Юлия Славачевская - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! Страница 7

Меня прижали к груди чуть сильнее, и я уже не видела ничего, кроме широкой груди несущего меня мужчины да кусочка неба. Небо вскоре сменил потолок.

Меня принесли в комнату для прислуги и аккуратно опустили на узкую кровать. Запахло выпечкой и глаженым бельем. Домовитая у них экономка, сразу видно!

– Помыть! Срочно! – Старушка, особо не церемонясь, отдала приказание двум любопытным служанкам, заглянувшим в комнату. – И привести в надлежащий вид!

Хотелось спросить: «Это как?» – но сил не было даже на то, чтобы шевелить языком.

Через полчаса я уже отмокала в бадье с горячей водой. Одна из девушек аккуратно обрезала мои ногти, а вторая мыла мне голову. Я же невинно развлекалась тем, что их разглядывала.

Одеты темноволосые девчушки-хохотушки были просто: в рубашки с подкатанными рукавами и одинаковые синие сарафаны со шнуровкой спереди. Поверх сарафанов красовались накрахмаленные льняные передники, в настоящий момент насквозь мокрые.

После веселой перепалки насчет какого-то таинственного Феофана девицы добрались и до меня.

– Бедненькая, – тихо сказала одна другой.

Я хотела с ней согласиться, но тут вторая ткнула подругу в бок и прошипела:

– Молчи! Это ты ее обихаживаешь, а не она тебя!

Желание наладить контакт пропало, как и не было.

Под конец, обрядив в старенькую ночную рубашку, мои нетленные мощи уложили в постель.

Я с ужасом вспомнила про имущество – и облегченно вздохнула: мешочек с драгоценностями обнаружился рядом. Оставалось тихо радоваться, что на него здесь никто не покусился. Мелочь, а приятно – сохраню хоть что-то на черный день. Впрочем, и так… день чернее некуда.

Не успела я задремать, как дверь отворилась, пропуская невысокого господина с пушистыми рыжими бакенбардами и глубоко посаженными медово-карими глазами. Солидный джентльмен не просто шел, а летел и по пути как-то даже приплясывал.

О, а вот и док пожаловал! Пардон, ветеринар… Что, на новую забавную зверушку невтерпеж поглядеть? Вон аж руки от восторга дрожат.

Местный эскулап был одет в кремовую рубашку тонкого батиста, черный шерстяной сюртук и серые лосины. В кармашке торчал золоченый лорнет. На шее «Дулиттла» висела золотая цепочка со свистком для собак – у меня в детстве был такой же. Только не золотой, как у этого лысоватого дядечки, а обычный, из нержавейки.

Следом за доктором протиснулась уже знакомая мне няня с миской в руках.

– Ну-ка, ну-ка, что мы тут имеем? Русалка, вылитая русалка! – Мужской голос сочился самодовольством. Словно доку посчастливилось открыть для науки новую, неизвестную доселе породу. Впрочем, как знать?

А врач ощупывал мою голову короткими пальцами-сосисками и надменно вещал, вызывая у меня тупую зубную боль:

– Когда его милость рассказал, что выловил вас в реке, я так сразу и подумал… И как же, милочка моя, вас занесло в наши края, так далеко от моря? Ну-ка-с, дорогуша, продемонстрируйте доктору свой хвост!

Я, наверное, слишком широко открыла глаза от удивления, потому что эскулап громко рассмеялся:

– Ну вот, теперь вижу нормальную человеческую реакцию! А теперь покажите мне, дорогуша, ваши раны.

Следующие полчаса меня, задрав рубашку, щупали, мяли, стучали по коленкам маленьким молоточком, просили показать язык, проследить за свистком, которым доктор водил перед моим лицом… И так далее.

– Ох! – выдохнула я при очередном нажатии.

– Ав-в-ав! – Дверь почти вынесло кучей щенков и захлопнуло перед громадной догиней.

– Ой! – только и успел сказать доктор, когда вся мелкая гоп-компания повисла у него на штанах, впиваясь острыми мелкими зубками во все чувствительные места.

– Весьма странно, – прошипел он гораздо позднее, отцепляя пятого щенка от того места, что дамы куртуазно любят сравнивать с носом. – С чего они так себя ведут?

В процессе освобождения лекарь успел позабыть о своей пациентке и скинул мне одного из щенят на живот.

– Уй! – сморщилась я.

– Гав! – В дверь ворвалась мама-дог и принялась наводить порядок. Наводила она его почему-то тоже верхом на мне. Никто не знает – почему?

Тяжелая туша придавила меня к кровати, вышибая дух, а рядом ползала малышня и покусывала меня за пальцы.

– Спасите! – сорванным голосом прошептала я.

– Все в порядке! – бодро отозвался доктор, напоследок оглядывая поле боя через лорнет. – Прошу! – подозвал затихарившуюся в уголке няню. Отобрал у той миску и сделал мне мокрый компресс на затылок из пахнущей травой ткани.

– Как она, доктор? Жить будет? – поинтересовалась бабуля, всем видом показывая, что ежели что – охотно и без особых угрызений совести прикопает ненужную помеху, но… подальше от дома.

– Госпожа Аннита, не переживайте, – успокоил ее врач. – Организм крепкий, достаточно молодой…

Тут все, включая меня, удивились. Догиня обслюнявила мне лицо.

– Думаю, недельку полежит, отдохнет и выкарабкается, – порадовал нас лекарь. – Внутренних повреждений не наблюдается. Только кормить не забывайте.

Бабуля скуксилась, но промолчала.

– Бульон, молочные продукты, протертые вареные овощи, – перечислял доктор. – От мяса советую пока воздержаться. Сладкое можно, даже нужно. – Обратился ко мне: – Вот и все, милочка. Коли в ближайшие двое суток вас что-то будет беспокоить, не стесняйтесь – зовите меня. Ежели не в доме, то на псарне меня вполне можно отыскать.

Он похлопал растерянную пациентку пухлой рукой по плечу и вышел. Няня, поджав губы, кинула на меня не особенно приветливый взгляд и сложила руки на животе.

– Схожу-ка я распоряжусь насчет обеда, а ты поспи пока.

Госпожа Аннита вышла, но вскоре вернулась с псарем, утащившим все семейство догов и освободившим мне органы дыхания.

Я и в самом деле уснула, как только старушка вышла.

Проснулась уже в сумерках. Где-то в углу затаился сверчок в поисках подруги. Его монотонный свист навевал глубокое уныние.

На столике горела свеча и стояла чашка еще теплого бульона, который я с удовольствием выпила. Чувствовала себя все еще немножко странно, и тело продолжал колотить внутренний озноб. Надо же было угодить в Средневековье! Хоть и не самое начало, не Темные века – думается, примерно век шестнадцатый. Или восемнадцатый? В любом случае, экзотика.

Жаль, нормальной одежды мне не дали, а встать было просто необходимо.

Спустив босые ступни на чистые доски пола, прислушалась к себе. Вроде не мутит, не шатает. За ширмой нашла кувшин для умывания и ночной горшок с крышкой.

Комната, куда меня поселили, была довольно уютной. Единственное окно скрывала вышитая шторка, а на подоконнике стояла красная герань. Да-да, самая настоящая герань! Кроме кровати около окна и ширмы, за которой я уже побывала, еще в комнатушке уместились стол, стул и большой сундук.

Я заползла на кровать и подтянулась к окну. Выглянула. Меня тут же атаковали вороны.

– Что ж вам не спится-то? – посетовала я, вляпываясь в то, что считается знаком небес и предвещает богатство. Еле чужим передником, брошенным на спинке стула, отмахалась.

Итак, что мы имеем? Первый этаж, розовые кусты на клумбах и вьющиеся плети клематисов и ампельных роз с кистями бутонов на решетках и арочных перголах.

Аккуратные, посыпанные гравием дорожки. Парадный вход справа от моего окна, метрах в пятнадцати, к нему ведет широкая тисовая аллея, заканчивающаяся круглой площадью с фонтаном.

Фонтан – типичный писающий мальчик с рыбкой в два раза больше его – стоит посреди клумбы и орошает цветочки сверкающей на солнце струей.

Аллея со вкусом украшена рабатками[3] и типичными английскими миксбордерами[4]. Сейчас вдоль дороги вовсю цветут тюльпаны, ирисы различных оттенков – от белоснежного до темно-лилового, гусиный лук и пролески, анютины глазки и бегонии, а в дальних рядах темнеют полосы юкки с острыми и узкими, словно кинжалы, перьями листьев. Об остальных цветах я могу сказать только одно – красивые, ибо названий не знаю. Но садовник у барона молодец.

Тем временем птички меня достали основательно, мельтеша перед лицом и не давая разглядеть окружающий мир. Я плюнула и снова улеглась в кровать, захлопнув створки.

Через час во дворе поднялся шум и гам. Кони, кареты, люди с факелами…

Я снова высунулась в окно, с интересом рассматривая местных обитателей. Из карет выбрались старички в разноцветных мантиях. В их одежде преобладал синий, но встречался черный и даже красный цвета. Дедульки разбились по парам и, ругаясь и бурно жестикулируя, направились к дому.

И шли бы себе спокойно дальше, но тут коней снова осияла неземная любовь, и животные пошли меня любить! В сбруе. С каретами и повозками. В итоге создалась дорожная пробка приличных размеров.

– Хоть что-то привычное! – пробормотала я, поспешно маскируясь занавеской.

Среди приезжих выделялись двое: крепкий мужчина в черном, с круглой бляхой на груди, и молодой высокий парень в белой рубашке и темном жилете. Они единственные приехали верхом.