Елена Белова - Мать-ехидна лучше всех! Записки уборщицы-интеллектуалки Страница 14

Долгими летними вечерами, сидя на кухне, заставленной ведрами с ягодами, источающими тонкий благородный аромат, мы перебирали имена знакомых, соседей и сослуживцев.

— А Татьяна Георгиевна из семьдесят девятой? Или у них тоже усадьба под Молочным…

— Серега Чистяков! Хотя у него теща дом купила на Сухоне…

— У Кузнецовых точно нет дачи! Но они вроде бы до августа уехали к дочери под Саратов…

Я уже собиралась пойти на крайнюю меру: повязать на голову платочек, одеться поскромнее и усесться рядом с бабульками, торгующими огурцами, грибами, цветами и прочим богатством флоры северо-запада России. Но боялась, что шустрые пенсионерки побьют меня, отдающую дары своего сада абсолютно бесплатно.

Но ягодные моря потихоньку мельчали. Раздав излишки урожая, семейство благополучно отбыло в усадьбу, оставив меня в городе нести трудовую вахту. Я счастливо вздохнула, надеясь не увидеть нескончаемый ягодный поток до следующего урожая. Вечером позвонил муж и предупредил:

— Черноплодки в этом году — немерено! Листьев не видно на кустах, сплошь одни ягоды. И крупные, как шрапнель! Пару ведер мы переработаем на вино и на варенье. А пока они дозревают, ты подумай, кому мы будем остальные пристраивать!

Платья цвета мечты

Когда я попросила дочку не надевать ярко-зеленые носки к белому топику и желтой юбочке, она заявила:

— У меня чувство цвета развито лучше, чем у тебя, потому что я учусь в художественной школе. Я как будто девочка-ромашка! Здорово, правда?

И правда замечательно, что моя девочка экспериментирует с одеждой, каждый день придумывая для себя новый образ. То она русалка в нежно-голубом сарафане, то лисичка в апельсиновых бриджах и футболке, то гусеница в ярко-зеленой тунике и леггинсах.

В свои счастливые почти десять девочка моя еще ничего не знает о психологии цвета — о том, что по наряду человека можно многое понять о его настроении и даже о характере. Она не прячет эмоции за одними цветами и не маскирует свое самочувствие под другими.

Ей пока идут все мыслимые и немыслимые цветовые сочетания этого мира, и все цвета она любит одинаково. А разноцветье ее платьев отражает ее неугомонный нрав и вечное солнечное настроение.

Мое внутреннее «я» не всегда соответствует характеристикам цветов одежды. О красном цвете говорят, что его предпочитают дамы активные, энергичные, страстные и даже немного агрессивные. Говорят, это цвет лидера, бунтаря, организатора. Но только не в моем случае: я за красный цвет прячусь.

Одно из моих лучших платьев — цвета паруса, под которым к Ассоль приплыл ее долгожданный герой. В этом наряде не видно моего лица — одно только платье гипнотического, завораживающего цвета. Ярко-красное платье затмевает меня своим ослепляющим великолепием, защищает от любопытства, скрывает от чужих взглядов. Я очень люблю черный цвет, не страдая при этом депрессиями, не отличаясь повышенной строгостью и тем более не мечтая казаться стройнее. Мне кажется, что одежда черного цвета — идеальный вариант для встреч с незнакомыми людьми. Здесь противоположная ситуация: камню подобрана максимально лаконичная и нейтральная оправа. В черном я люблю ходить на собеседования, интервью, встречи с заказчиками; черный — это очень емкий цвет, в нем скрыты и тайна, и интрига, и ожидание, и стиль, и аристократизм, и шик, и скромность, и простота.

Я люблю сложные колдовские цвета, которые не опишешь словами (хотя попробовать можно). Платье, о котором я хочу рассказать, благородного защитнотабачного оттенка. В нем я удивительно свободно и уверенно себя чувствую.

Я торопилась: наша бывшая однокурсница на пару дней приехала в родной город, и мы с девочками решили собраться. Наряд философского спокойного глубокого цвета я выбрала, чтобы никакие внешние раздражители не отвлекали ни меня, ни моих подруг. Автобуса не было целую вечность, и от нечего делать народ на остановке разглядывал друг друга. Вдруг ко мне подошел немолодой и довольно странный на вид мужчина.

— Девушка, извините, я не буду к вам приставать, — он обдал меня едва уловимым запахом вина.

Я нахмурилась и потерла обручальное кольцо.

— Посмотрите, как все женщины вокруг одеты! Они одевались, чтобы нравиться мужчинам! А вы — другое дело. Вы одеты, чтобы нравиться себе!

Мы потом долго обсуждали с подружками: дядька меня хвалил или критиковал?

Пленник

Кот спит целыми днями. Спит ровнехонько в центре нашей кровати. Спит на подоконнике, подставив лоснящиеся бока предосеннему солнышку. Спит на кресле, разметав лапы в разные стороны и высунув кончик языка.

А к ночи он заметно оживляется: звенит мисками с водой, хрустит кормом, гремит лотком, точит когти о спинку старого кресла, бывшего прежде собачьей лежанкой.

Мне кажется, что он тоскует по свободе. У него взгляд старца, познавшего тайны жизни и разочаровавшегося в ней. Он одинок в сытом и теплом мире, стиснувшем его в своих объятиях. В этом мире нет студеных ветров, обжигающих морозов, изнуряющей жары. Здесь нет промоченных лап, разодранных ушей, выбитых зубов, голодных животов и горячечных температурных носов. Здесь нет опасностей, угроз, провокаций, болезней, зла. Нет врагов, конкурентов, обидчиков и соперников. Но нет и возлюбленной, нет друзей, приятелей, братьев.

Да, здесь всегда полная миска и мягкая постель, добрые руки и ласковый голос хозяйки. Но здесь он не охотник, не хищник, не зверолов, не следопыт, не джентльмен удачи, влекомый жаждой добычи. Он покорное домашнее животное, сопящее на хозяйской подушке, повизгивающее и перебирающее лапами во сне. В том прекрасном сне, в котором он задушил громадную наглую крысу, посягнувшую на хозяйское добро, и пригласил на романтическое свидание на крышу сарая соседскую кошку Багиру.

Жизнь в доме хозяев кипит и бурлит на полную катушку: курлычут телефоны, стационарный и мобильный, мерцает монитор компьютера, сообщая о приходе электронных писем, бормочет телевизор, пугая очередными новостями. То и дело хлопает входная дверь, впуская и выпуская хозяйских гостей. Только никто не звонит, не пишет и не приходит проведать Кота, пытаясь передать ему привет «с воли» и напомнить о его прежней жизни, полной лишений, болезней, одиночества, независимости и самостоятельности.

У мужа осталась неделя отпуска, и он решил провести ее в усадьбе. На семейном совете было решено временно амнистировать несчастного Кота, подарив ему несколько дней свободной жизни в родных пенатах. Я собирала питомца, как на войну, заставляя мужа практически заучивать наизусть все указания по его питанию и распорядку дня:

— Свежую воду меняй для него как можно чаще.

— Не разрешай Семену подкармливать его сырой рыбой, объясни, что у Кота строгая диета.

— Пусть тетя Галя не пичкает его парным молоком — избыток кальция может привести к образованию камней в мочеточниках.

— Не давай постоянно один и тот же корм, пусть Кот питается разнообразно.

— Не корми со своего стола, особенно сосисками, колбасой и паштетами — в них сплошной холестерин. Ешь сам!

Приехав в усадьбу, Кот удрал в свободное плавание в первый же день. Миски с кормом, заботливо выставляемые мужем, исправно пустели, но сам пушистый флибустьер и завоеватель не показывался. Возвратился он строго в день отъезда, удивительно точно угадав момент окончания своих каникул. С разодранным левым ухом, похудевший, грязный, но с горящими счастливыми глазами и абсолютно охрипший.

Сейчас он приехал домой и отсыпается. Спит целыми днями: на кровати, на подоконнике и на кресле. А под вечер просыпается и подходит ко мне, чтобы потереться крупной головой о мои ноги и помурлыкать о своей невероятно удачной котовьей жизни.

Ко дню медицинского работника

Яне всегда успеваю разразиться шедеврами по случаю знаменательных дат. Международный женский день, День солидарности трудящихся и даже День защиты детей пролетели мимо, не ознаменованные моими комментариями и заметками. Но День медицинского работника — именно тот праздник, который я никак не смогу ранить своим равнодушным молчанием.

В каком-то смысле День медицинского работника — это и мой праздник тоже. Я почти все школьные годы, с пятого по десятый класс, мечтала стать врачом, что, впрочем, ничуть не помешало мне сразу после выпускного бала отнести документы на филфак педагогического института. Как выяснилось, я не так уж и промахнулась с выбором, поскольку программа подготовки кадров в стенах педвуза включала в себя предметы, весьма и весьма близкие медицине.

На первом курсе у нас был совершенно неудобоваримый предмет «Возрастная физиология и гигиена», совершенно не вписывающийся в прекрасный ряд прочих гуманитарных дисциплин и неуместный меж возвышенным старославянским языком и восхитительной античной литературой. Легкомысленные и отвязные девицы, увлеченные творчеством Карамзина и Богдановича, погруженные в глубины двойной природы сигматического аориста, на лекциях по детской и подростковой физиологии и гигиене мы сочиняли стихи для факультетской стенгазеты или неспешно учили древние языки.