Владимир Войнович - Трибунал : брачная комедия, судебная комедия и водевиль Страница 22

Былкин. Но этот-то, он маленький человек, пока никого не поучает.

Коблов. Не поучает, но надеется уволочь нашу девушку. А с какой стати? С расчетом, что она там будет жить, детей рожать, увеличивать процент белого населения, в то время как у нас наблюдается вымирание нации. Теряем в год по миллиону человек. Уезжают не только будущие матери, а еще мужчины сперму свою увозят и мозги. Я, конечно, за свободу, но все-таки в разумных пределах. А я предлагаю людям с хорошим образованием и творческим потенциалом заграничные паспорта не выдавать. По крайней мере, в наиболее активный период их жизни.

Немилов. Извините, не могу удержаться — а как же ваш сын?

Коблов (Былкину). Видишь, он опять не может удержаться. (Немилову.) А какое вам дело до моего сына? Мой сын не здесь, а там образование получает. И я его лично оплачиваю из своих честно заработанных — да, честно, можете не ухмыляться, честно заработанных — денег. А вот кто у нас на государственный счет выучился, тем надо все отработать.

Былкин. Это правильно. А то у нас это… умные уезжают, дураки остаются. А еще алкоголики и наркоманы. Дурь продается на каждом углу, паленая водка течет рекой.

Володя. Растет преступность.

Надежда (вернувшись). Точно. У нас соседку ограбили. Позвонили в дверь, она открыла: человек лежит на полу. Помогите, говорит, мне плохо. Побежала воды принести, а он на ноги вскочил, дверь на ключ и к ней с ножом. Давай, говорит, что у тебя есть.

Коблов. Да, криминогенная обстановка у нас нездоровая.

Немилов. Наоборот, очень даже здоровая. И чем дальше, тем становится здоровее.

Коблов. Ну, там преступности еще побольше, чем у нас.

Звонок в дверь.

Былкин. Надя, не открывай. Спроси кто.

Надежда. Ну кто-кто. Клава ключи, как всегда, забыла (открывает дверь).

Какой-то человек в шапке, закрывающей пол-лица, падает на пол и хватает Надежду за ноги.

Надежда. Что такое? Кто вы такой? Отпустите меня немедленно. Стёпа! Грабитель!

Подбегает Былкин.

Былкин. Вот видишь. Открываешь, не спросив. Эй, бандит! Что ты делаешь! Убью! (Решительно срывает с незнакомца шапку. Удивлен). Коля, ты?!

Микола (поднимая голову). Ну а хто ж.

Былкин. Ты откуда взялся?

Микола. С Днепропетровска.

Былкин. Какими судьбами? А что ты по полу ползаешь? Надь, узнаешь гостя?

Надежда. Да где-то как будто видела.

Былкин. Еще как видела! Это ж Колька из Днепропетровска.

Надежда. Колька-бандит?

Микола (довольно). Бандит, бандит.

Былкин. Он, помнишь, сначала у меня шофером был, а в девяностых стал машины угонять и срок получил. Ну, вставай!

Микола. Не встану.

Надежда. Коль, да ты что? Встань сейчас же!

Микола. Ни за шо не встану, пока не ответите согласием.

Былкин. Да в чем же мы должны с тобой соглашаться? Если хочешь привлечь меня к бандитским разборкам, то извини. Я против криминала.

Микола. А шо криминального в том, шо я прошу руки вашей…

Былкин. Моей руки? Коль, мы еще не в Сан-Франциско, и я не той ориентации.

Микола. Но имеете взрослую дочь.

Былкин. Ну да, имею, и что? Ты мне угрожаешь?

Микола. Та вы шо, Степан Петрович? Если я прошу руки вашей доченьки, разве ж это угроза? Я ж не насильно, а как положено и коленопреклоненно. (Становится на колени.)

Былкины переглядываются.

Былкин. Ну, встань, поговорим.

Микола. Не встану, пока не дадите согласия.

Надежда. Коль, ты с луны свалился? Какое согласие? Разве теперешние молодые люди спрашивают согласия у родителей?

Былкин. Да и мы ни у кого не спрашивали.

Микола. А я хочу, шоб усе было как по-старинному. Шоб у батьки дозволения попросить, шоб невеста была согласная, и потом шоб у церкви венчаться. И шоб она была у белом платье, а я у смокингу и с розочкой отута.

Надежда. Ой, как ты красиво говоришь, Коля! Это тебя так в тюрьме научили?

Микола. Та шо вы тюрьмой попрекаете. Тюрьма давно была. И судимость снята, так шо я полноправный гражданин свободной и независимой Украины. По-нашему — незалежной.

Былкин. Ну, если так, то и не залеживайся, вставай.

Микола встает, отряхивается.

Понимаешь, ведь Клавдия, она у нас самостоятельная. Она хочет только за иностранца.

Микола. А я хто? Я иностранец и есть.

Былкин. Ты? А, ну да, извини. Я забыл, что ты на Украине живешь.

Микола. Не «на», а «вы».

Былкин. «Кто» — мы?

Микола. Та не вы, а ввв. Я имею на вид, шо не на Украине, а в Украине.

Былкин. Извини, пожалуйста. А в чем разница?

Микола. А у том, шо раньше вы считали, шо Украина — это окраина. России. На окраине, на Укра́ине. А теперь мы суверенная держава, як и вы, поэтому «в Украине», а не «на».

Былкин. Ну, извини, извини. Это во мне, наверное, остаточный этот… великодержавный шовинизм говорит. Ладно, исправлюсь, а пока расскажи, как живешь. Шоферишь или воруешь?

Микола. Хто, я? Степан Петрович, як шоб я был шофером или просто бандитом…

Былкин. Не просто? А кем? Главарем? Паханом?

Микола. Та шо вы такое, я извиняюсь, Степан Петрович, ляпаете? Я ж кажу, я давно стал на путь исправления и многого в жизни достиг легальным путем. Ну, сперва, конечно, это, а потом — легально.

Былкин. То есть по работе продвинулся. Диспетчером стал?

Микола. Та не. Берите повыше.

Былкин. Неужто завгаром?

Микола (смеется). Ой-ой, какие фантазии мелкие! Да сегодня для меня, Степан Петрович, шо диспетчер, шо завгар — любой меньше микроба и мельче молекулы. Не буду вас сильно напрягать, но у меня бизнес. Имею шесть ресторанов, четыре супермаркета, два крематория и бюро ритуальных услуг.

Былкин. Че-че-че?

Надежда. Ты это серьезно?

Былкин. Так ты же что же, олигарх?

Микола. Та не. Олигарх — это у кого миллиард баксов есть, а у меня токо девятьсот миллионов. Но якшо дочку за меня отдадите, стану и олигархом.

Былкин. А что, крематорий — это выгодный бизнес?

Микола. Пока люди смертны — самый надежный. Тем более шо земля дорожает, на могилу не у всех гривен хватает, а урну всякий потянет. К тому же гибкие цены: нижний ряд — для ВИП-персон, подороже; верхний — для простых, подешевше. Если заранее заказать, то скидка будет.

Былкин. А ты от кризиса не пострадал?

Микола. Та вы шо! Для похоронного бизнеса хороший кризис — як добрый дождь для урожая. Инфаркты, инсульты, суициды — клиентура расширяется швыдче.

Надежда. Как интересно! А Клава, между прочим, свободна. Предложений много было, но ты знаешь, она девушка гордая…

Микола. И замужем не была?

Надежда. Нет. И замужем не была, и тебя часто вспоминала…

Микола. Правда? Ой, я такой радый!

Надежда. А от желающих отбою нет. Тут даже один американец приехал.

Былкин. Да, из штата Огайо.

Надежда. Хочет жениться. Представь себе, белый, прямой, на саксофоне играет. Имеет ресторан, дом и «биэмбибию».

Микола. Шо?

Былкин. Машина у него — «БМВ».

Микола (смеется). Ха-ха! А у меня «Майбах».

Надежда. Но я не думаю, что американец ей понравится. Она к тебе всегда хорошо относилась, еще когда ты у Степана Петровича в Днепропетровске шофером работал… Тем более что ты уже не шофер.

Былкин. Коль, а ты, между прочим, Достоевского-то читал?

Микола. Шо-то читал, а шо?

Надежда. Ну, знаешь, ведь Клава у нас девушка образованная, начитанная, Достоевского очень любит.

Микола. Нехай любит. Мне это не мешает. Шо мне в ней нравится — шо вона такая пышечка!

Входят в комнату, где сидят гости.

Былкин. Вот познакомьтесь, наш украинский олигарх Николай.

Микола здоровается со всеми за руку.

Микола. Дуже приемно, приятно, приятно.

Входит Софья Гавриловна.

Софья Гавриловна. Надя, ты не знаешь, куда я дела партийный билет?

Надежда. Зачем тебе?

Софья Гавриловна. Мне, кажется, я давно не платила членские взносы. (Замечает гостей.) Здравствуйте, товарищи.