Пэлем Вудхауз - Положитесь на Псмита Страница 17

Взглянув на лорда Эмсуорта, вы не поверили бы, что он способен двигаться быстро, однако факт остается фактом: он вылетел из курительной и скатился с крыльца клуба прежде, чем челюсть мистера Мактодда, отвалившаяся, когда его гостеприимный хозяин кроличьим прыжком исчез из его поля зрения, успела вернуться в исходное положение. Секунду спустя, случайно взглянув в окно, мистер Мактодд увидел, как лорд Эмсуорт метеором пересек улицу и скрылся в цветочном магазине.

Именно в этот момент Псмит, кончив завтракать, спустился в курительную насладиться чашечкой кофе. Столики почти все были заняты, но покинутое лордом Эмсуортом кресло распахивало перед ним объятия.

— Это кресло занято? — вежливо осведомился Псмит. Настолько вежливо, что по контрасту ответ мистера Мактодда прозвучал еще более яростно.

— Нет, не занято! — буркнул Мактодд. Псмит сел. Ему хотелось поболтать.

— Так, значит, лорд Эмсуорт вас покинул? — осведомился он.

— Он ваш приятель? — в свою очередь осведомился мистер Мактодд тоном, который не оставлял ни малейших сомнений, что он готов излить свой гнев и на любую замену.

— Я знаю его в лицо, не более того.

— Чтоб его черт побрал! — проворчал мистер Мактодд с неописуемой злостью.

Псмит вопросительно посмотрел на него.

— Возможно, я ошибаюсь, — сказал он, — но мне кажется, в вашей манере проскальзывает некоторое полускрытое раздражение. Что-нибудь случилось?

Мистер Мактодд издал хриплый смешок.

— О, нет. Ничего не случилось. Абсолютно ничего, только эта борода… — тут он оклеветал лорда Эмсуорта, который, каковы бы ни были его недостатки, бороды не носил, — только эта борода пригласила меня на завтрак, все время распространялась о своих проклятых цветах, не давая мне вставить ни слова, не сочла нужным предложить мне сигару, а теперь улепетнула, даже не извинившись, и зарылась вон в той лавке напротив. Меня еще никто так не оскорблял!

— Действительно, не верх радушия, — признал Псмит.

— И если он воображает, — сказал Мактодд, вставая, — что после этого я поеду гостить в его гнусном замке, то он сильно ошибается. Я должен был отправиться с ним туда сегодня вечером. И может быть, старая кочерыжка полагает, что я поеду. После этого! — Из недр мистера Мактодда вырвался жуткий смех. — Как бы не так! Чтобы я! После такого оскорбления!… Вы бы поехали? — рявкнул он.

Псмит поразмыслил.

— Я склонен думать, что, пожалуй, нет.

— И я, черт меня побери, склонен думать, что нет! — вскричал мистер Мактодд. — Я ухожу. Сию же минуту. А если этот старый олух когда-нибудь вернется, можете передать ему, что меня он больше не увидит.

И Ролстон Мактодд, чья кровь от праведного негодования и досады кипела так, что в столь жаркий день это могло оказаться опасным, с суровым и неумолимым выражением на лице промаршировал к двери. Через дверь он промаршировал до гардероба, где взял шляпу и трость. Затем, бесшумно шевеля губами, промаршировал через вестибюль, промаршировал вниз по ступеням и исчез со сцены, свирепо промаршировав за угол в поисках табачной лавки. В тот момент, когда он исчез, лорд Эмсуорт как раз принялся потчевать соболезнующего флориста исчерпывающей характеристикой Ангуса Макаллистера.

Псмит скорбно покачал головой. О подобных стычках человеческих темпераментов можно было лишь скорбеть. Они нарушали тихое спокойствие чуткого человека, только что отлично позавтракавшего. Он заказал кофе и постарался изгладить впечатление от этой тягостной сцены, вновь предавшись мыслям о Еве Халлидей.

Флорист, обосновавшийся напротив клуба «Старейших консерваторов», оказался восхитительным собеседником — в вопросе о штокрозах он занимал на редкость правильную позицию и был таким кладезем всяческих сведений о дельфиниумах, наумбургиях, эвкомиях, гравилате городском, бергамоте и ранних флоксах, что лорд Эмсуорт всем сердцем предался пиру разума и восторгу души. Лишь через четверть часа вспомнил он, что бросил гостя томиться в нижней курительной и что гость этот может прийти к выводу, будто он несколько небрежно соблюдает священные законы гостеприимства.

— Боже мой! И правда! — воскликнул его сиятельство, внезапно сбрасывая чары.

Тем не менее он не сумел заставить себя стремительно выскочить из магазина. Дважды он доходил до двери и дважды семенил обратно понюхать еще один цветок и добавить забытую подробность о выращивании ломоноса отводками. Однако в конце концов он бросил через плечо последний долгий жаждущий взгляд, принудил себя отвернуться и зарысил через улицу.

Войдя в нижнюю курительную, лорд Эмсуорт на мгновение задержался у порога, щурясь по сторонам: Когда он покидал курительную, она сливалась для него в одно туманное пятно, но он помнил, что сидел прямо напротив среднего окна, а поскольку там стояло только два кресла, высокий молодой брюнет в одном из них, несомненно, был гостем, которого он покинул. Лорду Эмсуорту и в голову не пришло, что это мог оказаться подкидыш. Время в магазине промелькнуло так приятно, что у него сложилось впечатление, будто отсутствие его длилось не более двух-трех минут. Он направился к молодому брюнету. У лорда было возникла мысль, что за протекшее время его гость несколько подрос, но мысль эта промелькнула и исчезла.

— Дорогой мой, — виновато сказал он, опускаясь в кресло, — я должен перед вами извиниться.

Псмит без труда понял, что граф впал в заблуждение, и истинно благонравный молодой человек, конечно, поспешил бы тут же это заблуждение рассеять. Тот факт, что Псмиту это даже в голову не пришло, без сомнения, объясняется каким-то врожденным дефектом его характера. По своему складу он был молодым человеком, который принимает жизнь безоговорочно, и чем больше сюрпризов она преподносила, тем приятней ему было. Вскоре, подумал он, ему придется подыскать предлог, чтобы незаметно исчезнуть из жизни лорда Эмсуорта, но пока ситуация, на его взгляд, сулила заманчивые возможности.

— Ну, что вы, — ответил он любезно. — Ни в коем случае.

— Я опасался, — сказал лорд Эмсуорт, — что вы могли — и с полным на то основанием — обидеться.

— С какой стати!

— Мне не следовало бросать вас одного. Крайне невежливо! Но, мой дорогой, я просто должен был сбегать на ту сторону улицы.

— Абсолютно, — сказал Псмит. — Непременно бегайте на ту сторону улицы. В этом залог счастливой и полноценной жизни.

Лорд Эмсуорт посмотрел на него с некоторым недоумением — верно ли он расслышал? Но его ум не был создан для того, чтобы долго биться над загадками, и он не стал разбираться в своих сомнениях.

— Чудесные у него розы, — сообщил он. — Просто редкостные.

— Неужели? — сказал Псмит.

— Но, конечно, с моими они ни в какое сравнение не идут. Как жаль, мой дорогой, что вы не посетили Бландингс в начале месяца. Мои розы особенно хороши именно тогда. Жаль, что вы не успели их увидеть.

— Вина, полагаю, всецело моя, — сказал Псмит.

— Но, конечно, тогда вы еще не приехали в Англию.

— А! В таком случае все понятно.

— Тем не менее, пока вы будете в Бландингсе, я смогу показать вам еще много цветов. Быть может, — сказал лорд Эмсуорт, наконец-то по законам вежливости предоставляя своему гостю право голоса, — быть может, вы напишете о моих садах стихотворение, э?

Псмит почувствовал себя польщенным. Долгие недели тяжких трудов среди селедок Биллингсгейта вселили в него безотчетный страх, что миазмы рыбного рынка льнут к нему и вне его пределов. И вот абсолютно беспристрастный наблюдатель глядит ему прямо в глаза и принимает его за поэта, и значит, вопреки всему им пережитому, в его наружности сохранилось нечто высокодуховное и безрыбное.

— Не исключено, — сказал он. — Отнюдь не исключено.

— Думается, вы черпаете идеи для своих стихов отовсюду, — сказал лорд Эмсуорт, благородно сопротивляясь желанию вновь взять беседу за глотку. Он испытывал самое дружеское расположение к этому поэту. Чертовски мило с его стороны не обидеться и не надуться, из-за того что его оставили одного в курительной.

— Практически, да, — отозвался Псмит. — Исключая рыбу.

— Рыбу?

— Я не написал ни одного стихотворения о рыбе.

— Неужели? — сказал лорд Эмсуорт, вновь ощущая, что в механизме их беседы разболтался какой-то винт.

— Однажды мне предложили княжескую сумму, — продолжал Псмит, радостно отдаваясь волнам своего врожденного энтузиазма, — лишь бы я написал балладу для «Газеты рыбников» под заглавием «Герберт, наш палтус». Но я был тверд. Я отказался наотрез.

— Неужели? — сказал лорд Эмсуорт.

— Все-таки следует себя уважать, — объяснил Псмит.

— О, разумеется, — сказал лорд Эмсуорт.

— Естественно, это было нелегко. Редактор, осознав, что мой отказ окончателен, совсем пал духом. Однако я дал ему рекомендательное письмо к Джону Водуотеру, который, насколько мне известно, развил указанную тему очень мило.