Саймон Уокер - Оно вершится… Страница 24

– О том, как его…

– Ну да.

– Не знаю. Вряд ли. Хотя…

– Может, правда приснилось?

– Да не спал я! – шепотом вспылил Зигмунд. – Сколько раз объяснять…

– Тихо, не шуми.

– А я и не шумлю! – сверкнул глазами король. – И вообще, прекрати меня гнобить! Я уже двадцать раз извинился!

– Если завтра выиграем…

– Я твой повелитель, между прочим. Ладно, мама понукает, демоны ни в грош не ставят. Даже эти гномы, чтоб им кирпич на ногу упал… Но ты-то хоть можешь меня поддержать? Если бы ты был на моем месте, у тебя бы не так голову свернуло…

– Не кипятись. У нас сейчас задача выжить. Получится – будем разбираться, кто на кого больше обиделся.

– Хорошо. – Зигмунд медленно выдохнул и разгладил камзол. – Готов?

Эммануил кивнул. Оба подняли противни и, перемахнув через заборчик, бросились на круассанов.

Сколько продолжалась битва, не знает никто. Участники просто не в состоянии были поглядывать на часы, а свидетелей не было. Зигмунд метался подобно молнии. Он был неумолим и вездесущ, никогда прежде и ни разу позже он не чувствовал себя более ловким и неуловимым. Всю свою злость и разочарование он направил на врага. Король не видел круассанов, он не различал рогаликов и ватрушек, перед его глазами стояли образы Драгомора и Абракадабра. Он танцевал с противнем в руках, непобедимый и безжалостный. Крушил собственную армию.

Надо сказать, что заклинание Эммануила сработало. Без этого все рукопашное великолепие Зигмунда оказалось бы тщетным. При первом же касании сдобные монстры схлопывались и падали на брусчатку маленькими недвижными кренделями. Если у кого-то из них внутри имелись ранее проглоченные жертвы, они падали рядом. Кто в сознании, кто без. Эммануил удивленно косился на товарища по оружию и старался не отставать в количестве поверженных. Так, вращаясь, иногда сталкиваясь, иногда прикрывая друг друга, оба воителя медленно продвигались сквозь сплошную стену кондитерских отродий. Круассаны выглядели неповоротливыми и бессильными, они успевали лишь раззявить рот или протянуть слоеные ручонки, как тут же падали замертво.

Оказалось, что, чем дальше Зигмунд и Эммануил уходили от дворца, тем реже становилось полчище круассанов. Учитывая наложенное на них заклятие, они, видимо, стремились в эпицентр своих обид, то есть туда, где жили те, кто слопал в свое время наибольшее количество их сородичей. Добравшись до квартала Маргиналов, Зигмунд ткнул Эммануила локтем в бок, кивая на битву неподалеку. Кто-то еще, кроме короля и колдуна, дрался за свободу. В небольшом палисаднике сверкали молнии и глухо завывали неизвестные твари. Потом из гущи сдобных тел вырвался человек, с ног до головы покрытый повидлом и крошками. Он сражался сразу с тремя круассанами, размахивая посохом и лупя им по вражеским бокам. С каждым ударом круассаны становились меньше. Сократив размеры двоих нападавших до размера собаки, человек вдруг споткнулся и упал. Посох выскользнул из руки и предательски заскакал по камням тротуара. Тут же из-за конюшни показался торт-переросток, несколько вишен просвистели в воздухе, врезавшись в кусты рядом с человеком. Третий круассан схватил несчастного за ноги, поднял и повернул к торту, подставляя под следующий выстрел.

– Чтоб ты плесенью порос, зараза! – завопил человек хриплым голосом.

– Это же Стивен, – вскрикнул Эммануил, уменьшая сразу трех сухарей одним ударом. – Сам выбрался!

– Давай к нему! – приказал Зигмунд, отпихивая ногой одного и нанося удар другому круассану.

Король и колдун бросились к Верховному Моделлеру, расталкивая врагов, словно безобидных зевак на торговой площади. Торт вильнул боками, устраиваясь поудобнее, шевельнул кремовой розочкой на макушке и пульнул очередной вишней. Эммануил прыгнул, стараясь дотянуться противнем до круассана, державшего Стивена, а Зигмунд оттолкнулся от высокой клумбы и тоже прыгнул, но наперерез вишне. Бывший Главный Друид не успел коснуться врага, Верховный Моделлер не успел увернуться, а Владыка Мурляндии не успел выставить вперед противень. Зато Зигмунд успел закрыть товарища телом. Громадная вишня угодила в королевскую грудь и отшвырнула препятствие в сторону. Зигмунд, вскинув руки, врезался в стену и упал на траву. Вишня тоже изменила направление и влетела прямо в пасть круассана. Слоеный мерзавец пошатнулся, выпустил Стивена и тут же принял на себя удар противня.

Крики друзей и шум битвы вдруг потекли вокруг Зигмунда, словно патока. Они искажались и замедлялись, потом среди них вдруг зазвучали колокольчики и флейта. Все вместе они сплелись в заунывную мелодию. Златовласый мальчик отстукивал ритм, ударяя кулачком в большой барабан. Небо приблизилось и перевернулось, облака оказались внизу, а Зигмунд парил над ними, удивленно вращая головой. Большой белый кот появился из воздуха, улыбнулся и поманил короля лапой. Распахнулись резные створки бесконечно высоких ворот, и Зигмунд вплыл меж них, загребая руками летящие рядом васильки.

Облака расступились, показывая маленького Зигмунда. Его третий день рождения, дряхлый Торкус дарит первую в жизни короля волшебную палочку. Маленький принц машет ей и, к восторгу гостей, создает букет георгин. Потом картинка расплылась и сфокусировалась вновь. Теперь она явила Зигмунда среди библиотечных полок. Принц сидит за столом и восторженно листает «Похождения Аргамона», восхищаясь свершениями древнего героя. Картинка вновь поменялась. Зигмунд – подросток. Он таится в кустах, наблюдая за братом Зигфридом и его возлюбленной Кирозией. Кулаки будущего короля сжимаются, он дает себе клятву никогда никого не любить. Потом шторм, крушение корабля. Падение Зигфрида с лошади. Старший брат умоляет Зигмунда сжалиться, но тот смеется над калекой и превращает его в дерево. А вот король Клементий хватает принца за ворот и требует расколдовать старшего брата. Зигмунд толкает отца, тот поскальзывается и падает в раствор, приготовленный для монтажа подъемника в Тронной Башне. Принц вытаскивает отца, но оставляет на нем каменный панцирь и лишает памяти. Потом Кронвейр растет, армия увеличивается. Колдуны множатся, а планы Зигмунда становятся все более амбициозными. Лунная ночь, балкон, призрак на драконе-скелете. Голос Драгомора вещает из Камня Зова. А потом… появилась эта злосчастная вишня и врезалась в грудь Зигмунда. Король переворачивается в воздухе и падает. Облака вновь сверху, небо темнеет. Музыка превращается в вопли и грохот. Что-то больно ударяет в затылок. Глаза Зигмунда закрываются, тьма окутывает короля.

Когда-то, давным-давно, коблеры занимались ремеслом. Они изготавливали доспехи, мелкое оружие и дорожную посуду. Во многих городах Эйлории вполне исправно работали маленькие лавчонки под единым названием «Все свое». Ремесло приносило скромный доход и отнимало массу времени и уйму сил. Так продолжалось до тех пор, пока на исторической сцене не появился коблер по имени Мерзик. Он сколотил компанию, торговавшую изделиями из кожи, и быстро начал богатеть. Звонкая монета наполняла его сундуки, превращая бывшего подмастерья в известного торговца. Учитывая немногочисленность расы коблеров, слава о Мерзике молниеносно распространилась среди невысокого народца. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на очередных выборах правителя (а у коблеров король избирается путем тайного голосования и явного жульничества) Мерзик победил, собрав голосов больше, чем было избирателей. Все мелкие огрешности в подсчетах, равно как и загадочное исчезновение единственного конкурента, остались в тени триумфа народного избранника. Как написал об этом в своем небезызвестном труде «А что у них?!» видный критик соседей гном Ананимус: «Все, что совершается на благо народа, обязано быть доведено до счастливого завершения, и ни одна сволочь не должна этому препятствовать».

Сразу после коронации, на первом в истории расы всеобщем собрании коблеров, Мерзик громким шепотом поведал собратьям секрет своего финансового успеха.

Оказалось, что все, чем торговал уважаемый Мерзик, было ворованным. Но не просто ворованным, а ворованным из самых лучших караванов и с использованием большого количества искусной маскировки.

Банда Мерзика надевала медвежьи шкуры, напяливала шлемы из черепов выпихалей и под покровом темноты нападала на странствующих торговцев. При этом коблеры размахивали факелами и громко ругались на придуманном языке. После налета грабители отправлялись в свою пещеру, где вновь становились ремесленниками. Только теперь все их творчество заключалось в стирании старых надписей на изделиях и нанесении новых. Коблеры элементарно перебивали штампы, ставя свои оттиски. Потом барахло тащили на рынок и продавали под видом собственного рукоделия. Все обстряпывали так ловко, что даже ограбленные торговцы не могли узнать украденный у них товар, если натыкались на него в лавках коблеров. Так при минимальных усилиях Мерзик и его банда получали максимальную прибыль, а тщательный выбор жертв сохранял за коблерами репутацию талантливых мастеров, коими они, собственно, и являлись.