Владимир Марченко - Этапы большого пути. Сатира без юмора Страница 24

— Серьёзно? Не слышали? И не догадываетесь? Нужно читать между строк. Не умеете. Это просто. Научиться каждый сможет в наше время. Буквы знаете? Вот и читайте между двух строк. Смысл. На сто процентов сходится. Так ещё интересней. И слушать не нужно. Через фразу. Если длинная. Поделите на куски. …Точно. Двигаемся медленно. Позавчера быстрее двигались.

— Послушайте, девушка, где это мы с вами стояли?

— Не привязывайтесь. Вас тут в среду не было. Знаем мы эти штучки.

— Нигде я не стояла ещё. Здесь вот и родилась.

— Летит время. Летит. А вы читали об теории относительности?

— Не та молодёжь пошла. Вот, когда я стояла в молодости. Знаем мы эти теории. Слышали. Мы стоим, но мы летим. Муж у неё тут сторожем. Он и относит. Она не станет носиться. Понимаю, что время — деньги. Краску новую изобрели для стояльцев. Если даже на потной ладони написать номер, то ничем три года не смоешь. Вечный номер, как в паспорте.

— Отечественная? Шутите, парниша. Наша краска. Кооперативная. Что это вы там читаете? Какая же свежая? Прошлогодняя. Год, какой? Что вы мне лапшу… Анабиоз называется. Морщин у вас не прибавилось. Я вас помню. Вы хотите кандидатскую защитить? Разумно.

— Девушка мне ваши уши знакомы. Где мы с вами могли стоять?

— Пошляк. Талоны потерял.

— Шуточки у вас. То в жар кинуло, а теперь в холод.

— А вы слышали? Я серьёзно говорю….

— Записывайте: сельдь разделать, удалить кости и кожу. Воду, растительное масло, сок лимона, вино сухое, мякоть томатов, сахар — смешать, залить этой смесью филе, поставить в холодильник на сутки. На гарнир подать отварной картофель любого размера. Чего у вас нет, то не берите. Слово стерлядь — это сокращенно от слова — сельдь. Кто же её поел? Бояре? При Иоанне Грозном. Исторические романы не читаю.

— Что у вас за свиток? Тоже кулинарные рецепты на папирусе. Его можно варить. Конечно, бутерброды вкуснее и экономичней.

— Пишут, что пищу варили на плитах в кастрюлях. Скачет время.

— Прилетели все. Шкуры натуральные — ампир.

— Живут же.

— В своей тарелке. Полная чаша. Шампуни на три поколения.

— Женщина, почему мне ваши серёжки так знакомы.

— Чтоб тебе своей сумки не видеть, волосатик!

— Мне нравится из динозавриков. Вот тут складочку пустить, а, чтобы вся спина была голая. У меня скорняк в соседней пещерке знакомый. Такой душка, как начнёт метать костяной иголочкой — красота. Скребочком пройдётся, помнёт, потискает. Шкурку. Получится замша.

— Слово какое-то заграничное. У-у-у-у, убери свой арбалет. У моих рогатины. По знакомству достали. Матриархат. Не знал? Какой тут тебе век идёт. Иди в землянке приберись. А этот выставился всеми глазами — троглодит. На охоту третий день не ходит. Колесо выдумывает. Вздуем.

— Не наш. Вздуем, будет наш, как миленький.

— Послали его? Кто такого к нам пошлёт на Землю с миссией. Мы ещё дальше пошлём тебя из очереди.

— Соль опять скоро будет по талонам. Мелочи жизни. Вот кремни подорожали, а никто и не думал запасаться. Говорили, говорили…

— Проснись, забодай тебя таракан. Чего сопишь? Облава опять. Чеши дальше на север, чтобы не сослали. Без документов вчера затесался, только номер на ладошке.

— Это вам, что не документ? Оборзели.

— На Голубянке всё расскажет. Начитался между строк. На запахи талоны введут и на поцелуи. Вот и на стиральные доски вчера у нас давали в профкоме. Медленно двигаемся. Медленно.

— Бабулечка, что-то мне кажется, ваша клюка знакома. Просто, как родная.

— Штоб те хомутов не хватило в посевную.

Такие новые слова

Наш любимый русский язык настолько стал великим, что с каждым днём его величина быстро растёт. Всё больше иностранный слов-квартирантов находят убежище и приют в наших лексиконах, извините, — словарном запасе. Читаешь газету, так словарь держи подле себя, потому как без перевода или разъяснения ни шиша не поймёшь, а если и поймёшь что-то, то не всегда то, что хочется. У нас много слов было оттуда, но как-то привыкали, ведь наши интеллигенты считали дурным вкусом, коли импортного языка не знаешь, а тут ещё и сами представители заявились, требуя ключи от столицы. Проводили их, а слова остались. Как их выселишь, если слово не воробей, прилетит, в клетку не посадишь. После переворота вообще язык покрылся ржавой пеной, которая, хоть и осела слегка, но осадок остался. Чего там говорить. Нынче после очередной смены культурных и прочих ценностей наблюдается напор всяких терминов. Постоянно в газетах статьи нафаршированы чужеродностью для пущей важности. Авторы речей не всегда сами понимают для чего произносят иностранные слова. Забрался в словарь, чтобы понять что и о чём читаю. Решил, как дед Щукарь стать образованным. Одно словцо поглянулось. Похоже им даже можно культурно ругануться и тебя никто не привлечёт за оскорбление. Да вы его сами произносили тогда, а сегодня меньше слышно его, но ещё встречаю иногда. Это слово — плюаризм, нет неправильно — плярализм. Посмотрю в словарь. Плюрализм. Латинского происхождения, а переводится, как множественный, хотя и философское учение, согласно которому существует несколько (или множество) независимых начал бытия или оснований знания. Термин этот введён неким Х. Вольфом в 1712 году. Основная форма этого «П»- дуализм (утверждает существование двух начал — материального и идеального); противоположность плюрализма — монизм (признаёт единую основу всего существующего). Плюрализм, пишут, характерен для современной буржуазной философии, а также различных ревизионистских концепций. Вот с чем едят это частоупотребляемое слово-термин. Но есть вполне нормальные слова, окрашенные другим смыслом, приспособленные к другому месту, так сказать, как бы корове седло и зайцу пятая нога.

Среди многих таких слов-оборотней и перевёртышей выделяется у нас в деревне одно. Короткое и содержательное это словцо. Можно им пользоваться, как кнутом, в приказном тоне. После этого слова сердце может замереть или часто забиться. Недавно пришлось узнать магический смысл его. В других областях этим давно пользуются, а у нас в районе оно недавно стало срываться с губ, хотя раньше его тоже употребляли, но в другом аспекте, так сказать. Слово «талон». В войну называли продуктовая карточка. Талон всем вроде как известное слово, но простым гражданам. Поэтому и появилось выражение, дескать, не по талонам живёт некий товарищ-господин, а может быть и современный барин.

Вчера сказали после планёрки (у нас по вторникам в конце каждого месяца собрание проводят, на которых узнаём, кто что хочет сделать, как у другого коллеги не получилось намеченное; традиция такая, потому что без этой планёрки не знаешь что делать, как делать и с кем, мягко говоря, не соображаешь. У вас ведь тоже планирование? Оно превыше всего. Один коллега сказал, что не превыше; а планирование — это медленное падение, если лететь некуда. Долетались.), что всем отделам нужно быть на важном мероприятии, не очень важном, но очень новом. Как понимает, оно связано с этим словом. Не связано, а привязано. Крепко.

Почти весь коллектив пришёл. Даже те сотрудники, что были в отпусках или здорово болели в постелях лёжа. Некоторых работников я давно не видел, так как они были в командировках. Даже не догадывался, что всё ещё вместе работаем, тащим в народ новое и важное. У нас так. Где-то тащат не в народ, а у нас в отделе — всё до граммочка, до последнего кусочка — нашему народу отдаём. Такая вот работа у нас. Большинство не раздевались. Чего раздеваться, если скоро весна обязана придти. Пока она ещё на горизонте, можно руки отморозить. Кое-кто знал о мероприятии, так снял с себя половину верхней одежды, приведя себя в комнатный вид. Долго спорили. Не хотели допускать, кто мало проработал, у кого профсоюзные незаплачены полностью. Шумим. Кто-то от стеснения голову опустил, кто уши трёт, чтобы понять что будет. Но тут пришла наша руководительница и сказала здраво и веско, мол, надо разобраться, какого пола ты есть.

— У кого сегодня женский пол, тот должен остаться. — Прояснила она.

— А нам — уходить? — спросил кто-то басом из-под шали.

— Виктор Пахомыч, вы мужского пола, для вас это будет попозже, а женщинам оставаться надо.

— А мне? — пискнуло что-то из-за груды рулонов старых стенгазет.

— Ты кто? — удивилась руководительница.

— Мы — девушки, — отозвалась, гревшаяся на батарее Оля из библиотеки.

— Будь с нами, — разрешила Аглая Сидоровна Пёрышкина, провожая мужа к двери.

— Интересно. Нам когда? — поинтересовался водитель.

— Чего мы тут мёрзнем даром? — усмехнулся старый музыкант и танцор Папироскин, и всё мужское поголовье столкнулось в дверях. Кроме меня. Я выбрался из пробки. Стал ходить туда и сюда между столов. Заглядывал в коробки, будто что-то не могу найти. Поэтому на меня никто не обратил никакого пристального внимания. Посматривали искоса, но без недоумения. По лицам понял, что я не буду, и мне ничего не обломится. Но чего? Хотелось узнать. Ничего не могу понять, но интересно. Ещё час поспорили, а к консенсусу не могут придти. У каждой женщины свой плюрализм. Понятно? Жду. Что-то произойдет. Но что? Никто не знает, но им тоже никто не сказал, а поэтому шум и неразбериха. У кого я спрашивал, так те отмахнулись, словно от малонормального, и как-то грустно и озабоченно сказали: «Отвяжитесь, без вас лихотит». Не могу понять отчего все стали задумчивы и лицами погрустнели. Поэтому не стал докучать женской половине отдела, которая осталась, хотя и стыдилась чего-то, будто в чём-то виноваты вдруг стали.