Дневник матери - Нефедова Нина Васильевна Страница 14

Если же из школы приносится «пятёрка», он говорит, довольно потирая руки:

– Вот это да! Вот это я понимаю! Вот как надо учиться! И, кажется, рад отметке больше самого Юрки.

Я никак не привыкну к этой смене настроения, она выводит меня из равновесия. И когда Иван Николаевич по поводу Вали, опоздавшего на урок английского языка, разражается своей обычной тирадой: «Нет, я вижу, из наших ребят…» – Я не выдерживаю и против воли раздражённо спрашиваю:

– Что ты разумеешь под этим «проку»?

Через Ивана Николаевича точно электрический ток пропускают. Он подпрыгивает в кресле и говорит в запальчивости:

– Я не хочу, чтобы мои дети остались неучами!

– Прежде всего они должны стать настоящими людьми, – говорю я спокойно, потому что это единственный способ привести мужа в равновесие.

– Э-э-э! – болезненно морщится Иван Николаевич. – Это все идеалистические бредни, вколоченные в тебя папашей твоим, чистейшей воды идеалистом! Гм… – «настоящим человеком!» – иронически повторяет он. – Как будто можно стать настоящим человеком вне дела! Что толку в тунеядствующем бездельнике, пусть он будет того лучше? Нет, я хочу, чтобы мои дети были людьми дела, большого, стоющего дела, а они бездельничают под твоим крылышком! Почему? Да потому, что во всём обеспечены, о куске хлеба не думают. Я, чтобы учиться, батрачил, а они все блага принимают, как должное. Мне отец что сказал, когда я заявил, что хочу учиться? – «Вот тебе, Иван, бог, а вот порог!» – А ты с ними антимонии разводишь: «Юрочка, милый, учись, пожалуйста, умоляю тебя!» И вот Юрочка, делая тебе одолжение, учится через пень-колоду. Чёрт знает, что получается!

Иван Николаевич с грохотом отодвигает кресло и начинает бегать из угла в угол по кабинету.

– Так что же ты предлагаешь? Какой выход? – спрашиваю я. – Выгнать всех из дому? Предоставить самим себе, пусть батрачат, зарабатывают кусок хлеба и учатся, авось скорее… академиками станут? Так, что ли?

– Да! – в запальчивости восклицает Иван Николаевич.

– Что ж, давай выгоним….

Иван Николаевич озадаченно смотрит на меня, потом безнадёжно машет рукой: «Делай, мол, как хочешь!» – и садится за свой микроскоп.

Я выхожу из кабинета, но мысленно продолжаю разговор с мужем. Да, нашим детям не приходится думать о куске хлеба. Но разве мы не должны быть счастливы? Почему же он, думаю я о муже, с горечью и обидой говорит об этом. Что это – зависть? Но разве можно завидовать сыну или дочери? Нет, не зависть это, а скорее незаглохшая обида за своё детство без детства.

Хорошо, что в нашей стране дети избавлены от борьбы за кусок хлеба. Жизнь открывает перед ними богатейшие возможности: расти, учись, работай, твори! И не прав, мне кажется, Иван Николаевич, считая нужду и лишения лучшим фактором воспитания. Они закаляют человека, это бесспорно, а сколько молодых сил гибло в борьбе за существование?! Да и сейчас ещё гибнет «по ту сторону».

Нет, не люблю я это выражение – «кусок хлеба»! Чем-то принижающим человеческое достоинство веет от него, чем-то затхлым, мещанским. Да и звучит оно горько, как попрёк. Мы живёт в замечательную эпоху, и не надо, чтобы дети слышали эту фразу да ещё по отношению к себе. Надо только, чтобы они поняли, что всё, что делается для них, делается с любовью, что они члены единой, дружной, большой семьи, что какие бы невзгоды и бури ни встретились им на пути, их всегда ждут участие и поддержка близких и что от них вправе ожидать того же.

Так думаю я, а вечером, проверяя дневник Юры и обнаружив очередную «двойку», я не взываю, как обычно, к долгу сына, ученика, а просто рассказываю Юре о тяжёлом детстве его отца, сопоставляю условия, в которых учится сын, и какие для этого имел отец. Мне хочется, чтобы Юра понял, что он не имеет права учиться плохо, добиться в жизни меньшего, чем достиг отец. Разговор волнует меня, и я неожиданно для себя заканчиваю словами Ивана Николаевича:

– Вот как учились! А мы-то просим: «Учись, Юрочка, не ленись, сделай одолжение!»

Кажется, эта заключительная фраза производит на Юру наибольшее впечатление. Он сидит красный и пристыжённо хлопает ресницами.

Есть хорошая поговорка: «Надо, так и веник выстрелит!» Что ни даёт мне жизнь, я все тащу в свой «арсенал», все может мне пригодиться в моей борьбе за будущее детей.

Были у нас с Иваном Николаевичем разногласия и относительно поведения детей на улице. Надо сказать, что если дома между детьми и случались недоразумения, то во дворе они действовали «единым фронтом». И горе бывало тому, кто осмеливался обидеть кого-либо из них.

Признаться, мне не нравилось то, что они никому не давали спуску. И, когда они, придя домой, сияя глазами, рассказывали о том, как «лупили» Борьку за то, что тот, кидаясь камнем, попал Оле в ногу, я хмурилась и говорила, что драться некрасиво, унизительно.

– Ну да! Нас будут колотить, а мы будем стоять, смотреть?!

– Правильно! – говорил в таких случаях Иван Николаевич. – Всегда надо давать отпор!

Дети оживлялись, чувствуя поддержку отца, и с ещё большим азартом говорили о своей победе.

– Напрасно ты проповедуешь им свою теорию непротивления злу, – сказал мне как-то раз Иван Николаевич, когда мы остались одни. – Совершенно незачем воспитывать из них дрябленьких интеллигентов, которым каждый, кому не лень, будет давать по щекам…

Я возразила, сказав, что совсем не намерена воспитать из детей «дрябленьких интеллигентов», но что участие в драках, потасовках нахожу ниже человеческого достоинства и считаю необходимым внушить это детям.

– А ты заметила, что вот таких умненьких, кто боится своими руками дать хорошую таску обидчику и прячется за маменькину спину, обычно не любят и бьют во дворе? – спросил Иван Николаевич. – Заметила? А говоришь о достоинстве! Какое уж тут достоинство, если каждый тебя может безнаказанно ударить. Не достоинство это, а слабость, слюнтяйство! Нет, надо так себя поставить, чтобы каждый чувствовал, что ты можешь дать сдачи!

Не знаю, насколько прав Иван Николаевич, высказывая эту свою точку зрения. Я допускаю, что в отдельных случаях, может быть, и следует не оставаться в долгу. Но я никогда не смогла бы сказать сыну:

«Тебя побил Петька?! Иди побей его тоже!»

Мне кажется, что этой фразой очень легко сделать из сына забияку, скандалиста, который будет махать кулаками направо и налево.

В одном я была согласна с мужем, что никогда не надо поощрять жалоб детей и безоговорочно принимать их сторону. Дети сами разберутся, кто из них прав, кто виноват. Детские ссоры вспыхивают так часто и порой из-за таких пустяков, что не стоит брать на себя роль арбитра в них.

Страх многих родителей перед улицей мне кажется необоснованным. Конечно, очень важно знать, с кем дружат ваши сын или дочь, чтобы иметь возможность всегда вовремя «нейтрализовать дурное влияние». Но «плохие мальчишки» и «испорченные девчонки» не такое уж фатальное зло. Важно выработать в ребёнке «иммунитет» к этому злу. Тогда можно не опасаться, что к нему что-нибудь «пристанет».

В нашем дворе «отпетым» считался один мальчишка. И, признаюсь, у меня дрогнуло всё-таки сердце, когда я увидела Юру с ним. Но однажды Юра привёл мальчишку к нам в дом, и я заметила, с какой жадностью тот разглядывал в шкафу книги.

– Если хочешь, можешь взять что-нибудь почитать, – сказала я мальчику. Он выбрал «Детство» Горького. И с тех пор стал постоянным читателем нашей домашней библиотеки. Требовала я только одного – чтобы книга возвращалась в срок и чтобы всегда была обвёрнута в газету.