Закрытие Америки - Юрий Бриль Страница 9

– А чем нам здесь плохо? – одну бутылку мы уже уговорили, Серега открывал вторую, и сказанное пробкой – наконец-то вырвавшейся из тесного заточения на свободу – смачное «чпок!» красноречиво подтвердило, что красиво жить нам никто не запретит, даже всемогущие шпионы, замышляющие мировой заговор.

– Язык не повернется пить такое вино и говорить, что нам здесь плохо, – подставляя бокал и любуясь, как рубиновая струйка наполняет его, согласился я. – Тем не менее, должен сказать, что я отсюда сваливаю… Оставлю тебя здесь дней на десять, а сам сгоняю в Перу.

Нелегко далось это решение. Да и когда я его принял, не было уверенности, что поступаю правильно. Уж если не заладилось путешествие, сиди тихо, не дергайся, а у меня, видите ли, зудилось под хвостом. Куско и Мачу Пикчу значились в нашей маршрутной карте, и было бы обидно не засвидетельствовать почтения древнему городу инков и резиденции императора Пачакути Юпанкуи. Если не сейчас, то когда еще? Из Сантьяго все-таки ближе, чем из Е-бурга, – всего каких-нибудь три тысячи километров.

Ах, Сальта!..

С

ерега проводил меня, посадив в автобус до Мендозы – это уже Аргентина. Там я перескочил в автобус до Сальты. Дальше следовало пилить до границы с Боливией, пересечь эту загадочную страну и проехать по Перу до Куско. Есть и другой путь: до Арики, от нее на Такну, где имеется переход из Чили в Перу. Я все же нацелился через Боливию, куда ушла и где растворилась Сильвия. Следует упомянуть и третий путь: нормальные люди добираются до Куско самолетом.

Ах, Сальта! Сальта! Город-сказка, один из красивейших на земле, наполненный веселым фольклором, песнями и танцами. В таком городе хочется жить, особенно если в кармане шуршат песо. Что-то я поздновато спохватился – надо было срочно разменять баксы.

В самом центре, на площади 9 Июля, у закрытого обменного пункта стоял меняла, к которому я и направился, но вдруг заменжевался – в непосредственной близости от него паслась мухера-полицейская. Читал в интернете, что бывают облавы, подставы и будто бы даже есть суровая статья в УК Аргентины за нелегальный обмен валюты. По большей части интернетовская инфа недостоверна, если речь идет о таких дальних странах, как Аргентина, однако я не настолько самоуверенный, чтоб начисто все отметать. Остановился в нерешительности, как бы разглядывая памятник Альваресу.

– Ду ю вонт ту эксченж ту хандрид долля? – меняла сам подвалил ко мне на ломаном английском. Видимо, у меня на лбу бегущей строкой высвечивалось, сколько мне надо песо для полного счастья.

Подстава или нет? Как узнать? Только опытным путем, сеньоры. На виду у прохожих, на глазах у полиции, под прицельными взглядами замерших в камне Хуана Антонио Альвареса и 14 муз, олицетворяющих 14 провинций Аргентины, в самом центре Сальты, на площади 9 Июля, я разменял 200 баксов по курсу 11.

Президента Аргентины Кристину Элизабет Фернандес де Киршнер оппозиция критикуют за отсутствие продуманной экономической политики. Ну нет этой политики – зато есть вино и стейки. И еще как сторонний наблюдатель отмечу: красотка Киршнер создала все условия для того, чтобы народу жилось интересно. Интрига в том, что никто не знает, какой завтра будет курс, и аргентинцы все поголовно играют в чендж – меняют песо на доллары и обратно. Мы тоже приобщились к этой занимательной игре. С кем только не играли! В Буэнос Айресе мы расписали чендж на 2 тысячи баксов с одной азартной старушенцией. В банке курс 8,5, а мы ей втюхали по 12. Что интересно, сеньоры, деньги, как вам уже известно, украдены, однако гордость за результат осталась, переполняет и продолжает тешить наше самолюбие.

Вечером перед автобусом я еще посидел в кафе, связался по скайпу с Серегой. Он, как и намеревался, совершенствовал испанский. В хостеле проходили практику девчонки из Франции, совершенствуя свой испанский. Они также были не прочь сделать первые шаги в изучении русского и поболтать на английском. Днем он шатался по городу, слушал уличных музыкантов, посещал музеи, погружаясь в доколумбовскую цивилизацию, вечером готовил себе ужин, садился с бутылочкой в патио и смотрел в небо из каменного колодца на чужие звезды. И однажды сверху, разглядев его одинокую фигурку, снизошел, спустился на его стол сизокрылый голубь. Серега угостил птицу рисом и хлебными крошками. На следующий день голубь снова прилетел. Человек и птица подружились. Серега назвал сизаря Карлосом в честь нашего амиго из деревни Путре.

В стране высокой духовности

Е

ще было темно, когда автобус закончил свой маршрут в городкеЯкуиба. Терминал представлял собой небольшую, рассчитанную на один автобус, площадку и сарайчик с окошечком кассы. Я спросил у кассира, где la frontera (граница). Он махнул за левое плечо. Городок спал, и я пробирался к границе чуть ли не на ощупь. Желательно было уточнить направление. К счастью, я увидел одиноко светивший фонарь и загадочный силуэт, прислонившийся к стене одноэтажного кирпичного строения, золотисто взблеснувшую струйку. Подойдя, я подождал с минуту из вежливости, извинился и спросил, где-таки граница. Сеньор что-то промычал, струйка несколько изменила направление и, упорно дробя кирпичную кладку, однозначно указывала, что данное строение и есть иммиграционный офис и что священный рубеж – тута. Я обошел дом и увидел небольшую очередь ненормальных, желающих пересечь границу Боливии. Мы – друзья. У нас много общего. Они, как и мы, встали с колен, мы вместе дружим против американцев. Но что-то, сеньоры, я вдруг засомневался в искренности дружеских отношений, когда иммиграционный офицер попросил с меня за визу 50 баксов, а взял 60, сдав со стольника только 40. Передо мной в очереди стояла девчонка из Эстонии – где эта страна, найдите ее на карте! – и этой свиристелке он сказал «велкам» и денег не взял. Вот она, цена нашей дружбы – 60 баксов.

В Якуибе я провел полдня, бродил по улицам, шерстяным альпачьим рынкам, магазинам, приглядывался к прохожим и торговкам. Сильвия не выходила из головы, я полагал, она в Боливии, и, если повезет, встречу ее. Вероятность встречи была ничтожна. Страна не такая уж маленькая, и никто не подскажет, где искать человека без паспорта и вне закона. Вот так, с фонарем средь бела дня… Но ведь бывало, у меня случались чудесные совпадения, нежданно-радостные встречи. Потом, переехав в Ла-Пас, я с той же маниакальной упорностью заглядывал под широкополые шляпы в лица боливийских женщин, порой основательно смущая их.

Изучив таким образом население нескольких боливийских городов, я получил исчерпывающее представление о стране. Высокая духовность, которую провозгласил президент Боливии Эво Моралес, сказывалась во всем: в обилии попрошаек, зазывал и отсутствии туалетов. Никаких сомнений, потомки племен аймара, бороро, кечуа и тупи-гуарани построят социализм, свой индейско-марскистский. Их высокая духовность настояна на священных листьях коки. Работать по 15 часов и быть высокодуховным можно только жуя листья коки. Наш национальный сорокаградусный напиток на поверку оказался не таким эффективным.

К вопросу о менталитете

В

боливийском иммиграционном офисе мне поставили штампик «Выбыл», в перуанском шлепнули «Прибыл». Считая, что формальности закончены, я поспешил обратно в автобус, но вскоре проводник подошел ко мне и сказал, что требуется пройти еще полицейский досмотр. Это было что-то новенькое.

Для начала мордастый полицейский меня обшмонал. Достав из моего кармана бумажник и пристально глядя мне в глаза, строго спросил:

– Сколько у вас денег?

– Вот столько, – показал я, немного раздвинув пальцы, большой и указательный. Странный вопрос. Делать мне нечего – деньги пересчитывать. Знаю приблизительно, и этого достаточно. Мордастый требовал, чтобы я сказал точно. – Это я вам сказать не смогу, и никакой русский не скажет, сколько точно, до копеечки, у него в кармане денег – менталитет такой. У нас даже президент не знает, какую зарплату он себе положил. – Мордастый открыл мой бумажник, и сам, грязными пальцами, стал пересчитывать мои деньги.