Анатолий Гармаев - Матушка Страница 6

Но семейная жизнь – явление трудное и непростое. Самое опасное в ней – обвыкание к церковной жизни, за ним сразу следующее – обмирщение, которое может завершиться полным или сильным оставлением самой церковной жизни. А там может потянуть и вообще к жизни светской.

У одних – к получению образования в каком-нибудь светском институте. Образование само по себе дело, может быть и нужное, но за ним стоит весь дух, вся атмосфера светского учреждения и светского характера применения преподаваемых знаний и предметов. В этом-то и окажется все дело. Душа этой-то атмосферы и будет желать, а, погружаясь в нее, как бы оживать, возвращаться к красочной и как бы вкусной жизни, отгоняя от себя всякое подозрение, что это жизнь, удаленная от Церкви, а по духу противная Богу.

У других появится тяга к музыке, музицированию, слушанию классики, к чтению каких-нибудь романов, к фильмам и к разным зрелищам по телевидению. Третьи просто погрузятся в дом, быт, в хозяйство. Четвертые предадут себя целиком детям и будут радоваться вместе с ними, устраивая разные земные дела и утехи.

За всем этим, внешне вполне приличным и может быть, даже и добрым жительством, будет скрываться процесс обмирщения, т.е. все большего преобладания и развития греховных покровов сердца. Что же будет?

Прежде начнет набирать силу плотяный покров сердца. В доме появится достаток. Добротная пища, одежда более-менее приличная, удобства быта, там, глядишь, машина у батюшки, свой дом, свой огород, свое хозяйство. У каждой матушки что-то свое будет забирать в довольство жизни. Недовольство будет рождаться уже от этого внешнего довольства. Того-другого начнет быть мало – вот и недовольство появится. Аппетит приходит незаметно. Всего три-пять лет прошло, а матушка уже может забыть, как они начинали. Какая скудость была во всем, но как-то не очень замечалась. А уж чтобы через нее складывались какие-то смыслы жизни, или скудость эта вмешивалась в отношение ее с батюшкой, такого и в помине не было. Теперь же все по-другому. Значение материальной, а через нее плотской жизни становится все более серьезным и заметным. А чувство радости, довольства, утешенности будет все более связываться с плотяными переживаниями.

Покров плоти, прежде всего, сказывается на творческой, взаимодавной и деятельной силах души. В творческой силе творение жизни в отношениях с Богом и с ближними начнет гаснуть. Живое обращение к Богу, естественные воздыхания к Нему в ходе дня, где просительные, где покаянные, а где-то славящие или благодарные – все это сменится вычитыванием правил, да и те все больше будут делаться наскоро, сокращенно, а то будут и совсем опускаться.

Живое начнет быть механическим. Различение канона, акафиста, псалтири и Евангелия по их характеру влияния на душу, живительное прибегание в одних обстоятельствах к одному из них, в других – к другому – все это остынет, и не будет разницы, что читать, или останется чтение одного из них, остальные отойдут, или все отойдет, так что душа уже не будет иметь потребности ни в том, ни в другом. Поблекнет в богатстве содержания и красоты богослужение. Появится привычность его хода, как бы известность повторяющихся молитв и песнопений, ум обвыкшим вниманием будет скользить по их содержанию, порой, совсем не слыша их, порой улавливая отрывки, порой отмечая через них свое пребывание на службе, ради оправдания своего звания «я христианка, я матушка – надо быть на службе, и я есть». Поблекнет чувство вседневного пребывания в Боге, с Богом и к Богу, живое наблюдение Его Промыслов, исчезнет ткань жизни с Богом, перестанут чувствоваться и созидаться церковные праздники, потеряется их связь, содержательное и деятельное восхождение от одного к другому.

Подобное оскудение творчества жизни будет совершаться и в отношениях с детьми, с батюшкой, с прихожанами. Неповторимые, неожиданные и живительные движения мыслей, чувств, поступков, которыми переливалась, как бриллиантовыми гранями, жизнедеятельность матушки, померкнут, она войдет в однообразный тон и порядок отношений с ближними, с неизменным и изо дня в день похожим содержанием и действиями. Матушка сделается скучною, белесо-серою, не жизнетворною. В доме начнется беспорядок, т.е. порядок бесов, станет неуютно.

Скажется плотяный покров и на силе взаимодавства, чувства долга. Начнет появляться душевная усталость, досада на себя, на батюшку, начнутся раздражения и срывы на детей. Появится очень разрушительное чувство одинокости, брошенности. Батюшки нет, одна с детьми. Он придет – ни помощи от него, ни поддержки. Хотя, конечно, он очень старается, на самом деле помогает и участвует, и любит. А все равно мало. Из месяца в месяц это чувство «мало» будет расти.

Вместо взаимодавства от себя к нему поселится требование взаимодавства от него к себе. Прямо противоположное настроение. Вражье. Но оно будет захватывать с правом очевидности и нарастающим акцентом на себе: «Что я, нанялась что ли, сколько это будет продолжаться, другим можно жить, а я почему должна здесь чахнуть и погибать? Я обязана, а он не обязан? Что, чувство долга относится только ко мне одной, а он может без этого чувства быть? Ну и что, что он снял обручальное кольцо, вместе с ним и все человеческое тоже снял?» Хуже всего, в ее сетованиях будут доля правды или большая правда из-за худого поведения батюшки. Чем тогда ей поддержать себя? Самим чувством долга и самим взаимодавством. Этот драгоценный дар Божий нельзя терять, нельзя отдавать его на поругание плотяному греховному покрову. Нужно хранить его в себе, жить им и им слышать и воспринимать свое положение в семье.

Бывает, матушка пытается верою сохранить свое настроение. Уговаривает себя смириться Богу, терпеть ради Христа. Какое-то время будет получаться, а дальше смысл этих слов – смирения, терпения – начнет гаснуть и уговаривания себя сделаются пустыми, нежизненными. Это значит, что без нравственной силы души выжить не получится. Чувство долга и взаимодавства все равно нужно будет в себе возстанавливать и развивать. И уже имеющееся освящать верою. «В христианстве, – пишет свт. Феофан Затворник, – все естественное не ценно по причине порчи естества в падении. Освяти свое добро верою во Христа Спасителя и жизнию по сей вере, тогда и посмотри на него, как на добро»2. Значит, само добро нужно иметь, чтобы было что освящать верою. «Предлежит труд над собою, – говорит святитель, – труд очень сложный. Все, впрочем, относящееся сюда совершается в двух поворотах свободы: сначала в движении к себе («пришед в себя»), а потом от себя к Богу («и обретеся»). В первом человек возвращает себе потерянную над собою власть, а во втором себя приносит в жертву Богу – жертву всесожжения свободы»3.

Паразитирование плотяного покрова на деятельной силе приводит к разленению. Деятельных сил нет, но матушка действует, потому что плачет, заливается ребенок, или раздражается, ругается батюшка, или должны прийти гости, или сама себя уговорила, что надо делать. От этого всего сил не прибавляется, или они бывают порывами – то есть, то нет. И невозможно ни предсказать, ни предугадать, когда они будут, когда нет. В доме начинает быть неприбрано, вещи разбросаны, нет порядка, нет чистоты. Матушка не успевает. Мечется от одного дела к другому, потом начинает оставлять дела, то одно, то другое, ограничивается на малом их числе, остальное пускает на самотек.

Либо в довольстве жизни начнется лень, долгое пребывание в постели по утрам, избегание трудов и склонение к праздным занятиям, использование сверх меры домработницы или под разными предлогами ничем необъяснимое привлечение кого-либо из прихожан, детей гимназии или воскресной школы. Появится вялость жизни, потеря бодрости, тонуса. Начнется тучность тела, склонение к душевным занятиям и оставление духовных. Все больше будут развиваться телесные, а вслед за ними чувственные грехи: сластолюбие, чревоугодие, блудные потребности, сребролюбие, потребность комфорта, самоугодие, жадность, ревность, раздражительность, обидчивость, истеричность и прочее.

Либо наоборот, будет развиваться трудовая активность, но все ради плоти. Увлеченность хозяйством, комфортом, удобством дома, занятость шитьем, готовкой пищи. Все против молитвенных занятий, с пропуском богослужений, оставлением таинств и всего церковного. «Грех разлучает между Богом и человеком, – говорит свт. Феофан. – Человек, отходя от Бога ко греху, не ощущает своей зависимости от Него, живет себе, как будто он не Божий и Бог не его, как своевольный раб, бежавший от своего господина»4. Преодоление плотяного покрова есть утеснение тела. «Возьмись за него, – призывает нас святитель Феофан Затворник, – откажи ему в наслаждениях и удовольствиях, стесни удовлетворение самых естественных потребностей, …как хочешь и как можешь, облегчи плоть, утончи ее дебелость. Этим душа высвободится из связности веществом, станет подвижнее, легче, приимчивее для впечатлений добрых»5.