Закрытие Америки - Юрий Бриль Страница 10

– Мы в России, – попенял я ему, – никогда такой херней не занимаемся – обычно складываем купюры в стопку и замеряем линейкой.

Мордастый продолжал выполнять свою поганую работу. Понятно, подумал я, будут грабить. Ладно, зато по Боливии проехал без проблем, а предыдущий автобус остановила группа вооруженных товарищей – и дальше пассажиры уже ехали налегке.

Полицейский держал в руке мой бумажник, поднимая и опуская его перед моим носом, как бы взвешивая, и задавал обычные вопросы, откуда я и с какой целью пожаловал в Перу.

– Отдай хотя бы кредитную карточку, – попросил я его.

– Это твой амиго? – он не услышал моей унизительной просьбы и указал на американского туриста, которого шмонали еще тщательнее, заставив раздеться и снять сэнделы.

– Нет, – открестился я, – с этим сеньором я не знаком.

Он еще раз взвесил в руке мой кошелек и вдруг протянул его мне. Я прямо ошалел от счастья. Выйдя из ментовки, утолил жажду, купив у торговки на остававшиеся монеты боливиано два стакана апи морано (кукурузный напиток с ананасом и пряностями).

Подходя к автобусу, я обратил внимание на стайку собак, они пересекали границу совершенно беспрепятственно. И ворона перелетела из Боливии в Перу, а другая – обратно. Я позавидовал животным – они достигли такого уровня свободы, до которого нам, гомо-сапиенсам, предстоит еще долго-долго эволюционировать.

Наконец поехали, еще часа три пилили вдоль озера Титикака

Булыжник – оружие пролетариата,

если нет под рукой калаша…

У

меня еще с репортерской юности выработалась привычка засыпать мгновенно независимо от уровня удобств. Если некуда прилечь, усну стоя. А тут пожалуйста: cama или semicama, то есть мягкие, как в самолете, раскладывающиеся почти до 180 градусов сиденья. Автобусы «Mersedes», «Scania» и «Hundey» двухэтажные, обязательно туалет, а чаще – два. В дороге проводник предлагает подушку и плед, подает легкий завтрак; по телевизору кино. Переночевать в автобусе стоит как номер в отеле. Из чего следует, что за сравнительно небольшие деньги можно исколесить всю Южную Америку, что мы, собственно говоря, и делали. Да и какой русский останется киснуть в отеле, если есть возможность ровно за те же деньги проснуться в тысяче километров от места, где уснул вчера!

Я надвинул на глаза шоры, подаренные мне British Airways, и уснул. Но вскоре подскочил как ужаленный оттого, что услышал:

– Я выиграл! Я выиграл! – орали по-русски, хотя и с акцентом – последние два месяца слышать родную речь для меня было неслыханной роскошью.

Голос доносился из телевизора. На железных бочках из-под горючки сидели два мужика в полушубках и играли в карты. Знакомый антураж: буровая, техника, груды искореженного железа, контейнеры, ящики. Картина вполне реалистичная – работал на Ямале, подтверждаю, но дальше – фантастика. В небе зависла неопознанная летающая штуковина – вроде большого магнита, и все железо, весь хлам вместе с поганцами-мужиками притянулся к ней. Космический мусорщик улетел – и чистая сверкающая голубыми льдами Арктика заискрилась первозданной чистотой. Ролик длился какую-нибудь минуту, его сменил дежурный детектив. Откуда эта агитка? Не иначе – враги подбросили. Боятся, что мы загадим Арктику. Зря боитесь, господа, – уже загадили! Наша Арктика – хотим и гадим! Хотели и произвели 132 ядерных взрыва на Новой Земле, одна только царь-бомба («кузькина мать») шарахнула, как 10 тысяч хиросимских, можем устроить полномасштабные военные учения на острове Врангеля – чтоб всем врагам, а заодно и белым медведям тошно стало.

Я снова надвинул на глаза шоры, вдобавок воткнул в уши беруши, подаренные мне авиакомпанией Emirates, закутался пледом… меня вмиг закружило, замело, укутало снегом – теперь я шагал в своих стоптанных унтах по профилю, от вешки к вешке; каменно затвердевший снег пел под ногами. Где тонкий наст, там нежно и высоко: скрим, крим, прим; где толстый, там низко и грубо: граб, груб, гроб… Я остановился перед круглой воронкой, уходящей глубоко в землю. Оттуда, из адских глубин, доносились звуки, вносящие хаос и дисгармонию в музыку тундры. Что-то трещало и гремело, тысячи голосов сливались в отчаянный и глухой вопль.

Остановились – я это всегда чувствую сквозь сон. Стоим. Меня не напрягало, что стоим, – в тот момент меня занимало то, что происходило со мной во сне. Но теперь звуки доносились извне, с улицы. Я воткнул беруши поглубже. Примитивный пробковый гаджет, когда же придумают высокотехнологичную нанозатычку, которая бы надежно отключала от внешнего мира?! Чтобы уйти во внутренний. Иногда, сеньоры, это просто необходимо. Я по-своему понимаю герметический принцип соответствия – что внутри, то и снаружи. Погружаться в сознание и там путешествовать тоже интересно. При условии, если накопилось достаточно впечатлений внешнего мира. Без энергии внешних впечатлений внутренний мир пустынен и бесплоден. Накапливаю ее в путешествиях и при удобном случае поднимаю, уже освоенную, расцвеченную снами и воображением. В данный момент меня интересовала воронка, глубока ли. И что это за звуки доносятся из нее?.. Поехали… Автобус, скрипя, накренился в одну сторону и в другую, заскрежетал днищем о камень, встал. О, черт! Я снял шоры, вынул беруши, прильнул лбом к холодному стеклу, вгляделся: ночь темна, горят автомобильные покрышки… Впереди машины и позади. Мы попытались объехать пробку, свернув с дороги, и проложить путь через поселок. Дурацкая затея – наш «Mersedes» слишком шикарен, чтобы ездить по грунтовке, – ему подавай ровный асфальт. Спать! – утро вечера мудренее. Сиденье рядом было не занято, и я, располагаясь удобнее, растянулся на двух, закрылся пледом. И правильно сделал – в следующую секунду взорвалось стекло моего окна – тысячи мелких крупитчатых стеклянных кусочков осыпали с ног до головы, дохнуло холодом из образовавшегося проема. Булыжник просвистел над моей головой, ударился в кресло. К автобусу бежала разъяренная ватага в касках и спецодежде. Пробарабанил град камней, черная кипучая людская масса – горящие только, как у диких животных, глаза – облепила борт, с торжествующими воплями давай раскачивать автобус, норовя опрокинуть… Тяжеловат, однако, наш двухпалубный «Mersedes». Подошли еще несколько человек, бородач в камуфляже с «Ремингтоном», я определил его как «Команданте», ловко вскинув ружье, трижды шмальнул по колесам – и те поочередно испустили дух. Оставив нас в покое, ватага перекинулась к грузовику «Man», который по нашему примеру тоже намеревался объехать затор.

Пассажиры пришибленно молчали.

– Что происходит? – спросил я у проводника.

– La desorganizacion (беспорядки), – сказал он, позевывая.

– Вижу, что беспорядки. Кто эти люди?

– Шахтеры.

Беспорядки случаются в Перу несколько раз в году по разным причинам и поводам. Народ в этой стране горячий, и без жертв, как правило, не обходится. Вникать в причины и следствия того, что происходило сейчас, мне решительно не хотелось. Единственное, что меня интересовало, надолго ли мы тут застряли. Времени на Мачу Пикчу у меня оставалось не так много, надо было что-то предпринимать. Одно радовало, что был налегке. Я попросил, чтобы открыли дверь, и выскользнул в ночь.

Повсюду груды хлама, искореженного железа, перевернутые мусорные контейнеры. Освещая этот первозданный хаос, тут и там по обочинам, адски дымя, горели машины. Трасса была плотно запружена грузовиками, автобусами и легковыми автомобилями на всем видимом протяжении. Углядев красную коробочку мототакси, я подумал, что на этой маленькой верткой мотопиле можно проскочить.

– Вывези меня отсюда, – сказал я водителю, парню лет двадцати.

Он только развел руками, я достал сто баксов, он нерешительно взял зеленую бумажку, сунул ее в карманчик рубашки, сказал, что попробует.

Отодвинув в сторону валявшийся на обочине телеграфный столб и откатив несколько каменных глыб, мы съехали с дороги, перевалили через кювет, и тут выбежали трое, с ними тот самый «Команданте» с ружьем.