И Гамаюнов - Легко ли быть папой Страница 5

Нам, взрослым, забывшим законы детской игры, нелегко бывает включиться в нее, стать для ребенка партнером, умеющим не навязывать, а лишь подсказывать ее варианты, полагаться на его интуитивный выбор.

Но с игры-то как раз и начинается та духовная близость, то активное непреднамеренное общение, без которого трудно .потом на всех этапах взросления ребенка вникать в особенности его развития, в преодолеваемые им противоречия, разбираться в существе его конфликтов с окружающими. И быть ему другом, ненавязчивым и уважительным, в меру сил помогающим ему растить себя.

Запись 4-я

НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

О "преждевременной

обидчивости",

режиме дня

и неожиданном упрямстве

Сегодня пришлось задержаться на работе. Приехал домой поздно. Поднимаюсь на лестничную площадку, отыскиваю в кармане ключи и слышу за дверью родной "трубный глас"... Что там еще? Пока открываю, в воображении мелькают тревожные кадры: Ксенька бежит по коридору (она передвигается теперь только бегом) и, поскользнувшись у порога, влетает, как мяч, в кухню, падая лицом на кафельный пол... (Сколько раз просил: не нужно у входа в кухню натирать паркет до ледяного блескаполовик ерзает, даже мы, взрослые, поскальзываемся!) Следующие кадры - еще страшнее: дочь опрокидывает на себя кипящий чайник... стаскивает на пол скатерть с хрустальной вазой и затискивает ее осколок в рот... Тайком ухитряется взять ножницы и...

Вхожу в прихожую. По звуку определяю: это в ванной! Не раздеваясьтуда. Дверь распахнута, там трое: Валя, явно вышедшая из себя, что-то сердито говорит громко, ревущей Ксеньке. У Веры Ивановны, обычно деловито-строгой, сейчас умоляющее выражение лица-она Ксеньку уговаривает.

Друг друга все трое не слышат. Речь об одном: нужно умыться перед сном... Всего-навсего!

Иду на кухню выпить воды и успокоиться. Там Максим Петрович курит у окна. Спрашиваю его, как это началось. Он досадливо машет рукой, ему даже объяснять не хочется.

Совсем уж плохой признак.

Возвращаюсь а ванную, беру Ксеньку за руку, веду ее в комнату. Показываю, как щелкает блестящий замок моего портфеля, в котором я приношу домой в конце каждого квартала всякие рабочие бумаги. Ксенька заинтересованно присаживается на корточки, ковыряет замок пальцем... (Меня поражают ее мгновенные переходы-от, казалось бы, безысходного горя к деловому исследованию. Но не думаю, что это говорит о легкости переживаемых ею чувств -они не поверхностны, нет!

Она искренне и глубоко потрясается ими. Только вот темп жизни у нее, видимо, плотнее, чем у нас. Поэтому и переключается она на другое состояние так быстро.)

Вешаю пиджак в шкаф и предлагаю: "А что если мы сейчас отправимся в лес, к белкам в гости?" Ксенька внимательно смотрит на меня: не шучу ли? Соглашается. Мы, держась .за руки, ходим по комнате между воображаемых деревьев. "Вон, прыгнула!" -показывает Ксенька рукой вверх. Мы разговариваем с белками. А они, оказывается, укладываются спать. И нас приглашают - в дупло. Только, говорят, надо умыться. "А где тут у вас ручей?" - интересуюсь. "Я знаю", - говорит Ксенька и тянет меня за руку через другую комнату (там на диване сидят Валя и Вера Ивановна-они провожают нас осуждающими взглядами), через прихожую в коридор - в ванную.

Я открываю кран - "ручей" начинает журчать, мы оба по очереди умываемся и, крайне довольные, возвращаемся в комнату. Ксенька забирается в кроватку - это сейчас для нее беличье дупло - и засыпает почти сразу же.

Иду на кухню с видом снисходительно настроенного победителя. Там одна Валя. На ее лице - отчуждение.

- Так дальше нельзя, - говорит она. - Невозможно!

- Хорошо, только без эмоций, - пытаюсь ее успокоить. -Давай разберемся...

- Когда ты предложил воспитывать Ксеньку без наказаний, я сразу же согласилась. Когда настаивал на раннем закаливании, я тоже была не против. И даже когда вы с дедом начали эти бесконечные игры, я не возражала. Но дошло до того, что Ксенька ничего не хочет делать без игры - ни обедать, ни спать, ни умываться. А она должна знать, что есть обязательные, может быть, скучные дела.

- Но почему обязательные дела должны быть скучными?

Почему не украсить их фантазией?

- Потому что игра это праздник. А жизнь не может быть сплошным праздником.

Ох уж эта мне женская логика!

- Значит, раз так, будем все бытовые дела делать с постными физиономиями?!

- Да ты пойми, - уже чуть не кричит Валентина, что с ней случается крайне редко, - у вас с дедом игра стала не праздником даже, а чем-то другим, нечестным, нехорошим... Вы обманываете ее, добиваясь обманом того, что она обязана сделать безоговорочно.

Меня это так ошарашивает, что я не сразу собираюсь с мыслями... А ведь действительно игра для нас с дедом (не всегда, но довольно часто!) становится именно способом управления поведением Ксеньки. Мы манипулируем ее сознанием, "закладываем" в него жесткую "программу" с простенькой утилитарной целью. Соблазнились легкостью... Но ведь наряду с этим сколько игр, основанных лишь на полете фантазии, почти без сценария!

Ну, ладно, Валя, видимо, здесь права. Нельзя, обедая, играть с Ксенькой в "рыбака", выуживающего из тарелки "рыбку". Только, наверное, причина сегодняшнего конфликта Ксеньки с мамой этим не ограничивается. Вероятно, примешалось что-то еще- так мне кажется. Уж очень сильна была обида, звучавшая в "трубном гласе" дочери.

Расспрашиваю у Вали подробности. Да, они с дедом во чтото играли.. Да, Валя объявила, что пора закругляться, дала им еще пять минут... Игру они успели благополучно закончить, и дед отправился к телевизору. Ксенька же, проходя с мамой через большую комнату, вдруг опять потянулась к деду: "Иггать!" ("р" пока не выговаривает).

Уставшая за день Валя сказала ей строго: "Тебе пора спать!" Но Ксенька, вначале так послушно шедшая умываться заупрямилась: у нее перед глазами был ее любимый дед, ее дружок, ее приятель, с которым - по общему семейному мнению- у нее игры получались лучше всего. И дед никуда не спешил, не намеревался спать - спокойно сидел у телевизора, готовый сор.ваться с места на ее зов, как это не раз бывало...

А ее ведут в ванную, чтобы потом уложить в постель... Несправедливость!

Пожалуй, да, причина конфликта- и в остром чувстве неравенства: то "на равных" играла с дедушкой, то вдруг ее укладывают, а его - нет.

Я заметил: Ксенька как-то очень обиделась, когда мама засмеялась над одной из ее забавных выходок... Насупилась, сердито махнула рукой в мамину- сторону... Два с половиной года, а уже уловила насмешку, почувствовала себя задетой!

Странно, почему мы считаем .такую обидчивость у детей чрезмерной, преждевременной, будто она-привилегия взрослых? У детей она даже естественнее, потому что их зависимое положение среди взрослых порождает ее. Замечено: невысокие люди чрезмерно самолюбивы и ранимы. А ведь ребенок в семье, маленький, слабый, постоянно - среди высоких и сильных.

К тому же взрослым можно все: самим выходить на улицу, ездить в метро, зажигать газ, пользоваться блестящими, интересно лязгающими ножницами, самим покупать мороженое и конфеты и есть их тогда, когда вздумается. А ему, ребенку, этого нельзя, и он должен уговаривать, упрашивать, умолять взрослого. Тот же почему-то не соглашается, пускаясь в путанные, неубедительные объяснения, от которых желанный предмет становится еще желаннее!

Мы, взрослые, попав в аналогичное положение, тут же находим резкое осуждающее слово: "Произвол!" И, осудив, несколько успокаиваемся. Ребенок же еще не может подобрать слово, которое хоть отчасти облегчило бы его душу. Он видит, что взрослые намереваются развлекаться, уложив его спать в самый счастливый миг его жизни - и все в нем протестует.

Так надо ли ..переламывать" его, доводить до крика, до слез, до состояния, которое взрослый'может выразить словами: "Все равно лбом стену не прошибешь?!" Ведь ребенок уснет с этим чувством несправедливости, запомнит его, сживется с ним. И, став взрослым, не будет протестовать даже тогда, когда обнаружится уже не мнимая, а явная несправедливость.

Не знаю, что- именно должна была сделать Валя в этом случае. Но твердо уверен -тащить ревущую Ксенькуза руку в ванную не следовало. Может быть, надо было дать ей и деду еще пять-десять минут на игру (не поломался бы режим из-за этих минут!). Или выключить телевизор и поручить умывание деду. Или просто ласково поговорить с Ксенькой. Ее ведь убеждают не аргументы-я не раз замечал,-а интонации.

Если бы вот так, как здесь, в дневнике, последовательно и достаточно спокойно я смог изложить свою догадку Вале!

Но я видел лишь усталое упорное отчуждение в ее глазах, нежелание вникать в обнаруженные мною сложности. И - торопился, говорил сумбурно, а когда она возражала - сердился. И явно не убедил ее.

- Может быть, и есть у нее этот комплекс, только мне уже некогда было вникать... Но что я твердо знаю - ваши бесконечные игры с Ксенькой идут ей во вред.