Маша Трауб - О чем говорят младенцы Страница 10

– Мат, – радостно объявил он и, довольный, закурил сигарету. Он буквально сиял от счастья. Вася побежал в туалет, едва сдерживая слезы.

– Идиот, – сказала мама папиному коллеге и побежала за Васей. Через некоторое время они вышли вдвоем. Вася был красный, мокрый, но настроен решительно.

– Еще одну партию, – сказал он.

– Расставляй! – обрадовался коллега.

Мама выстрелила в него взглядом снайпера: мол, если не поддашься – убью. Вася проиграл и убежал в ванную. Судя по доносящимся оттуда звукам, он в истерике пытался оторвать от стены раковину. Мама капала в рюмку валерьянку – то ли для Васи, то ли для себя.

Коллега начал хвалить мамину запеченную баранину – дескать, вкусная. Мама непроизвольным жестом отставила от него тарелку. Коллега быстро попрощался и ушел. Но сначала мама ему отомстила.

– Может, в шашки сыграем? – спросила она невинно.

– Давай, – обрадовался коллега, потирая руки.

– Не надо, мама... – хлюпнул Вася.

– Надо. Я его сделаю, – заявила мама, расставляя шашки. – Вот увидишь.

– А если проиграешь? – Вася схватился за скатерть и медленно тянул угол на себя.

– Не проиграю. Обещаю, – сказала мама.

Мама сначала проигрывала. Коллега расслабился и предлагал «дать фору». А потом мама неожиданно начала выигрывать.

– Детей обижать нельзя, – говорила она, съедая очередную шашку, – а моих тем более. Я не злопамятная, просто злая, и память у меня хорошая.

Мама обыграла коллегу вчистую. Вася был совершенно счастлив. Коллега нервно хмыкнул и сказал, что мама выиграла случайно.

– Это ты у ребенка выиграл случайно, а мне проиграл закономерно, – ответила мама.

Больше она никогда не звала его в гости.

Вася еще занимается музыкой, что грозит и мне. Мама считает, что иначе мы не научимся думать головой, когда заняты руки и ноги. А это очень нужный в жизни навык. Хотя мне кажется, она заставляет Васю заниматься, потому что сама окончила музыкальную школу, и после этого ей ничего в жизни не страшно. А маму заставляла заниматься музыкой ее мама – наша бабушка. Так что, получается, это опять бабушка во всем виновата.

– У нее нет слуха. Я ее не возьму, – сказала учительница музыки про маму.

– Девочка должна получить среднее музыкальное образование, правда? – ласково спросила бабушка. – А у вас есть сестра и квартира матери, которую вы не можете разделить, правда? А я адвокат как раз по наследственным делам. Давайте договоримся – у моей девочки абсолютный слух, и считайте, что квартира – ваша.

Учительница музыки ласково погладила маму по голове.

Все имеющиеся в обращении матерные слова мама выучила в тот день, когда грузчики несли на восьмой этаж пианино. Мама сидела и «ждала» инструмент, очень надеясь, что грузчики его не донесут. Пианино было один в один из страшилок про «в одной черной-пречерной комнате стояло черное-пречерное пианино...».

Произведение, которое мама играла весь следующий год, – «Сурок» Бетховена. Стихи Гете: «Из края в край вперед иду, всегда сурок со мною...»

Каждый раз мама искренне плакала в конце пьесы, так ей было жаль этого одинокого путника. «Ну поплачь, поплачь, истеричка», – говорила ей учительница.

– Машенька, – не выдержала однажды бабушка, – хватит рыдать, давай разберемся. Вариантов у этого парня несколько. Самый простой – продать сурка и хотя бы нормально пожрать. Вариант второй – убить сурка, перестать шляться по улицам, а заняться наконец делом. Значит, какой мы делаем вывод из этой песни?

– Какой? – всхлипнула мама.

– Надо не рыдать, а сесть, взять сигарету, налить себе коньячку и подумать. Поняла?

Потом бабушка отправила маму в деревню. Именно там ей действительно нравилось учиться музыке. Она ходила заниматься к соседям, у которых пианино осталось от умершей дочки. Эта пожилая супружеская чета жила замкнуто. К инструменту они относились как к могиле. Оно стояло в комнате, где всегда были задернуты шторы. На крышке в вазочке стояли искусственные цветы и сидела собачка – любимая мягкая игрушка дочери. Они кормили маму пирогами со свекольной ботвой, вареной курицей и сладкой пастилой из абрикосов, высушенной на крыше дома. И, сытую, оставляли дремать в беседке, увитой диким виноградом. Они не хотели, чтобы кто-то стирал с клавиш память об их дочери. Не хотели, чтобы кто-то осквернял ее пианино. Бабушка об этом, естественно, не знала. А мама была только рада не заниматься.

– Музыка – это непрямой массаж мозга, – сказала Васина учительница музыки Лариса, за что мама полюбила ее сразу и навсегда. Так что два раза в неделю Вася массирует мозг.

А потом он вдруг решил бросить занятия.

– Почему? – Мама была в отчаянии.

– Не знаю!!! – ответил Вася и стукнулся головой о крышку пианино.

– Может, он влюбился? – выдвинула версию учительница музыки. – Василий, прекрати ломать инструмент, вон, иди об стену побейся.

Вася послушно встал и пошел биться лбом об стену.

– Если это усталость, то дадим ему неделю на отдых, – продолжила учительница. – Если так будет продолжаться, – она посмотрела на Васю, который вернулся к инструменту и остервенело ковырял в нем дырку карандашом, – то точно любовь, и нам с вами придется расставаться.

Алиса сидит перед Васей. Она влюбилась в него во втором классе. И в тот день, когда определилась в своих чувствах, повернулась затылком к доске и лицом к Василию.

– Алиса, повернись! Алиса, я не могу обращаться к твоему затылку! Алиса, неуд за поведение! – пыталась развернуть девочку учительница. Ничего не помогало. Алиса приходила в класс и садилась задом наперед. Она перенесла на Васину парту тетрадь и научилась списывать так же – задом наперед. Алиса даже читала быстрее, если считать слова в минуту, когда книга лежала в перевернутом виде.

К концу второго класса на Алисин затылок уже никто не обращал внимания, даже Вася, который, конечно, поначалу нервничал под ее пристальным взглядом. Более того, если Алиса заболевала и не приходила в школу, а значит, на Васю никто не смотрел снизу вверх и не заглядывал ему в рот и тетрадь, он мрачнел и плохо писал контрольные.

– Тебе Алиса нравится? – спросила его мама.

– Да ну, надоела, – махнул рукой Вася, но мама ему не поверила.

В конце второго классе Алиса написала Васе записку: «Я тебя больше не люблю из-за каникул. Я буду любить Антона с дачи. Прощай навсегда». Вася пожал плечами и написал вежливый ответ, потому что мама ему все уши прожужжала, что нужно отвечать на письма, говорить «спасибо», даже если не за что благодарить, и извиняться, даже если не прав. «Досвиданья», – написал Вася без всякой задней мысли.

В начале третьего класса Алиса села за парту как положено, лицом к доске, поерзала попой, ударилась с непривычки коленкой и наконец вспомнила обычное положение – развернулась лицом к Васе и затылком к доске. «Я тебя снова люблю. Антон дурак», – написала она в записке, хотя могла ему об этом сообщить тут же – прямо в глаза. Василий на послание не ответил – обменивался хоккейными стикерами с друзьями. Алиса же решила, что он обиделся на нее из-за Антона, и решила Васю «вернуть».

– Вася, а ты чем будешь заниматься? – спросила она, невинно болтая ногой.

– Шахматами, – буркнул Вася, продолжая думать о хоккеисте Овечкине.

– Па-а-анятно, – протянула она.

Что было дальше – нашей маме рассказала мама Алисы.

Девочка пришла домой и сказала родителям, что хочет заниматься шахматами. Просто умирает, как хочет. И если они сейчас же не найдут ей шахматный клуб, то на хор – а Алиса поет в хоре, на радость маме, – она не пойдет ни за что в жизни. Мама села к компьютеру и нашла ближайший клуб. Тот, в который уже был записан Вася. Чего стоило маме Алисы записать ее именно к Васиному тренеру, никто не знает. Наверное, помогло то, что Алиса была единственной девочкой на весь шахматный клуб, и то, что ее мама – в прошлом актриса – очень натурально сыграла роль безутешной родительницы.

– Я не знаю, что делать, – жаловалась мама Алисы после второго занятия. – У нас ведь никто в семье не играет в шахматы! Я ничего, ничегошеньки не понимаю. Абсолютно! Я очень надеюсь, что она передумает. Она ведь тоже... того... – Мама постучала кулаком по деревянному косяку. – Зато у нее голос и данные.

На занятиях Алиса села перед Васей и повернулась затылком к доске. Тренер показывал ей дебют, двигал фигуры и вдруг, прервавшись, спросил:

– Алиса, ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Не-а! – ответила девочка, счастливо улыбаясь.

– Алиса, может, хватит? Не будем ходить? – спрашивала ее перед занятием мама. – Стыдно ведь.

– Не-а, – отвечала Алиса и решительно двигала коня на ту клетку, на которую он не мог попасть ни при каких обстоятельствах. Тренер по шахматам и Василий, размахивая руками и брызгая слюной, тут же забывали обо всем на свете и начинали ей объяснять, почему так нельзя ходить. Вася при этом хватал ее за руку и наклонялся близко-близко. Алиса победоносно смотрела на маму. Мама издавала протяжный стон.