Ноэл Кауард - Рисунок жизни [=Планы на жизнь] Страница 6

Лео (срывается на крик). Да, смеялись! Смеялись! Смеялись над тем, как ты застрял в ванне. Вот над чем мы смеялись!

Джильда. Заткнись, Лео! Перестань!

Лео (его как прорвало). И я буду смеяться над этим до конца своих дней… буду кататься по смертному одру, вспоминая, как это было… и есть многое другое, над чем я тоже всегда буду смеяться. Буду смеяться над тобой и теперь, в этой ситуации, пусть мне больно и горько. Какое у тебя есть право считать, что твои боль и горе превосходят наши с Джильдой боль и горе? Я не стал надевать на себя мученический венец, когда ты закрутил роман с Джильдой. Не стал обижаться и говорить, что меня отсекли, ввергли в одиночество. Так что теперь не желаю слышать этого бреда! Случившееся между мной и Джильдой прошлой ночью в действительности ровным счетом ничего не значит, все произошло импульсивно, под влиянием момента. И хотя нас многие годы влекло друг к другу, эта ночь ни в коем случае не говорит о глубокой сексуальной любви! Да, мы перепихнулись, да, оба получили удовольствие, но это все!

Отто (яростно). Ладно, в одном твоя великолепная тирада пошла мне на пользу: я более не чувствую себя отсеченным. Слышишь? Более не чувствую. И я благодарен вам от всего сердца. Ты прав, вы причинили мне боль и горе, но это уже в прошлом. Зато я увидел в тебе то, чего не замечал раньше, все эти годы. Не осознавал, что под внешним лоском и обаянием прячется жалкий, второсортный приспособленец, готовый пожертвовать всем, даже самым святым, ради низменных наслаждений…

Джильда. Отто, Отто, послушай… пожалуйста, послушай…

Отто (поворачиваясь к ней). Послушать что? Сбивчивые объяснения и оправдания, щедро сдобренные женскими эмоциями, призывы сохранять благоразумие и здравомыслие, поскольку «это наш единственный шанс». Не нужен мне этот шанс, не хочу больше иметь с вами ничего общего. Только выскажу то, что должен, и оставлю вас с вашими чертовыми шансами! Где были столь ценимые вами благоразумие и здравомыслие прошлой ночью? Я уверен, трудились, не покладая рук. Пахали во славу женственности. Я ведь не ошибусь, если скажу, что именно благоразумие и здравомыслие убедили тебя надеть зеленое платье? С изумрудными серьгами? И зеленые туфли, хотя тебе неудобно в них танцевать? Они наверняка сказали тебе: «Отто в Бордо, Бордо — далеко, так что опасаться нечего», Вот оно, благоразумие, благоразумие в чистом виде…

Джильда (падает на стол). Перестань! Перестань! Как ты можешь быть таким жестоким? Как ты можешь говорить такие гнусности?

Отто (продолжая в том же духе). Я надеюсь, здравомыслие тоже постаралось и посоветовало тебе запереть дверь? Какой же тайный роман без запертой двери?

Лео. Заткнись, Отто. Сколько же можно?

Отто. Не говори со мной… мой давний, давний Верный Друг. Не смей больше заговаривать со мной, даже если тебе и достанет храбрости, а еще лучше, с этого момента не попадайся мне на глаза…

Лео. Браво, Бессмертная Драма!

Отто. И опять ты ошибся. Безжизненная Комедия. Вы освободили меня от той затхлой любви, которая, должно быть, давным-давно умерла, пусть я этого и не осознавал. Продолжай в том же духе, мой мальчик, тебя ждут великие свершения! Ты уже можешь позволить себе номер в роскошном отеле, несколько дорогих костюмов, женщину, которую я любил. Продолжай, тебя ждут новые вершины. Удачи вам. Вам обоим! Невиданной удачи. Как же мне хочется, чтобы вы умерли и провалились в ад!

Он выскакивает из комнаты, занавес закрывается.

Действие второе

Квартира Лео в Лондоне. Съемная квартира, но хорошо обставленная. Два французских окна в заднике выходят на маленький балкон, с которого открывается вид на площадь. Этаж достаточно высокий, так что видны только кроны деревьев. Они желто-коричневые, часть листьев облетела, то есть на дворе осень. По правую руку двойные двери в холл и маленькая — на кухню. По левую — дверь в спальню и ванную. На стене большой портрет Джильды кисти Отто. Выбор мебели — на вкус режиссера.

Занавес поднимается примерно в половине одиннадцатого утра. С момента окончания первого действия прошло примерно восемнадцать месяцев. Комната завалена газетами. Джильда лежат на диване, читает одну. Лео лежит на животе на полу, читает другую.

Лео (перекатываясь на спину и потрясая газетой в воздухе). Это великолепно! Потрясающе! Она будет идти год.

Джильда. Два года.

Лео. Три года.

Джильда. Четыре года, пять лет, шесть лет! Она будет идти вечно. Старушек будут затаптывать в толпе, ломящейся в задние ряды партера. Женщины будут регулярно рожать детей во время ключевой сцены второго акта…

Лео (самодовольно). Регулярно, как часы.

Джильда. «Дейли мейл» пишет, что пьеса смела, романтична и остроумна.

Лео. «Дейли экспресс» говорит, что она отвратительна.

Джильда. Если бы там написали что-то другое, мир бы перевернулся.

Лео. В «Дейли миррор» утверждают, что пьеса излишне язвительна.

Джильда. Как я понимаю, показывают свое высокомерие. Козлы.

Лео (читает «Дейли миррор»). «Превращение и порча захватывает сразу и не отпускает до самого конца. Персонажам иногда не хватает решительности, однако, диалоги выстроены отлично, ремарки часто остроумные, нет, иногда просто блестящие…»

Джильда. «Нет» мне нравится больше всего.

Лео (продолжает читать). «…но, — ты только послушай, дорогая, — но пьеса, в целом, довольно-таки слабовата».

Джильда. Господи! Они это заметили.

Лео (подпрыгивая). Слабовата… слабовата! Что они под этим подразумевали?

Джильда. Просто слабовата, дорогой. Во всем мире слабовата значит слабовата, и никуда тебе от этого не деться.

Лео. Ты считаешь пьесу слабоватой?

Джильда. Пожалуй, ей не мешало бы накачать мышцы.

Лео. Хорошо, отныне я буду писать сильные пьесы. С мошной мускулатурой, которые будут играть исключительно мускулистые актеры!

Джильда. Не стоит расстраиваться из-за «Дейли миррор». Они же дали положительную рецензию. Достаточно посмотреть на фотоснимки.

Лео. «Дейли скетч» ничуть не лучше.

Джильда. Там тебя тоже хвалят, дорогой.

Лео. Давай еще раз заглянем в «Таймс».

Джильда. Она здесь, под «Телеграф».

Лео (просматривая рецензию). «Ни к чему не обязывающая, но веселая». Схематичное, пусть и не совсем точное изложение сюжета.

Джильда (поднимается, заглядывает ему через плечо). Перевраны только несколько имен.

Лео. Они, похоже, упустили главную идею пьесы.

Джильда. Тебе грех жаловаться. Они написали, что диалог провоцирующий.

Лео. И что сие должно означать?

Джильда. Слушай, ты же не можешь рассчитывать на то, что «Таймс» действительно заинтересуется твоими театральными экскурсами. В конце концов, это орган нации.

Лео. Слушай, твои слова отдают порнографией.

Звонит телефон.

Лео (сняв трубку). Аллоу! Аллоу… хто говорит? Ежли… ежли вас не затруднит минутку подоштать, он возьмет трубку (прикрывает рукой микрофон). Леди Бревелл!

Джильда. Пошли ее к черту!

Лео. Она звонит уже третий раз.

Джильда. Никаких сдерживающих центров. С нынешним обществом определенно что-то не так.

Лео (в трубку). Аллоу, аллоу! Вы уж мене извиняйте, но мистер Меркюри исчо не проснумшись. Вчера они ошень устамши. Што-то передать?.. Ланш третьего… или обед седьмого… Да, усе запишу… пустяки. Спасибочки.

Джильда (серьезно). И какие у тебя со всем этим ощущения?

Лео. Мне смешно.

Джильда. Я в этом не уверена.

Лео. Только смешно, ничего больше.

Джильда. Смешно, но и опасно.

Лео. Ты опасаешься, что вся это шумиха вскружит мне мою бедную, маленькую голову?

Джильда. Нет, я не об этом, точнее, не совсем об этом, но от этой суеты мне как-то не по себе. Успех куда более опасен, чем неудача, не так ли? Тут от человека требуется куда большие сила и осмотрительность.

Лео. Может, я выживу.

Джильда. Ты выживешь, это точно, в перспективе… я в этом не сомневаюсь ни на мгновение. А тревожусь за себя.

Лео. Почему?

Джильда. Не за себя одну. За нас.