентов на звание лучшего форварда — Альметова, Локтева и Старшинова. «Всё обдумав и взвесив, — рассказывал Тарасов, — мы решили рекомендовать Старшинова, показавшего не только игру выдающегося мастера, но и проявившего себя замечательным товарищем. Он сделал всё, что от него зависело, чтобы помочь дебютанту первенства Анатолию Ионову войти в игровой ансамбль как равному, и тем самым дал Анатолию возможность играть в полную силу».

Тарасов в Тампере вполне мог настоять на том, чтобы лауреатский знак был отдан цээсковцам Альметову или Локтеву, причем с полным на это основанием — оба вошли в пятерку самых результативных игроков чемпионата и в символическую сборную. Но проявил объективность и лишил аргументов тех, кто всегда обвинял Тарасова в антиспартаковских кознях.

Глава девятая ПРОТЕКЦИЯ ГАГАРИНА

В феврале 1964 года в правительственном Доме приемов на Ленинских горах состоялась встреча советских руководителей во главе с Никитой Хрущевым с победителями и призерами зимних Олимпийских игр, проходивших в австрийском Инсбруке. Полуофициальный характер мероприятия подчеркивали накрытые столы с закусками и выпивкой на них.