И Гамаюнов - Легко ли быть папой Страница 6

- Может быть, и есть у нее этот комплекс, только мне уже некогда было вникать... Но что я твердо знаю - ваши бесконечные игры с Ксенькой идут ей во вред.

Поразительное непонимание! Ведь еще задолго до рождения Ксеньки мы с Валей решили: организуем жизнь ребенка так, чтобы совершенно не было принуждения, лучше нарушить режим дня, чем травмировать неокрепшую душу насилием.

Нет, тут что-то не так, не могла Валя этого не понимать.

Скорее всего устала, не вслушалась в мои доводы.

Я стоял в кухне у окна- смотрел, как при свете прожекторов на той стороне улицы подъемный кран, сигналя, несет часть стены с проемами для окна и двери на шестой этаж будущего дома. Подумалось: до чего же быстро сейчас строят.

Совсем недавно здесь был пустырь, заваленный каким-то хламом, и тянулись вдоль дороги слепленные из жести кривые гаражи, разной высоты и окраски. А сейчас- уже шесть этажей выросло.

Почему-то эта ночная картина меня успокаивает.

Настраивает на деловой лад.

Запись 5-я

СОВСЕМ ДРУГОЙ

ЧЕЛОВЕК

О стрекозе, вертолете

и умении любить

детей такими,

какие они есть

В дальнем углу парка мы бродили с ней часа два. Трудно признаться, но нужно: к концу второго часа она меня начала раздражать.

Сам этот факт угнетает: неужели я люблю свою дочь только"на расстоянии"?

Попробую записать, как эти два часа прошли.

Она пряталась от меня за стволами деревьев, собирала зачем-то в траве сухие ветки, носилась с божьей коровкой на ладони и спрашивала: "А что она сейчас думает?" Я наспех сочиняю ее "внутренний манолог": "Что это за великан несет меня на руке? Боюсь, как бы он меня своей огромной ручищей не раздавил... Нет, он со мной бережно обращается, он добрый великан, по глазам вижу".

Монолог Ксеньке нравится - ей приятно осознавать себя великаном. Она смотрит на свою маленькую руку, которая, оказывается, может быть для ползущего по ней существа "ручищей", и смеется. Потом убегает за дерево, но через минуту возвращается: "А сейчас что думает?" Импровизирую: "Как полетать хочется и на траву сесть, на солнце погреться. Наверное, меня великан отпустит". Этот монолог Ксеньке явно не нравится. Она на секунду задумываете^ и говорит: "Вот тебе как тепло у великана, тепло-тепло! Никуда не хочется!" Она держит руку так, чтобы на нее не падала подвижная тень от колеблющихся над нами ветвей, "греет" божью коровку на солнце. Через минуту опять убегает. И - снова возвращается:

"А что сейчас думает?"

Наконец, после пятого или шестого монолога божьей коровке все это крепко надоедает- она выпускает из-под празднично-алого панциря прозрачные крылья и улетает.

Теперь Ксеньку интересует, о чем думают деревья, трава, сухие ветки, из которых она соорудила "теремок", облака, плывущие над парком, лягушка, прыгнувшая из травы в захламленное обмелевшее озерцо. Больше всего ей в этой игре нравится представлять, какой она, Ксенька, им кажется: лягушке Гуливером. дереву- козленком (тут она минут пять прыгала по траве и блеяла), облакам - муравьем.

"А лягушка- хорошая или злая?"- вдруг-спрашивает.

"Нормальная", -отвечаю. (Я выхожу из себя, когда читаю детские книжки, где животные выведены то добрыми, то злыми.

Зачем дезориентировать ребенка? Он должен знать, что животный мир и человеческое общество живут по разным законам.)

"А что она ест?" - продолжает Ксенька о лягушке. "Комаров".

Это сообщение погружает ее в недолгую задумчивость, что, впрочем, не мешает ей мельтешить между деревьями, прыгать на одной ноге по берегу озерца, наступать на сухие ветки, наслаждаясь резким, как выстрел, треском. "А комарам больно? - уточняет она. - Что он и тогда думают?" "Они не думают.

Они не умеют думать".

Ксенька убегает, потом возвращается и говорит: "Они думают, какая лягушка плохая". И опять убегает. А еще через минуту сообщает убежденно: "Лягушка хорошая, она ест траву.

Комары носят ей траву в воду. Собираются - много-много! - и все хватают и несут и кидают". Она рвет траву и бросает ее в воду.

Та-ак! Вот к чему привела игра в "монологи". По ее представлениям, все вокруг живут в дружбе и согласии. Эдакий розовый мир, лишенный противоречий, трудностей, борьбы.

Пытаюсь ей объяснить, как в природе все взаимосвязано: вот жучки-короеды точат дерево, а дятел выковыривает их и ест.

"Значит, они злые, - говорит Ксенька о жучках, - надо, чтобы дятел их всех съел". "А если он всех съест и их больше не будет, то дятел умрет. Ему же больше нечего будет есть! Значит, нужно, чтобы жучки эти были всегда".

Ксеньке дятел нравится - она его не раз видела в парке.

А жучки не нравятся. Ей хочется, чтобы в ее мире добрый дятел был, а злых жучков не было. И она, подумав, решительно сообщает: "Дятел съест всех жучков и будет летать ко мне, я буду давать ему крошки..."

Меня такое решение проблемы не устраивает. Зачем закреплять в воображении ребенка заведомо неверное представление о природе?! "У дятла от крошек живот заболит, ему можно есть только жучков", - говорю я с беспощадной неуступчивостью, потому что свято верю в право ребенка знать обо всем правду и только правду. Ксенька подбирает сухую ветку, задумчиво стучит ею о ствол дерева и бросает. "Я позову врача и мы полечим дятла", говорит мне этот юный несгибаемый волюнтарист. Я лихорадочно пытаюсь найти примеры более яркие и убедительные. Но разговор на эту тему продолжать не решаюсь: понимаю- он окончится так же. У нее уже сложилось свое неправильное (типичное для городского ребенка, оторванного от повседневной жизни природы) представление, сформированное книжками и нашими родительскими сентенциями. То есть мы выстроили в ее сознании схему, которая наверняка будет мешать ей исследовать реальность. Мы населили ее воображение образами добрых и злых животных, которых на самом деле нет.

Это открытие омрачает мое безоблачное настроение. Мельтешение Ксеньки между деревьями начинает казаться мне бессмысленной тратой времени. Я замечаю в своей дочери множество недостатков- слишком громко смеется, не умеет держаться с посторонними (отворачивается, когда спрашивают, норовит спрятаться за спину родителя). Не научили мы ее сосредоточиваться, не разбрасываться, занимаясь чем-то...

Словом, дело из рук вон плохо. Чувствую, как подступает раздражение и на нее, и на себя, и на Валю. Затем - реакция на раздражение: мысль о своем неумении как следует организовать отношения, сделать их направленно воспитывающими...

В этот момент Ксенька, стоявшая на берегу озерца, крикнула: "Папа, смотри!" Она увидела большую, сверкающую слюдяными крыльями, тихо стрекочущую стрекозу, осторожно опустившуюся на стебель травы. "Как вертолет!"- отметила Ксенька, разглядывая ее. Я тоже стал смотреть на стрекозу, на ее замечательно-прозрачные вздрагивающие крылья, и мне вспомнилось: в детстве, увидев в первый раз в жизни вертолет, опускавшийся за крайним домом нашего села, на клеверное поле, я подумал: "Как стрекоза!"

"А не в этом ли дело? - мелькнула у меня мысль... Ксенька вначале увидела вертолет (его мы часто видели из окна-он опускался за крышами соседних домов на поле стадиона), а потом только - стрекозу. Большой мир она открывает для себя совсем не так, как я когда-то. Для меня речка, корова, лошадь были каждодневной обыденностью, для нее это ожившая картинка из книжки. Для меня вертолет, телевизор, магнитофон, которые я увидел уже школьником, были чудом. Для нее они - обыденность.

Она идет к познанию среды как бы с другой стороны - от того, что сделано руками людей. И в этом, конечно, есть свои преимущества и свои недостатки. Но дело не в этом. А в том, что Ксенька развивается в иной обстановке и по-иному. Темп развития, характер, "стимуляторы", внутренние импульсы - все иное.

Словом, она- отнюдь не мое "я", каким я был в ее годы.

Я же, видимо, неосознанно отождествляю себя (точнее, тот образ, который сложился в воображении) с ней. Невольно ищу аналогии. И удивляюсь, когда их не обнаруживаю. И сержусь от того, что развитие дочери идет не по моему сценарию.

Это еще одно за сегодняшний день небольшое открытие вначале просто потрясло меня. Стал вспоминать, всплыли в памяти эпизоды, когда был или непонятно почему доволен или необъяснимо раздражен поведением дочери.

Вывод довольно жесткий: я люблю в своей дочери только собственное отражение. То есть то, что отделившись от меня, становится моим вторым, маленьким "я".

Но она-то, оказывается, совсем другой человек. Другие впечатления питают ее воображение. Она-каждый день по-своему конструирует в своем сознании окружающий ее мир, упорно не желая признавать в нем противоречий, вражды,борьбы - мир преимущественно добрых существ, уже совсем почти победивших зло. И, может быть, в этом сказывается не только влияние схематично-упрощенных назидательных книжек, а еще и инстинктивное желание маленького, слабого пока, существа отвернуться "от страшного", от непосильного.