Александр Кикнадзе - Тогда, в Багио Страница 6

А другой видит во сне, в тревожном тягучем сне, что начался турнир, но только он знает, какие опасные соперники выпали ему по жребию в первых турах, он скован, ему плохо дышится и еще хуже думается за партией, он хочет дотронуться до одной фигуры, но рука не слушается его, машинально берется за другую… кошмар… проигрыш… как это случилось… он просыпается в холодном поту… долго приходит в себя… с радостью убеждается, что это был сон.

Если можно верить снам, то такие — к явной неудаче, ибо приснились человеку, может быть, и умеющему руководить шахматным войском, да не умеющим руководить собой.

Но пока тренер ни о чем не догадывается. Он не знает, каков его новый ученик в трудном соревновании, как он ведет себя после победы, после поражения, достаточно ли в нем силы, чтобы критически отнестись к себе (не у всех в душевных запасниках этот клад!).

Семен Фурман нашел ученика, который был не по годам спокоен, выдержан и рассудителен, хотя и казался со стороны человеком, не сразу и нелегко вступающим в контакты.

Анатолий Карпов нашел учителя, который, хоть и казался человеком неразговорчивым, умел понимать, предвидеть и выбирать из множества слов, приходивших на ум, только те, которые годились именно в эту минуту, именно «для этого состояния».

Счастливое сложение характеров, неброских, но в решительные минуты достаточно резких, дало не сложение — умножение сил!

Рано ушел из жизни Семен Абрамович Фурман. Ушел незадолго до того, как ему предстояло, быть может, проявить свое шахматное и учительское искусство с особой силой. Когда он, как никогда, был нужен своему ученику и другу. И шахматам вообще.

ГЛАВА IV

А матч в Багио разворачивается неторопливо.

В таком поединке очень важно первым выиграть партию. Создать настроение. Овладеть инициативой. Заставить соперника потратить много часов на то, чтобы отшлифовать вариант или… вовсе отказаться от него. Тот гроссмейстер, который уверяет, что спокойно переносит поражение, говорит неправду. Нет таких гроссмейстеров сегодня. Возможно, они появятся завтра, но это будут кибернетические гроссмейстеры.

Первые семь партий матча завершились вничью.

В одной из них, пятой, чемпиона едва не подстерегла неудача. Получив тяжелую позицию, Карпов при откладывании записал, быть может, не лучший шахматный, но зато безукоризненный психологический ход, который, похоже, при домашнем анализе вообще не рассматривался штабом претендента. Во всяком случае, при доигрывании уже скоро Корчной оказался в цейтноте (на десять ходов у него оставалось пять минут). Но когда ничья была близка, Карпов сделал неудачный пятьдесят второй ход. Корчной не просчитал до конца варианта, форсированно приводившего к мату. И дал не тот шах слоном. Черный король смог выпутаться из матовой сети.

Кто имел моральное преимущество после той пятой партии, длившейся 124 хода: чемпион ли, который спас очень трудное окончание, или претендент, который довел партию до победы, но достичь ее так и не смог?

Чаша весов пока колебалась.

Две другие партии также завершились ничьей. Наступил черед восьмой…

Сделано всего лишь семнадцать ходов, но позиция черных, которыми играет претендент, уже очень сложная. Король, застрявший в центре, не имеет перед собой ни одного пехотинца, который был бы способен прикрыть его грудью. Один лишь офицер из штабного охранения спасает его от готовящегося неприятельского удара. Белая конница вышла на ближние подступы к лагерю, дальнобойные орудия белых простреливают из конца в конец дороги, ведущие к нему.

Есть воинское правило: идти в атаку можно, лишь имея превосходство в силах над обороняющимися. Этот закон действует и на шестидесяти четырех полях. Белые так располагают свои силы, чтобы на решающих участках предстоящего сражения получить численное превосходство. Приходится идти на жертвы. Зато белые получают свободу маневра и сковывают неприятельское войско.

Черные защищаются из последних сил. И притом достаточно искусно. Кажется, что к двадцать четвертому ходу серией разменов им удается чуть-чуть разрядить обстановку.

Но дело в том, что Карпов лучше видит позицию, которая возникает после разменов, и комбинационную возможность, открывающуюся в ней.

На двадцать шестом ходу Карпов жертвует ладью. Взятие неминуемо приводит к мату. Отступление же черной ладьи по вертикали «e» ведет к ее связке и быстрой потере. Корчной перекидывает тяжелую фигуру с поля боя чуть не на край доски. Тогда Карпов, не уводя своей ладьи из-под удара, жертвует и коня. Корчной снимает ладью. И получает форсированный мат в два хода.

Претендент нервически расписывается на бланке.

Слово «сдаюсь» за него проставит судья.

Девятая партия — ничья.

Десятая партия — ничья.

Из десяти первых встреч — лишь один результативный поединок.

Сколько же времени будет тянуться весь матч?

Анатолий Карпов:

— Загрустил член апелляционного жюри американец Эдмонд Эдмондсон. Он начал жаловаться, что не рассчитал, мол, не думал, что это будет такое долгое и трудное соревнование. Надо продавать дом в Нью-Йорке и переезжать в Гавайи, там ждут неотложные дела, но он не имеет права покинуть Багио даже на один день. Эдмондсон спросил, что ему делать. А я в свою очередь спросил, что он думает, как долго тянулся бы матч с Фишером, если бы мы играли его по регламенту, на котором когда-то настаивал мой собеседник, — не до шести, как теперь, а до десяти выигранных партий.

16 октября 1974 года в пятом номере специального выпуска бюллетеня Центрального шахматного клуба, посвященного финальному матчу претендентов, было опубликовано интервью: «Ничьи вне закона».

«Зритель не питает симпатий к ничейному результату спортивной борьбы… Я до сих пор не могу понять, как умудрились участники шашечного матча на первенство мира свести вничью двадцать партий из двадцати! Зрительный зал был настолько пуст, что телеоператоры стеснялись его показывать… Не случайно в некоторых турнирах прошлого века ничейные партии переигрывались, а иногда даже приравнивались к поражениям. Нынешние матчи претендентов поставили ничьи «вне закона». Они просто не засчитываются, и в этом огромная притягательная сила поединков. Только победа открывает путь к успеху».

Торопливое и наивное было заявление. Пишу об этом, не боясь обидеть человека, сказавшего эти слова, потому что им был я.

В самом деле, думаю я теперь, куда годится: человек вкладывает в партию такое количество умственной, нервной и физической энергии, какое просто невозможно измерить, а все усилия уходят в воздух, в песок, в никуда. Куда мудрее было правило, когда ничья приближала к цели или чемпиона или претендента, если тому удавалось повести в счете. Есть много других мнений, но теперь, повидав и пережив Багио, я начинаю все больше думать, как несправедливо делить партии на имеющие спортивное значение и не имеющие никакого спортивного значения.

Что-то надо сделать, чтобы следующие поединки не превращались в состязание по «терпению и выдержке», которое отодвигает на второй план собственно шахматное искусство.

Как оценивает начало матча чемпион мира?

— Мы оба с самого начала были настроены на бескомпромиссную борьбу. У меня была неплохая первая партия, у Корчного — вторая и четвертая. В пятой мне пришлось выдержать тяжелую защиту. Корчной мог дать мат, но в цейтноте прошел мимо этой возможности. Решив, очевидно, не тратить время на расчет дальнего и не очень ясного варианта, он предпочел наверняка выиграть пешку. Закончилась партия тем, что мы пришли к знаменитой позиции Раузера, но эндшпиль имел нюансы, еще не встречавшиеся, насколько мне известно, в практике. У претендента были лишние слон и пешка, а выиграть не смог. Да и не мог…

(Замечу, что это окончание было столь необычно и любопытно, что и полгода спустя мнение читателей еженедельника «64» разделялось: доводы находивших выигрыш за белых разбивались контрдоводами оппонентов… в конце концов мнение оппонентов восторжествовало, что лишь подтвердило безукоризненность аналитической работы чемпиона и его команды. — Ал. К.)

— Семь первых партий показали, что в сложных позициях я превосходил противника, — продолжал Анатолий Карпов. — Он же имел некоторое преимущество в тактических построениях. Все было иначе, чем в предыдущем матче с Корчным. Иррациональная борьба стала теперь моим делом. В восьмой партии мне удалась матовая атака. Я стремился к инициативе. Потом подсчитали, что в тридцати двух партиях Корчной пожертвовал всего одну пешку, я же позволил себе пожертвовать почти полный набор фигур.

В одиннадцатой партии я играл плохо, мог форсированно добиться перспективной позиции, но игра не шла, не было четкости. Не мог просчитать длинный вариант и был недоволен собой.