Тоон Теллеген - Две старые старушки Страница 10

Была середина зимы.

Одна старушка сказала:

— В сущности, совершенно ничтожную жизнь мы прожили.

— Да, — согласилась вторая старушка, — тут уж не поспоришь.

Первая старушка глубоко задумалась, потом сказала:

— А что, может, больше нам и ждать нечего?

— Нечего.

— А после смерти?

— После смерти нету ничего. А кто что другое рассказывает, тот сильно ошибается. Уж я-то знаю! — ее голос пресекся.

Она зашмыгала в платочек.

Вскоре после того они умерли в сравнительно умиротворенном состоянии духа.

К их вящему изумлению, после смерти все-таки что-то было: существовал загробный мир, имелся также и Бог, который незамедлительно потребовал их всецелого внимания к себе. Он вечно зяб, был хрупок здоровьем, недоволен своим существованием, то и дело оступался и постоянно все терял. У других мертвых душ он не находил никакого утешения и хотел только этих двух старушек.

— Эй, вы там! — кричал он без конца.

И они, как могли, старались ему помочь.

Но все было без толку. Он хворал все больше, чувствовал себя все несчастнее, падал все чаще и ушибался все сильней и, несмотря на все их заботы, превратился в отвратительного урода. Они не отходили от него. Новопреставленных собратьев они почти совсем и не видели.

«Словно все внезапно обрели вечную жизнь», — думали они с горечью.

Они продолжали заботиться о нем, но небрежно и безрадостно, таскали его за собой повсюду, то и дело где-нибудь забывали.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ жили в большом доме на опушке леса.

Одна старушка была очень плоха и сознавала, что ей осталось уже немного.

«Чего бы мне такого еще хотелось? — размышляла она. — В Венецию напоследок? На велосипеде прокатиться? Сходить по ягоды? Да нет, какое там», — подумала она.

Она вздохнула и посмотрела в окно, на высокие деревья позади дома.

«Танцульки? — продолжала размышлять она. — Обед при свечах? — Она засомневалась. — Впрочем, это можно, — решилась она. — Это еще куда ни шло».

Она позвала другую старушку и объявила:

— Я хочу еще раз устроить обед при свечах.

— Обед? — изумленно переспросила вторая старушка. — Это для кого же?

— Для нас с тобой.

— И когда?

— Да вот прямо сейчас.

— Прямо сейчас?

— Это мое последнее желание, — тихо сказала вторая старушка.

Было позднее лето. Вторая старушка прошла в столовую, распахнула окна, сняла со стульев чехлы, смахнула пыль с большого дубового стола и накрыла его на две персоны.

Первая старушка неверным шагом спустилась с лестницы и присела к столу.

— Ну, чего ты, собственно, хотела бы съесть? — спросила вторая старушка, расставляя бокалы и зажигая свечи.

— Супу, — сказала первая.

— Супу? Нет у нас супа.

— Надо суп. Иначе какой же это обед, — сказала первая. И шепотом добавила:

— Это же мой последний обед.

Вторая старушка пошла на кухню и поставила на плиту кастрюлю с водой. Потом она спустилась в сад, выдернула из грядки пару морковок, через пролом в изгороди пробралась в соседский огород и нарвала там петрушки. Там же она прихватила немного порея и маленький спелый помидор.

Вылезая обратно, она споткнулась, растянулась на животе в грязи, с трудом поднялась и пошла варить суп.

Она внесла суп в гостиную и разлила его по тарелкам.

— Суп, — объявила она.

— Приятного аппетита, — отозвалась первая старушка.

За супом первой старушке захотелось поговорить о любви.

— Только теперь, одной ногой в могиле, и понимаешь, что это такое, любовь, — сказала она.

— Серьезно? — удивилась вторая старушка.

— Вполне, — ответила первая старушка и принялась рассказывать второй старушке, что такое любовь. Она не упустила ни одной детали, ни одного малейшего оттенка.

Выговорившись, она быстро опустошила свою тарелку.

— Отличный был суп, — сказала она.

— Ну, что теперь? — спросила вторая старушка.

— Фазан, — сказала первая старушка.

— Фазан?

— Ну да, фазан.

— Да нет у нас никакого фазана.

— Хочу фазана. Это мой обед.

Вторая старушка вздохнула, встала и вышла из комнаты. «Можно подумать, что я умирать не собираюсь», — подумала она.

Медленно, ловя ртом воздух, она преодолела три лестничных пролета на чердак. Там, в шкафу, у них хранилось ружье.

Она достала его и зарядила. Это было старое ружье, которое уже добрых пятьдесят лет стояло без надобности. Она прицелилась в небольшую картинку на перекладине и выстрелила. На пол брызнули щепки и осколки. Был еще порох в пороховницах.

Немного погодя она выскользнула в лесок позади дома. Она опять поскользнулась, побарахталась в грязи, спряталась в кустах. Стемнело. Она порвала платье, расцарапала лицо и подстрелила фазана.

Она задела ему крыло. Тяжело хлопая крыльями и пронзительно крича, фазан упал в кусты.

Она подошла к нему, наклонилась, положила ружье и свернула ему шею.

Фазан был тощий и старый.

В кухне она его ощипала, разделала и сварила.

Она едва стояла на ногах. Ее трясло, зубы стучали. Покрытое царапинами лицо было пепельно-серым.

«Похоже, я первая концы отдам», — подумала она.

Через некоторое время она внесла в комнату блюдо с дымящимися кусками птицы.

— Фазан, — объявила она.

— К фазану полагается красное вино, — едва слышно произнесла первая старушка. — Красное бургундское.

Вторая старушка поставила блюдо на стол и спустилась в подвал. Там должна была оставаться бутылка вина. Она упала, ударилась коленом. Проведя пальцем по чулку, она почувствовала, что он пропитался кровью.

В старом дряхлом буфете она отыскала бутылку вина.

Вернувшись, она обнаружила первую старушку на полу в углу комнаты.

— Жива? — спросила она.

— Жива, — ответила первая старушка. Она приподнялась на локтях и подползла к окну. Там она и осталась сидеть, на полу.

— Давай-ка тоже садись, — сказала она.

— А как же фазан?

— Ну, тогда начинай.

Вторая старушка откупорила вино, налила себе стаканчик, положила на тарелку кусок фазана и принялась за еду.

— Ты что там делаешь, на полу? — спросила она между двумя глотками.

— Так, размышляю, — ответила первая старушка. И она поведала, что размышляла о вечности и что в конце концов кое-что из этого поняла. — Самое время, — сказала она. И принялась излагать, что она поняла. Это был длинный, путаный рассказ.

Едва договорив, она обмякла, осела на пол. Вторая старушка подошла к ней и попробовала приподнять ее. Но первая старушка притянула ее к себе, на пол, и поцеловала. «Милая», — прошептала она. Казалось, что в ней внезапно пробудилась чудовищная сила. Она тянула и дергала вторую старушку за ее заляпанное грязью, разодранное платье так, что оно в конце концов намоталось той на голову.

— Вот это и есть твои последние силы? — прохрипела вторая старушка.

— Да, похоже на то, — сказала первая. — В любом случае, силища невероятная, не находишь?

— Да уж.

Некоторое время спустя они изнемогли и лежали на полу, тяжело дыша.

Стемнело.

— А что у нас на сладкое? — прошептала первая старушка.

— Груша, — ответила вторая старушка. Ничего лучшего ей в голову не пришло. А в кухне еще оставалась груша.

— Ну, давай грушу, — сказала первая старушка.

Вторая старушка поднялась, одернула платье и пошла на кухню. Когда она вернулась, первая старушка лежала неподвижно. «Ну вот и все», — подумала вторая старушка. Она присела к столу, очистила грушу. Налила себе еще вина.

Она пила вино, ела грушу. «За упокой души твоей ем я эту грушу», — произнесла она. «Что, вообще говоря, это значит? — подумалось ей. — Ну да ладно, в общем-то, я именно это хотела сказать».

Теперь она была точно уверена, что первая старушка умерла. «Ни тени сомнения, — думала она. — Ясно, как божий день». Голова у нее шла кругом.

Наступил вечер. Лунный свет проникал в комнату. Вторая старушка выпила еще пару стаканов вина и откинулась на спинке стула. Она попробовала дотянуться до своего стакана не меняя позы, но ей это не удалось, и она тихонько соскользнула со стула на пол. Она потянула за собой скатерть, и все тарелки, стаканы, супница, бутылка из-под вина, блюдо с недоеденным фазаном, подсвечники со свечами, ножи, вилки, ложки — все посыпалось осколками или раскатилось по полу.

Душно и жирно чадя, погасли свечи.

— Так, — сказала вторая старушка. — Очень хорошо.

Ей представилось, что она пробирается по лесу с ружьем в руке. И всякий раз, когда она палила в воздух, сверху сыпались люди с переломанными руками и ногами, вытаращенными глазами. Но когда они пытались произнести какие-то последние слова, изо рта вылетало лишь кудахтанье. И вторая старушка перешагивала через них, перезаряжала ружье и снова стреляла, прямо вверх, в никуда.