Мода и нравы ХIX века. На картинах, гравюрах и фотографиях того времени. 1790-1914 - Оскар Фишель Страница 23

Герцогиня Орлеанская с сыном

Художник Франц Ксавер Винтерхальтер, 1839

Примерно с 1830 года вошло в моду ездить верхом дамам, и мы находим в книгах образцы манер верховой езды. Вскоре это стало обычным делом – проезжать верхом по парковым аллеям.

Генриетта Зонтаг

Художник Поль Деларош, 1830-е годы

Поколение 1830-х годов любило, чтобы его женщины были очаровательными, грациозными и деликатными. Снова вошло в моду быть бледной и постоянно падать в обморок. Ни одна женщина в обществе не ходила без лорнета, что придавало ей вид дружелюбной беспомощности. Если она мало ела за столом и по ошибке клала перчатку в свой стакан, все это показывало, насколько она была неземной. Брилья-Саварен[140] превозносил грациозную манеру еды, самое большое что женщина могла позволить себе – это надкусить несколько конфет. В 1825 году ей стала требоваться вода, чтобы прополоскать рот, а в 1830-м – миски, чтобы ополуснуть пальцы.

Мы уже говорили о возросших возможностях связи, предоставленных развитием железных дорог, и это повлияло на общество, торговлю и промышленность. Прекрасные дороги, которые Наполеон построил для военных целей, значительно уменьшили трудности путешествия, но стало еще проще, когда железные дороги сократили дальние поездки до нескольких часов. Так возник более космополитичный дух среди высших слоев. Англичане, поляки, русские и венгры встречались друг с другом в домах бомонда в Париже и Вене, а также в небольших городах. Аристократические путешественники пронесли свои привязанности и пресыщенные вкусы через всю Европу вплоть до Востока, а писатели-романтики извинялись перед публикой за то, что позволяли своим героям и героиням постоянно разъезжать в почтовых каретах, вместо того чтобы спокойно и элегантно оставаться дома.

Интерес к театру был не так велик, как к самим актерам и актрисам. Все, что делали вокалист или пианист, вызывало глубочайший интерес у зрителей. Когда Генриетта Зонтаг[141], снискавшая себе славу в Берлине, однажды заболела в Париже, некоторые из ее преданных поклонников, услышав эту новость, отправились из Берлина в почтовой карете, ехали день и ночь, пока не добрались до Парижа, откуда, выяснив подробности состояния примадонны, снова без промедления поехали обратно, чтобы жители Берлина могли получить достоверные новости о ней. Когда певица отправилась в Лондон в 1827 году, нижняя палата представителей закрыла свое заседание раньше, чтобы ее члены могли добраться до театра вовремя.

Газеты описывали путешествия, резиденции и выступления драматических артистов с такой подробностью, какой в наши дни не уделяют даже коронованным особам. Главных звезд окружал настоящий ореол историй и легенд. Что рассказывали о Паганини, не могло ни с чем сравниться: одни говорили, что он задушил свою невесту и за годы тюремного заключения научился играть на скрипке, другие сделали его матереубийцей, и пока он путешествовал по Европе, театры Лондона и Парижа ставили мелодрамы из его жизни. Его внешность и чудесная игра завораживали общественность.

Звезды того времени могли зарабатывать целое состояние своим пением, танцами и игрой так же легко, как и сейчас, а учитывая большую ценность денег в то время, зарплаты были огромными. Мария Тальони[142], знаменитая танцовщица, которой особенно восхищались в балете «Синяя Борода», получила 70 000 франков в 1832 году за трехмесячный ангажемент в Лондоне. Фанни Эльслер[143], ее соперница, заработала 300 000 франков во время гастрольного тура по Америке, а за ее несколько выступлений в Гаване – 51 000 долларов.

Но Лист отбросил всех остальных в тень и удивлял мир до конца своей долгой жизни сначала талантом виртуоза, затем гением композитора и, наконец, великодушием своего характера как человека. В те годы, о которых мы сейчас говорим, он все еще был просто хорошим пианистом, исколесил Европу из конца в конец, встречая повсюду успех. Если другие художники хвастались своими доходами, он поразил мир своим бескорыстием: когда в 1839 году установка памятника Бетховену в Бонне оказалась под угрозой из-за нехватки средств, он немедленно направил комитету 60 000 франков и пообещал, если необходимо, предоставить и оставшуюся сумму.

В театре

Художник Джеймс Хейлар, 1866

Страсть к театру породила новые профессии. Аплодисменты существовали с начала XIX века, но теперь директора парижских театров нанимали «плакальщиков», чьи рыдания обеспечивали успех мелодрамы, и «щекотунов», которые в нужные моменты спасали ситуацию смехом.

Атмосфера в театре не могла быть приятной с гигиенической точки зрения. Вентиляция была недостаточной, а безопасность неудовлетворительной, о чем мы можем судить по многочисленным авариям, произошедшим в этот период. 29 июля 1817 года театр в Берлине был сожжен дотла, газеты писали, что пожар был лучшим представлением, какое имело место там с тех пор, как он был впервые построен. В январе 14 декабря 1823 года такая же катастрофа произошла с придворным театром в Мюнхене. Подобная участь постигла многие театры.

Посещение театра, однако, не пострадало от этих несчастных случаев, напротив, появился новый класс исполнителей. Арфа продолжала оставаться инструментом для гостиной вплоть до начала двадцатых годов. Ее любили дамы, которые, будучи арфистками, могли похвастаться округлостью и белизной своих рук, но после 1830 года арфа полностью исчезла. Даже такой искусный игрок, как Пэриш Алварс[144], не смог восстановить ее популярность, теперь узурпированную фортепиано. Последний инструмент звучал сравнительно редко до 1820 года, но когда в 1823-м великий мастер Эрар[145] начал выпускать свои прекрасные рояли, это вошло в моду. Слава и большие зарплаты профессиональных пианистов побудили многих заняться игрой на фортепиано, и были открыты новые фортепианные фабрики, такие как Bősendorfer в Вене, основанная в 1828 году, Steinweg в Брауншвейге. С тех пор пианино удерживало свои позиции даже против конкурировавших с ним фисгармоники и клавесина.

Если мы знаем, как люди одевались и развлекались, мы можем пойти дальше и спросить, как же они лечились. Мы не можем здесь вдаваться в рассуждения о состоянии медицинской науки в то время, но можем упомянуть, что светские практикующие врачи достигли важных научных результатов. Крестьянин Винценц Присниц[146] своим водолечением направил терапию в разумное русло, а Ганеман[147] гомеопатическим лечением избавил пациентов от огромных доз лекарств, которыми их обычно пичкали. Лечение внушением было осуществлено принцем Александром Гогенлоэ и австрийским крестьянином Мартином Мишелем. Юстинус Кернер[148] и Готтхильф Генрих фон Шуберт[149] ввели магнетизм, гипнотизеров и сомнамбул можно было встретить на каждом шагу. В Дрездене в 1842 году граф Сапари был магнетическим целителем, и пациенты стекались к нему отовсюду, но он пользовался, возможно, меньшим успехом, чем берлинский конюх Грабе, известный в 1825 году, чей метод лечения состоял в плевании в рот