Андрей Ангелов - Безумные сказки Андрея Ангелова Страница 24

— Ты ещё и наврал мне! — обратился к Андрею. — Нехорошо свистеть, особенно старшим. Ну, ничего, я сам выступлю и разделочником, и поваром… А после разделаюсь с тобой.

Старец обернулся к Антону, потёр ладошки:

— Какой мерзкий очкарик!

— Слова, Андрюха, говори слова! — крикнул Халюкин.

— Чёрт, совсем из башки вылетело! — врач вскочил и выкрикнул, наставив на деда палец. — Ты, сукин сын, яви свой истинный облик!

— Ты уверен, что этого хоче?.. — Договорить пожиратель сердец не успел. Он закружился на месте, всё быстрее и быстрее. Пламя костра пригнулось. Старик слился в сплошной вихрь.

Первым из оцепенения вышел майор:

— Хватай железку, успокой эту гниду!

Андрей поднял «строгий ошейник», подбежал к вихрю, волосы встали дыбом. Гинеколог выставил руку, защищая глаза от мощного смерча.

Внезапно вихрь прекратился. Перед Бутербродовым, спиной к нему, стояла фигура без капюшона и без головы. Сантиметрах в тридцати над плащом струился дымок от волос тётки Агафьи. Как раз на том месте, где должна находиться макушка. Антон, который смотрел на Демона спереди, вытаращил глаза под очками, пробормотал:

— Ну, ни хрена себе!

Фигура повернулась, врач увидел зелёные угольки глаз и два ряда мелких, неровных зубов.

Секунда оцепенения — и доктор снова попытался надеть железку на «голову» существа. «Строгий ошейник» лёг точно на клубящийся дымок, провалился через пустоту, упёрся в воротник плаща. Дух схватил Бутербродова за горло и насмешливо пророкотал:

— Ну, явил я свой облик, и что дальше? Похоже, Андрюха, тебе пришла пора умереть.

Рука удлинилась, залезла в горло доктора, он отчаянно вырывался.

— Ты хорошо жил, пил, ел. Пришла моя очередь. Скоро я отлично закушу, — мурлыкал Демон, медленно вытаскивая руку из гортани — врач уже не сопротивлялся. Изнутри Андрея показалась белёсая копия его головы.

— Закуси своим дерьмом, страшила! — крикнул Халюкин, в его правой руке блеснул пистолет.

Грохнули три выстрела. Демона бросило на гинеколога, он разжал пальцы, доктор упал на землю. Дух устоял и развернулся к Антону:

— Ты мне надоел, очкарик! Сколько можно выпендриваться! Бесполезно всё равно! Отсюда вы живыми не уйдёте!

Демон двинулся к майору.

Халюкин снова выстрелил. Словно не заметив этого, нечистый совершил трёхметровый прыжок, схватил милицейского за грудь, поднял в воздух, приговаривая:

— Нет, всё-таки, какая мерзкая рожа! Молись, очкарик!

Андрей в это время сумел справиться с диким кашлем.

Попытался встать, но тут же рухнул назад, схватившись за правую ногу и скрипнув зубами.

— Отпусти его, долбанный ублюдок! — крикнул он. — Я нужен, меня и бери!

Дух не обратил на его выкрик ни малейшего внимания.

— Это всё неправильно! — заорал Андрей, хватая «строгий ошейник»[3]. — Почему эта железяка не действует!? Или тоже вышел срок годности!? — Врач поднял голову в тёмное звёздное небо. — Где вы — ангелы, архангелы!?.. Помогите, подскажите мне!..

Демон сдёрнул с Халюкина очки, тот сощурился. Затем повернулся к Бутербродову:

— Ангелы по ночам дрыхнут. И им наплевать на тебя и твоего уродливого друга.

— На себя посмотри, эталон красоты! — огрызнулся Антон. — Так тебе сразу кто-то и поверил! Правда, Бу? — милицейский мужественно пнул Демона ниже пояса.

Дух захохотал.

— У тебя железные яйца? — спросил Халюкин, охнув. — Или ты, вообще, без яиц? Как с этим у демонов, просвети?

Гинеколог же замер с открытым ртом, пробормотал:

— Сразу поверил, сразу поверил…

Демон наставил пальцы в глаза Антону.

— Не верь ему сразу… — врач встрепенулся и крикнул во всю глотку. — Яви свой истинный облик!

Чудище метнуло на доктора злобный взгляд, выпустило майора. Сделало шаг, его затрясло… и за несколько секунд оно растаяло. У костра образовалась большая тёмная лужа. Халюкин поднялся, подобрал очки, подошёл к луже.

— Осторожней, очкарик! — выкрикнул Бутербродов. — Хрен на выдумки горазд!

Лужа завибрировала, вытягиваясь в высоту. Антон отскочил.

Восемь секунд — и возле костра стояла громадная коричневая собака. Сверкали зелёные глаза, из пасти вырывались клубы серы. Она рыкнула, бросилась к врачу, придавила его к земле, разинула пасть:

— Не успеешь!

— Успею! — Андрей извернулся и с силой опустил «строгий ошейник» на голову пса, как раз между острых ушей. Он провалился через огромный череп на шею. Собака тотчас замерла, в бешенстве вращая глазами.

— Есть! Антоха, давай книгу!

— Сейчас! — Халюкин заметался у костра.

— Скорее! Эта гадина мне все рёбра отдавила!

— Вот! — майор подал книгу.

— Приятного аппетита! — врач всадил томик в клыкастую пасть.

Повалил густой дым, Андрей зажал нос, книга вспыхнула зелёно-красным пламенем.

— Чёрт! Как бы не поджариться! — ругнулся доктор. Бутербродов изо всех сил упёрся в собачью грудь, но не смог сдвинуть огромную тушу. Антон пихал её в бок — всё безрезультатно.

Земля под доктором затряслась.

— Что происходит!? — вскричал гинеколог.

На земле появились трещинки, в метре от врача, в почве, открылась большая расселина. Из неё высунулась трёхпалая огненная рука, схватила собаку, потащила вниз. Собака потянула Андрея за собой. Антон схватил друга за ногу, но удержать не смог и с ботинком Андрея остался лежать на земле. Дрожь прекратилась, расселина исчезла. Стало тихо, потрескивал лишь костёр.

Халюкин вскочил, крикнул с отчаянием в голосе:

— Эй, вы чего беспредельничаете!? Мы всё сделали по вашим правилам! — очкарик бросил ботинок в то место, где пропал друг. — Так что…

Земля опять завибрировала. Майор, на всякий случай, шагнул назад. Из вновь появившейся щели вылетело тело Бутербродова, упало прямо на милицейского.

И снова всё стихло.

Антон вылез из-под гинеколога, крякнул, поднял разбитые очки. Близко поднёс их к носу, осмотрел, бессильно опустил руку:

— Ты как, Бу?

— Вроде ничего, — Андрей заворочался, — нога, кажется, вывихнута. Жарковато внизу, — он шумно дышал. — Подгоняй свою тачку. Я не могу идти.

— А я не могу водить. Очки разбились, и я ни черта не вижу, — Халюкин сел рядом с другом, близоруко щурясь.

45. Эпилоги

На орехового цвета двери была закреплена табличка под стеклом: «Заместитель главного врача: Бутербродов Андрей Васильевич». Женщина в белом халате постучала, потом вошла, сделала три шага, положила перед Бутербродовым пачку бумаг.

— Андрей Васильевич, необходима Ваша виза на этих документах.

Бывший гинеколог поднял голову от стола:

— К чему такой официоз, Юль? Всё-таки мы муж и жена. Я понимаю, что на людях надо выдерживать тон, но без свидетелей… — он пожал плечами.

— На работе я не жена, а врач-психотерапевт, — отпарировала женщина. — Фамильярные отношения расслабляют и мешают сосредоточиться. — Она повернулась на каблуках.

— Юлия Фёдоровна, не подскажете, как поживает наш малыш? — окликнул заместитель главврача.

Врач-психотерапевт взялась за ручку двери, обернулась и неожиданно улыбнулась, превращаясь в жену:

— Малышу всего два месяца… — непроизвольно погладила живот. — Передаёт папе привет, — она засмущалась и быстро вышла.

— Ну, Юлька! — в восхищении воскликнул Андрей Васильевич. — Какая она всё же — Ну-Юлька!

У гранитного памятника с надписью «Барин Артём Михайлович: 20.11.1970 — 20.10.2005» кружком стояли 4 человека. Две женщины — Галя Халюкина и Лида Барин, двое мужчин — Андрей Бутербродов и Антон Халюкин.

Очкарик разлил водку в пластиковые стаканчики, вылил из бутылки немного на могилу:

— Пусть земля будет тебе пухом.

Молча выпили. Халюкин собрал стаканчики, вставляя их один в другой, надел стопочку на горлышко, поставил водку на землю между ног. Бутербродов достал сигареты.

— Дай-ка, — Антон вытащил сигарету, порылся в кармане куртки в поисках зажигалки. Прикурили.

— Ровно год уже, — задумчиво сказал врач.

— Да, — милицейский оглядел хмурое небо. — Кажется, сегодня будет дождь, — он глянул на друга. — А жена чего не пришла? Она ведь немного знала Артюху.

— Юлька у меня принципиальная и вдумчивая. Сказала, что её приход будет неэтичным, и она не желает мешать горю близких покойного. — Бутербродов усмехнулся.

— Кот не нашёлся?

— Нет, — врач отрицательно качнул головой. — А нового не хочу заводить. Да, в общем-то, в благоустроенной квартире он и не нужен. Только мучить животное.

— …И сколько дали этому Терпилову? — у женщин была своя тема для разговора.

— Двадцать лет, — проговорила Лида Барин. — Неуплата налогов, смерть пациентки в клинике… Её дочь как раз его и судила, так что накрутила по полной.