Роман Днепровский - Ироническая проза. Ч. 1 Страница 16

- Что вы нам в заявке понаписали? Что за сосуд Вердо такой?! У нас уже четверо человек в командировки по стране поехало для вас этот проклятый сосуд Вердо искать — двоих в Москву, в Министерство химической промышленности, отправили — а ещё двоих…

- Какой такой сосуд Вердо?? — удивился усольский снабженец, — впервые слышу о таком! Да и руководство мне ничего насчёт него не говорило…

- Да вот же, в вашей заявке последним пунктом стоит! — дед протянул посетителю бумагу.

- Действительно, — удивился тот, — сосуд Вердо, русским по белому… А позвольте, я эту заявку с собой возьму, на комбинат — покажу нашим инженерам-технологам, которые её готовили — пусть посмотрят, чем этот сосуд, в крайнем случае, заменить можно…

И уехал с заявкой в своё Усолье. А уже на следующий день деду звонил директор комбината:

- Геннадий Иванович, что — до сих пор сосуд Вердо для нас ищете? Не ищите, не надо! — на другом конце провода директор с трудом сдерживал смех, — мы обошлись своими силами: просто, купили три сотни «сосудов Вердо» в хозяйственном магазине! Это у нас машинистка такая — слово с большой буквы напечатала, да ещё две буквы местами поменяла — вот и получилось «Вердо» сплошное!…

Только здесь до деда дошло, что речь в заявке шла о ВЁДРАХ — об обычных вёдрах, в которых уборщицы полощут половые тряпки после уборки. Но… Но ведь, ПОЧТИ ПОЛГОДА шла переписка между управлением снабжения и предприятием — и ПОЧТИ ПОЛГОДА на этом самом предприятии никому в голову не приходило поинтересоваться — а с чего это в территориальном управлении снабжения икру мечут? что у них там не так с нашей заявкой?… А снабженцы, тем временем, ставят на уши всю страну, мотаются по командировкам — ищут, ИЩУТ! ИЩУТ!!! проклятый «сосуд Вердо». И ведь, на всё это — на переписку, на командировки, на зарплаты сотрудников — уходят деньги. Те самые, «народные деньги» — ведь «сосуд Вердо» просто позарез нужен совецкому «народному» хозяйству. В количестве трёхсот штук, для химических лабораторий, ага…

…Дед вспоминал, как однажды вызвал его «на ковёр» начальник управления:

- Геннадий Иванович, помните, как Ангарский Нефтехимический комбинат просил у нас, чтобы мы обеспечили их стеклотарой — они решили разливать тогда керосин для продажи в поллитровых бутылках? Я же Вам поручил изыскать им для этой цели стеклотару, так?…

- Так, — говорит дед, — поручили. И я её изыскал, и послал на комбинат несколько вагонов — сейчас, правда, не вспомню, сколько…

- Хорошо, — говорит начальник управления, — Значит, этого факта Вы не отрицаете?

- Да нет, — отвечает дед, чувствуя, что случилось что-то серьёзное, — не отрицаю. А в чём, собственно, дело? Бутылки побились в дороге? Но ведь это — обычное явление, всегда при транспортировке стеклотары часть списывается на бой — но ведь, не все они разбились? Да если даже и так, то вопрос — не ко мне, а к службе перевозок железной дороги…

- Да лучше бы они все разбились! — вдруг сбрасывает с себя напускную суровость и начинает смеяться начальник, — а у меня к Вам только два вопроса: первый — где Вы нашли это стекло, и второй — Вы сами-то эти бутылки видели? В руках держали?

- Держать — не держал, — отвечает дед, а видеть — видел. Эти бутылки мы взяли на складах Иркутского Азервинзавода — они там лет сорок, если не больше, на складах хранились. Почему-то, они не подходят для розлива вина — автомат под другую модель бутылок изготовлен — а тамошнему директору они порядком надоели, столько места занимают. Он мне и жаловался, когда я к ним приезжал, что не знает, куда их девать. Вот я ему тогда и позвонил, говорю: «Хочешь от своих некондиционных бутылок избавиться? Готовь документы — передадим их на Ангарский нефтекомбинат — под керосин» — он их и передал, и оформили всё… Да в чём дело-то?

- А дело, — отвечает дедов начальник, выставляя на стол бутылку с керосином, и выкладывая рядом какую-то бумажку, — вот в чём! Это — бутылка из той самой партии керосина, которую уже разлили. А это, — указывает на бумажку, — письмо в обком. Письмо от какого-то старого партизана, который купил такую же бутыль, посмотрел ей на донышко — и изобличил нас всех — и тебя, и меня, и директора химкомбината в контрреволюционном антисовецком заговоре. Ты прочти, прочти — но прежде, возьми бутылку и посмотри на её донышко…

Дед взял бутылку — обычную, на первый взгляд, «чебурашку» тёмно-коричневого стекла — разве что, горлышко чуть более вытянутое — и перевернул вверх дном. На донышке был отчётливо виден рельефный литой рисунок — государственный герб. Герб Российской Империи, Двуглавый орёл…

- И вот из-за того, что эти бутылки ещё с царского времени хранились на складах, а вы с директором винзавода сбагрили их директору нефтехимического комбината в качестве неликвида — а тот, в свою очередь, разлил в них керосин и пустил его в продажу, мы все теперь — контрреволюционная антисовецкая организация! — веселился дедов начальник, — слава Богу, что на дворе у нас — 1981-й, а не 1937-й год!… И секретарь обкома, к которому письмо этого старого бздительного партизана попало — человек адекватный, не то — не миновать нам всем выговоров по партийной линии — за пропаганду монархизма! Ну, а лет на сорок бы дело было раньше — поехали бы мы всей командой строить социализм за Полярным Кругом. В лучшем случае…

- Ну, а что делать-то будем теперь? — спрашивает дед, — изымать этот контрреволюционный антисовецкий керосин из продажи? Так ведь, он уже по всей области разошёлся, если не дальше… Кто это делать будет? И — главное — зачем?

- Вот и я так думаю, — отвечает дедовский начальник, — вряд-ли, кому в голову придёт у керосиновых бутылок донышки рассматривать. Если уж на всю партию этого товара нашёлся только один старый партизан… Впрочем, позвони-ка ты на нефтехимический — скажи им, чтобы все оставшиеся бутылки — на бой! От греха подальше. А сам им другую какую-нибудь партию посуды подыщи…

…Конечно же, деду пришлось звонить на завод «Ангарскнефтеоргсинтез» — объяснять ситуацию, и просить, чтобы всю партию стекла, что у них ещё осталась, отправили в ближайший овраг. Тех, правда, долго просить не пришлось: узнав, что партия керосина разливается в «антисовецкие» бутылки, их тут же уничтожили — двенадцать вагонов стекла. Правда, из всей этой партии стекла одна бутылка, всё же, уцелела — та самая, которую начальник Главснаба показал деду. Дед сберёг её — и теперь она хранится в моей коллекции.

Ну, а дедушка… Всякий раз, вспоминая об этом случае, он ругался: «Двенадцать вагонов стеклопосуды — на бой! Только потому, что, видите ли, на донышке — Двуглавый орёл!… А после этого — „ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ!“… — и, оборачиваясь ко мне: — А ты, если похожие бутылки будешь встречать, на донышки-то поглядывай: они же, вроде, пару вагонов этой стеклопосуды успели залить, да и пустили в оборот. Может, ещё найдётся?…».

…Всякий раз, когда мне приходится встречать людей, у которых при одном только воспоминании о совецком союзе загораются глаза, и которые начинают с пеной у рта уверять меня, что «…тогда, в то время в ссср было всё! и великие стройки, и героика трудовых будней, и, едва ли, не тотальное изобилие», я вспоминаю рассказы своего дедушки, и подхватываю собеседников: «Безусловно, безусловно! Тогда, при коммунистах, в стране было всё — даже сосуды Вердо и презервативы для тротиловых шашек!…».

Только не хочется мне ни капли, чтобы всё это было опять…

Возвращайся в сысысэр! Рассказ полковника МВД

— Дедушка, а когда тебе лучше жилось — при Совецкой власти, или сейчас?

— Конечно же, при Совецкой власти!

— А почему, дедушка?

— А у меня тогда член стоял и зубы были!

Милицейский полковник-отставник, бывший начальник одного из городских райотделов, рассказал однажды за рюмкой чая:

- Меня вот это — «Возвращайся в СССР!» — ну, просто радует! Или они забыли, как мы на них дважды в месяц план делали?…

- Не понял, — говорю я, — какой «план»? МВД здесь причём, вообще? Объяснитесь, Ваше милицейское благородие…

А милицейское благородие смеётся, да коньяк разливает:

- Ты, хоть и родился в начале 70-х, а этого помнить не можешь! А я — помню! Я вс-сё помню…

- Ну, не томите душу, полковник! — говорю, — рассказывайте уже, что Вы там помните…

И полковник рассказывает:

- О том, что в совецкие времена получку и аванс два раза в месяц — пятого и двадцатого числа — давали, ты, надо полагать, знаешь? — я киваю, — а что насчёт этих пятого и двадцатого каждого месяца была специальная Инструкция, ты, конечно же, не знаешь! — здесь полковник ржёт, аки полковой жеребец, и продолжает: — а Инструкция была такая: пятого и двадцатого числа каждого месяца на всей территории совецкого союза вино-водочным магазинам запрещалось торговать спиртным после 17.00 часов!