Владимир Холодок - Голые тетеньки (сборник) Страница 16

Гости наши очистили помещение, а оба ансамбля за столом устроились. Паренек-активист опять тост произнес. Съемочная группа газировки выпила и закричала:

– Га-зы! Га-зы!

Ну, понятно, что это «горько» по-старому. Только целоваться с Костиком при посторонних я не могу. И Костик не может.

Тогда режиссер скомандовал:

– Пошли наши жених с невестой!

Из автобуса в столовую влетели наемные жених с невестой и горячо обнялись в дверном проеме. Сразу было видно, что долго их на роль молодоженов натаскивали. Невеста жениха поцеловала так самоотверженно, что у него на загривке пиджак вздыбился. А съемочная группа открыла счет на продолжительность поцелуя: раз, два, три. На счет «пятьдесят два» из подсобки грянула песня! Это наши запели! Там в подсобке у них все под рукой. Раздольно звучала песня: «Широкой этой свадьбе было места мало…». В подсобке, действительно, места мало. Но пели здорово.

Я сказала Костику: «Пошли отсюда». И мы ушли в подсобку. Встретили нас там, как родных – хлебом-солью, усадили нас на ящики с луком и поздравили. А потом все «горько!» закричали. На ящиках с луком мы с Костиком и поцеловались. Тимоха на фляге растянул гармонь и пошел чесать переборами. Тетка Матрена в пляс пошла на бочке с огурцами. Все заплясали и запели. Дед Самарин в ларь с мукой упал – дождался-таки настоящей свадьбы.

В самый разгар веселья режиссер в подсобку заглянул и объявил:

– Все, товарищи, материал отснят, можете приступать к свадьбе.

И замолчал. А сам мнется чего-то. Тут из-за спины его паренек– активист выглянул и говорит:

– Сейчас бы самое время бы, это… выпить бы. Устали мы свадьбу за вас изображать.

Пока мы все с открытыми ртами стояли, танцоры ихние несколько ящиков из подсобки в зал унесли. Как все они там на ящики налетели – я такого дива сроду не видывала.

Опьянели моментально. Через десять минут их шофер сидел на стуле с круглой шаньгой в руках и как бы рулил по городу. Режиссер бегал, хватал всех за грудки, бил себя в грудь и орал: «Я гений!». А их наемный жених начал путать свою невесту со мной. Костику это не понравилось.

– Я не потерплю, – говорит, – чтобы на моей свадьбе посторонние женихи шлялись.

А тот Костику:

– Это ты шляешься. А у меня законная разрядка после напряженной работы по безалкогольному воспитанию телезрителей.

Вот тут Костик мой и не сдержался. Поэтому из нашего медового месяца пятнадцать суток – долой.

По телевизору нашу безалкогольную свадьбу уже показывали. После передачи письмами завалили меня телезрители. Все просят опытом поделиться.

Я делюсь. Опыт у меня накоплен богатый. А текст моих ответов паренек-активист составляет. У него работа такая – пропагандировать.

Хэллоу, Нюра!

Але, Нюра. Я уже в Вене. Нам сказали, это австралийская столица. А, да – австрийская. Я их все время путаю: Австрию и Австралию. И Алжир. Как зачем звоню? Я же скучаю. Я уже три раза скучал. И два раза пожалел, что поехал по этой путевке. Нюра, у меня одно впечатление накопилось. В Вене тоже асфальт. Но он, оказывается, гладкий. Нет, второго впечатления не накопилось. Ну все, пока. Я тебе из Стокгольма позвоню.

…Хэллоу, Нюра, я из Стокгольма. Нам сказали, что это швейцарская столица. А, да – шведская. Я их все время путаю: Швецию и Швейцарию… и Алжир. Тут одни шведы. Да, как под Полтавой. Но они все развязные и питаются таблетками. Наркотики называются. Не, не вкусные. Наш огурец лучше. Ну, пока, я тебе из Копенгагена позвоню.

…Хэллоу, Нюра. Я из Копенгагена. Нюра, я тут токсикоманом стал. Хожу в их гастроном, колбасный копченый дух нюхаю и балдею. Ну, пока, я тебе из Чехословакии позвоню.

…Але, Нюра, я из Чехословакии. Тут одни чехословаки. И говорят по-чехословацки. Но все понятно. Вот, например, фамилия ПОспешил – это значит – поспешил. У них даже пословица есть: «Поспешишь – людей насмешишь». Ну, пока, я из Африки позвоню.

…Але, Нюра, я из – Марокко. Ну, с этим Марокко – одна морока. Здесь профсоюзные взносы тоже силой из зарплаты вычитают. Но берут кокосами. С носу – по кокосу. Обезьяну? Видел. Жрет апельсины. А на нас поплевывает. Ананас? Ананас пожевывает. А на нас поплевывает. Ты не знаешь, что такое апельсины? Они как хоккейные мячи. Но вкуснее. Нюра, а тут еще растут вечно зеленые эти… да не сугробы, а лимоны. Сугробы тут не растут, не могут. Жара. Хочут, но не могут. А эти лимоны: хочут – растут, не хочут – не растут. Чо хотят, то и делают. А кислые! Тьфу. Хорошо, что у нас вместо лимонов – грибы. Ну пока, я тебе из Манилы позвоню.

…Але, Нюра, я – из Манилы. Тут одни филиппинки. Такие мАлесенькие. Меньше нашего петуха.

Нюра, ты плачешь?.. Да никакая филиппинка меня не сманила. Я звоню с Манилы. А завтра из Америки позвоню. Пока.

…Але, Нюра! Я из Америки. Чо-то она мне не очень. Сами-то они хвастают: у нас все есть, у нас все есть. А где там? Я походил, посмотрел, даже самогона нету. Пьют какую-то, наверное, гадость. Виски и мартини. Ну, пока, я тебе из откудова-нибудь позвоню.

…Але, Нюра, я вернулся. Ну здесь, рядом, от зятя Степана звоню. Нюра, ты не обижайся, я вообще никуда не ездил. Я путевку сдал и на эти деньги мы со Степаном отдыхали. Где? А у него на кухне. У нас деньги кончились, и вот я вернулся.

Нюра, мы сейчас возьмем троллейбус и подъедем. Ты купи чего-нибудь за встречу. Я так по тебе соскучился.

Ночное шоу

– Легко ли быть молодым? – спросила билетерша Петровна деда Кузьмича.

– Да нелегко в восемьдесят-то лет. Но можно! – ответил Кузьмич, предъявляя билет на ночное шоу.

– И чего тебя тащит к молодежи?

– Влекет, Петровна, сильно влекет. Я поглядеть хочу. А глядеть-то я еще ой как могу!

В селе Обабково разворачивалось ночное шоу. Городской кооператив «Досуг» приобщал село к новой жизни.

Деревню лихорадило от сборов и приготовлений. На улице Силосоуборочной, в доме № 2 родители хлопотали вокруг сына. Отличник боевой и политической подготовки Иван Епифанов вчера дембельнулся на родину. Родину он не узнал: панки, рокеры, металлисты, ночные шоу – обалдеть!

– Мам, где я? – спросил Иван, как только приехал.

– Ты на родине, – ответила мама.

Когда Иван сказал родителям, что собирается на ночное шоу, отец обнял его и спросил:

– Патроны есть?

А мать добавила:

– Ты береги там себя, сынок. Сейчас я тебя соберу.

И она, смахнув слезу, принялась складывать в рюкзак яйца, лук зеленый, картошку в мундирах.

Иван вздохнул. Честно говоря, он не знал, что больше потребуется в ночном: патроны или закуска. Ясность внес друг детства, Илюша Дальнозоркий, не служивший в армии по причине близорукости.

Он с порога сказал:

– Ночное шоу – это увеселительное мероприятие, направленное на досуг молодежи: дискотека, видеокафе, рок-ансамбль и море девушек.

– А девушек кооператив, что ли, привез? – спросил отец.

– Нет, девушки все свои. – ответил Илья.

– Что-то я у нас, кроме бабки Матрены, девушек не знаю, – почесал за ухом отец.

– На праздник много приехало, – уточнил Илья.

– Ну, если что приехало…

В доме № 4 по улице Перегнойной возле зеркала сидела Зина Зубоскалова – молодая и зовущая, как стройки БАМа. Она лениво гладила себя то по немецкой комбинации на талии, то по покатому плечику. По ее лицу было видно, что она довольна сравнением. Более гладкого предмета, чем она сама, в мире не существует, даже среди импортных.

По кухне и по комнате кругами бегала встревоженная мать, старушка в фартучке, и приговаривала:

– Ой, что бу-и-ит, что бу-и-ит…

– Да что бу-и-ит? – передразнила ее Зинаида.

– Да то и будит, что с деревенскими в городе бываит… Дался он тебе, этот город. Вон Маринка после школы никуда не поехала.

Маринка сидела тут же, поджидала свою подругу. Она действительно после школы пошла работать на ферму, где и делала перестройку тихо, без лозунгов, под раздольную коровью песню.

Иван с Ильей подошли к Дворцу культуры, когда ночное шоу уже мощно набирало свои обороты. У рекламной афиши перед входом стоял дед Кузьмич. На афише красовалась надпись: «Всего за 10 рублей вы не уснете всю ночь!»

Дед всем комментировал надпись:

– Да если б мне дали 10 рублей, я не то что не спать, а на голове ходить буду. Если на ноги удачно встану.

В фойе дворца ходуном ходила дискотека. Иван от неожиданности привычным движением поправил на груди несуществующий автомат Калашникова.

Освоившись в шуме и грохоте, Иван с Ильей встали в сторонке и принялись изучать обстановку. И в это время в зал вошла Она. Она появилась в дверном проеме, как богиня любви в позолоченной раме, вся декольтированная и экзальтированная.

– Кто это? – остолбенело спросил Иван у танцующего с семилетней племянницей деда Кузьмича.

– А-а, это Зинка Зубоскалова. Сейчас в городе живет, шибко модная стала. Ишь, как обнаглилась… Я помню, раньше, бывало, дружишь с девушкой, так ее комсомольским значком всю руку себе поцарапаешь. А тут, гляди-ко, никаких преград.

И дед исчез в гуще танцующих.