Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках… Страница 14

— Это старушки, что ли, Агния Львовна и Лика Казимировна?

— Они самые.

— Тоже плохие?

— Хуже некуда! — вздохнула Варвара.

— Так вы что не сказали-то? Мы что, не люди, сами за больным не присмотрим?

— За Андреем настоящий уход нужен, Дмитрий. Доктор сказала, что положение критическое: две недели постельного режима, как минимум, и никаких волнений! Разве вы не слыхали?

— Не, я не слыхал, а то бы… Вы скажите, что делать-то?

— Как что? Не шуметь, не тревожить, попросит — чай согреть или в аптеку сходить за лекарством.

— А чем кормить?

— Я буду приносить ему еду.

— Не надо, сами накормим, вы только скажите чем. Что ему можно-то?

— Да, в общем, все можно. Кормить его надо как следует, у него общее истощение организма.

— Понятно. — На круглом лице Димона вместо обычной равнодушной самоуверенности вдруг проступили явные испуг и сочувствие. Вот уж чего от него никак не ожидала Варвара Симеоновна!

— Ну и следить, конечно, чтобы он лекарство принимал, — спохватилась она. — И ни в коем случае не выгонять его больного на улицу!

— Да кто ж его гнал-то? Это все Клавдия… А мясо жареное ему можно?

— Думаю, что можно, только понемножку. Вот еще бульон куриный хорошо бы сварить…

— Ясно, сделаем. Да вы не волнуйтесь за него, Варвара Семеновна, я прослежу, чтоб Клавдия его не допекала… Ну хотя бы пока он болеет. Он ведь поправится?

— Поправится, если за ним будет надлежащий уход.

— Уход обеспечу, не волнуйтесь! Ну бабы… Ну бабы… Это я не про вас, Варвара Семеновна, вы не подумайте! Я сами знаете про кого. Значит, еду носить небольшими порциями и следить, чтобы пил лекарство? Все?

— И воды давайте ему побольше. Желательно чай с лимоном. Хорошо бы морс, но он дорогой…

— Дорогой, если готовый брать. Да он паршивый, какие в нем витамины! Клюквы на рынке полно, купим и приготовим. Клавдия сделает, я ей скажу. Да вы не беспокойтесь, Варвара Семеновна, все будет путем! Клавдия хоть иногда и вызверяется на Андрея, но ведь не звери же мы, в самом деле.

Совершенно потрясенная, Варвара Симеоновна взяла закипевший чайник и пошла в комнату Гербалайфа, от изумления даже не обидевшись, что ее трижды и подряд назвали Семеновной вместо Симеоновны: обычно она таких вещей никому не спускала.

— Слушай меня внимательно, Андрей! Твой сосед Дмитрий вызвался за тобой ухаживать, — сказала она Гербалайфу, наливая ему чай.

— Да ну? — испугался Гербалайф.

— Вот тебе и «ну». Не знаю уж, то ли его Людмила Алексеевна напугала, то ли совесть у мужика проснулась, но дело обстоит именно так. Так что ты, будь любезен, подыграй ему, изобрази умирающего лебедя. Как услышишь, что сосед к дверям подходит — глаза закрывай, стони и кашляй. Понял?

— Понял, Варвара Симеоновна! — ответил Гербалайф и заулыбался: всякие розыгрыши он любил с детства.

— Вот только что делать, если он вздумает тебе температуру измерить?

— Да ну, Варвара Симеоновна, это же просто, как дважды два! Вы что, в школу не ходили? Димон если и поставит мне градусник, так ведь не станет же он рядом сидеть и сторожить, пока я его держу, верно?

— Надо полагать, не станет.

— Ну вот! А батарея-то — вот она, под боком! — И постучал согнутым пальцем по батарее. — Он выйдет, а я градусник к батарее — вот, пожалуйста, хоть сорок два!

— Нет уж, сорок два не надо, хватит и тридцати девяти.

— А может, сорок?

— Любимый градус? Нет, Андрей, не тянешь ты на человека с сорока градусами при всех твоих талантах.

— Ладно, сторговались на тридцати девяти. Ну, Димон, вот так удивил!

— Да, и вот еще что, Андрей. Хорошо, что ты заговорил о батарее. Если вдруг что-то пойдет не так или просто моя помощь понадобится, ты возьми ложку и постучи по трубе, что наверх идет, — я услышу и сейчас же прибегу.

— Да что может случиться-то?

— Ну, мало ли… Ладно, мне пора к моим старушкам!

— Привет им от меня передавайте!

— Ох, некому пока приветы передавать — обе еще в себя не приходили.

— Во жуть какая!

— Именно что жуть.

— Вам и так тяжело за ними обеими ухаживать, да еще я тут…

— Мне, друг Андрей, будет в тысячу раз тяжелее, если за ними вдруг станет не надо ухаживать.

Они оба помолчали, думая о страшном: а ну как и вправду кто-то из подруг Варвары Симеоновны… Нет, думать об этом решительно не хотелось, и Варвара пошла к дверям.

— Ну, ладно, лежи, болей в свое удовольствие, Андрюша. С Димоном особенно не капризничай, не зарывайся. Да помни о трубе!

— Буду помнить. Если что, так я сразу — тук-тук-тук! За меня-то хоть не волнуйтесь, Варвара Симеоновна, у вас и так вид какой-то бледный.

— Ну уж будто бы!

— Точно!

— Ладно, болей да будь осторожен.

— Буду.

Варвара поднялась наверх и снова забегала из одной квартиры в другую. К вечеру она вымоталась так, что ноги ее уже не держали, и она с трудом заставила себя перед сном еще вывести на прогулку несчастного притихшего Титаника. Вернувшись, она достала из чулана раскладушку и поставила ее в квартире Лики Казимировны. Конечно, ночью она несколько раз вставала и выходила в соседнюю квартиру — проверить Агнию Львовну, так что спала она урывками и сквозь сон прислушивалась к тихим стонам Лики.

Утром она встала совершенно разбитая: две бессонные ночи — это оказалось чересчур даже для ее крепкого организма! Она поняла, что так больше продолжаться не может. Она проверила своих больных и убедилась, что изменений нет, хотя температура у обеих опустилась чуть ниже тридцати девяти. Она дала им лекарство, покормила Титаника и вывела его на двор. Там она пустила его побегать по двору, а сама посидела на опустевшей бомжовской скамейке. На бульвар его не повела — ноги все еще гудели. Потом она отвела Титаника наверх и снова спустилась к квартире Гербалайфа и Мироновых и позвонила, Открыл Димон.

— Ну как вы тут, Дима?

— Да ничего, справляемся. Позавтракал он хорошо, а вот температура у него держится высокая: три раза градусник ставил — все тридцать девять или около!

— Ну, так ведь грипп — штука опасная и коварная. Вы сами-то берегитесь, не слишком много времени проводите с больным: принесите еду, чай — и сразу вон.

— Так я и делаю.

— А я к вам с просьбой, Дима!

— Слушаю вас внимательно.

— Вы мне не поможете перенести Лику Казимировну к Агнии Львовне? Устала я бегать из квартиры в квартиру…

— Да с удовольствием!

— Какое уж тут удовольствие…

Димон еще раз удивил Варвару Симеоновну. Он не просто взял Лику Казимировну на руки и оттащил ее на новое место — нет! Он наискось положил ее на ватное одеяло и укутал, как укутывают детей, даже голову уголком одеяла прикрыл, и в таком виде отнес к Агнии Львовне. Помощь Варвары Симеоновны ему не понадобилась: укутывал и нес он Лику Казимировну так бережно, что та даже и не пискнула.

Варвара шла впереди с подушкой Лики Казимировны в руках. Она устроила подушку в ногах Агнии Львовны и откинула одеяло.

— Сюда ее кладите, Димитрий, валетом! Димон сначала положил Лику Казимировну на край кровати, осторожно развернул ее — вот только тут та что-то недовольно пропищала — и бережно уложил напротив Агнии Львовны, валетом, ближе к стенке. Затем он укрыл ноги Лики Казимировны нижней частью одеяла Агнии Львовны и после накрыл ее собственным одеялом, часть которого пришлась и на ноги Агнии Львовны; аккуратно подоткнул оба одеяла и отошел, любуясь своей работой.

— По-моему, им так будет хорошо… — сказал он, вопросительно глядя на Варвару Симеоновну.

— Посмотрим, что скажет врач, когда их увидит, — вздохнула Варвара. — Она завтра придет. Но мне кажется, им не очень тесно так лежать…

Как бы желая их успокоить, обе старушки немного повозились, слегка попинали друг дружку ногами, а потом вдруг обе вытянулись с блаженным вздохом. На самом деле ни та, ни другая о сомнениях Димона и Варвары, конечно, и не догадывались: просто им в эту минуту снились хорошие сны.

Перед изнемогавшей от липкой жары Агнией Львовной вдруг оказалась тихая деревенская речка с чистым песчаным дном. Она разулась и ступила в воду; и ногам тотчас стало прохладно и легко. Она потихоньку заходила в реку, и приятная, освобождающая и освежающая прохлада медленно поднималась от ног к голове; Агния стояла по шею в воде, лицо ее овевал ветерок, а вода смывала с тела остатки жара.

А Лике Казимировне снилось детство. Она каталась на санках, угодила в сугроб и почему-то никак не могла из него выбраться, просто сидела, тихонько плакала и замерзала. И вдруг пришел папа, поднял ее на руки, отнес домой, раздел и стал осторожно опускать в ванну с горячей водой. Ах, какие теплые руки были у папы, какой нежный пар поднимался от ванны, как мгновенно согрелись, коснувшись горячей воды, ледяные пальцы ног! Ее тело постепенно погружалось в воду, и нежное тепло поднималось все выше и выше по телу, и вот уже все оно согрелось и распрямилось в блаженной и теплой истоме.