Анатолий Гармаев - Матушка Страница 9

Подобная же безсознательная, безотчетная жизнь может образоваться у матушки в ее отношениях с батюшкой. Покров многопопечительности и здесь может угасить ее чуткость, веру, совесть, и тогда матушка в своих заботах о муже перестанет слышать его нужды, его служение, его попечения. Перестанет слышать его самого: спасается он или нет, трудится ли он над своим нравом, сохраняется ли в духовной ревности, сообразует ли свою волю, свои дела и служение с волей Бога.

Матушка, увлекшись собой и своими заботами, может впасть и в уныние, что никто не помогает, в обвинение батюшки, что он в ней не участвует, в укорение его за разные проступки, невнимательность, даже равнодушие. В этой уязвленности матушка может не обратить внимания, что очередную разборку с батюшкой, а в итоге – скандал – она учинила именно перед литургией, или в тот момент, когда ему уже надо идти на службу. Она самим обстоятельством поставила вопрос ребром: «Кто тебе дороже? Я или служба? Останешься разбираться со мною или, наоборот, оставишь меня всю такую разобранную, побежишь к своим, собирать всех других, кого угодно, а я тут останусь вся разсыпанная и неухоженная? Ну, иди, иди, ты же торопишься, у тебя же служба!»

Не в том дело, что матушку всю «разнесло» – и обида, и досада, – а в том дело, что в ней потерялась собственная ее попечительная сила, разумная, чуткая к служению батюшки и к нему самому, развернутая не к себе, а к нему, и больше того, к людям, идущим в Церковь к священнику, но и того больше – развернутая к Богу, Которому батюшка служит и ради Которого обращается с людьми. Многозаботливость отлагает матушку и от Бога, и от людей, и от батюшки, оставляет ее один на один с собою и с теми делами, которые есть на ней. В этой акцентированности на своей собственной участи матушка не будет слышать всегда присутствующего и благословляющего Господа, перестанет слышать заповеди Божии и свою посвященность вместе с батюшкой на служение людям; вместо посвященности она будет слышать свою обреченность, забудет матушка и все дела и поступки батюшкиной заботы о ней, о семье, пусть не в ту меру, как она того хотела бы, но все же – не без его участия есть у них дом, удобства в доме, еда, одежда, средства для существования.

«Отложи, – настойчиво говорит на этот счет свт. Феофан Затворник, – на время свои заботы, все, без исключения, отложи только на время; после опять возьмешься за обычные дела, только теперь прекрати их, выкинь их из рук, выбрось их и из мысли». Проводи батюшку на его служение, а сама соберись. Разсмотри себя, какие расположения сердца тебе полезны, спасительны, от каких надо отложиться, разсмотри детей, что им полезно, что нет, затем только разсмотри дела, какие из них делать, какие нет, какие сегодня, какие в другие дни. И, будучи собранною в вере и в попечительной силе, разумной, чуткой к Богу, к совести и к людям, начинай делать дела дня, желая их сделать не так, как ты хочешь, а делать так, как они будут. При этом от себя делать все по совести и по попечительной силе.

Теперь в нашем разсмотрении мы подошли к самому глубокому уровню греховных покровов. Свт. Феофан говорит: «Вот ты стоишь теперь у своего сердца. Пред тобой твой внутренний человек, погруженный в глубокий сон безпечности, нечувствия и ослепления. Если человек не отстает от греха и не бежит от него, то это наиболее от того, что не знает себя и той опасности, в какой находится ради греха. Такое ослепление происходит и от невнимания к себе: человек не знает себя потому, что никогда не входил в себя и не думал о себе и своем нравственном состоянии»7.

Греховный покров самообольщения дает такое ослепление человеку. Предаваясь власти этого покрова над собою, матушка, неприметно для самой себя, будет отходить от способности к самоукорению.

Может дойти и до того, что вместо самоукорения, т.е. способности принять обличение, затем признаться в нем вслух и идти делать, как говорят, она будет оправдываться, разсуждать на тему обличения и, в итоге, ответно нападать, мол, на себя смотри, сам-то каков.

Сильнейший механизм, который совершается в этом покрове, есть самомнение, которое берется судить обо всем на свете и, соответственно, всем что-либо советовать, вмешиваться в дела, назидать, укорять, пояснять. Равно оно имеет то или иное мнение и о себе. Часть этого мнения сознается, часть нет, остается в подсознании и проявляется в неспособности трезво оценить ситуацию, разумно войти в обстоятельство, в страхованиях, метаниях, иногда в потере смысла дела, жизни.

Свт. Феофан много говорит еще и об установках сознания. «Человек сам по себе составляет некоторую сеть помышлений, систематически закрывающих его от себя самого. За их действительность и истину громко говорит сердце. Это, собственно, наши нравственные заблуждения или предрассудки, происходящие от вмешательства сердца в дела разума. Оно заставляет разум (разумную силу) представлять вещи по-своему, подчиняет его себе, опять вносит безпорядок в понятия и, вместо просветления, в еще большее повергает ослепление»8.

Среди разнообразных установок он выделяет сугубо четыре: «я христианин», «да ведь мы не из последних», «мы не так еще худы», «будто я один таков». Это некоторая последовательность впадения в покров самообольщения и, соответственно, разрастания его в душе человека.

а) «Я – христианка» – это восприятие себя правильной по причине исполнения церковных действий или по причине знаний христианских, или по причине того и другого, или по причине своего супружества за батюшкой. За этим восприятием скрывается чувство удовлетворенности собою, некоторого, а может быть, и большого самодовольства. Я знаю матушек, которые с прихожанами обходятся такими словами: «Да знаешь ли ты, сколько лет я уже в Церкви?! Их не слушай, меня слушай – я тебе все объясню». «Я – матушка, а ты меня не слушаешь!»

«Это лесть, – говорит свт. Феофан, – перенесение на себя преимуществ христианских, без заботы об укорении в себе истинного христианства. Уясни себе, что значит быть христианкой, сличи себя с сим идеалом – увидишь, насколько ты ослеплена».

б) «Да ведь мы не из последних» – т.е. причисление себя к какому-нибудь высокопоставленному роду существ. «Знаем кое-что, и если обсудить что возьмемся, сумеем обсудить, и дела свои ведем не наобум, и не без такту, как другие. Так иные прельщаются душевными своими совершенствами. Другие выставляют вперед тело – силу, красоту, род». Матушка выставляет свою принадлежность батюшке. Она может с прихожанами разговаривать буквально такими словами: «Ты знаешь, с кем ты разговариваешь? Как ты смеешь со мною так говорить? Ты знаешь, кто я такая?!» «Те и другие, – заключает свт. Феофан, – тем резче ослепляются, чем выше мы стоим над всеми в окружающей нас среде».

в) «Мы не так еще худы». Это кичливость всем внешним. Жизнь напоказ и довольство в этом собою. Свт. Феофан называет эту установку самым густым мраком покрова самообольщения – благовидность внешнего поведения и внешних отношений. «Внешнее не ценно без внутреннего, – пишет он. – Внешняя исправность поведения – листья; внутренние добрые расположения – плод. Каков ты в сердце, таков ты пред Лицем Господа. Если ты горд в сердце, то как ни смиренничай наружно, все Господь видит тебя гордым. А суд других – обманчивая лесть. Другие не знают нас, а относятся к нам хорошо, или предполагая нас добрыми, или подчиняясь закону приличия»9.

г) «Будто я одна такая». Вон и та такая же, и другая, да все, кого знаю, так и живут. Если я плохая, так они еще хуже меня. «Ослепляем себя обычностью греха вокруг нас. Уясни же себе, что множество грешащих не избавляет от ответственности (ни тебя, ни их). Бог не смотрит на число. Хоть все согреши, всех и накажет. Уверь себя, что христианство твое ни во что, если ты худа, что совершенства твои больше обличают, чем оправдывают тебя, что исправность твоя внешняя есть лицедейство Богоненавистное при неисправности сердца»10.

Очень тяжел для преодоления следующий сердечный покров нечувствия. В него матушка может погрузиться незаметно, не обратив на это внимания, так как все другие жизненные события захватят, увлекут собою. Роды, маленький ребенок, неустроенность быта, заботы домашние, хозяйственные – все может поглотить с головой. Не заметит, как пройдет месяц-три и полгода без исповеди, без причастия, без наставления духовного, без общения с людьми церковными. И уж когда совсем занемеет сердце, когда черствость его начнет быть слышна, тогда что-то забезпокоится в сознании, а все будет недосуг, или сил повернуться к Богу не будет уже хватать. Потом, наконец, вырвется, исповедуется, причастится, оправдается, утешится – и опять в спячку. Дела, заботы, дом, дети.