Владимир Марченко - Этапы большого пути. Сатира без юмора Страница 25

— Внимание, внимание, — начала профсоюзная лидерша Лида, сверяя список и выкликая женщин к банке. Вот первая пошла Любовь Петровна — наш бухгалтер и душевный человек. Она попыталась сунуть руку в банку, которая стояла в чьей-то сумке. Рука не лезла. Банка оказалась не по руке. Народ обиженно зароптал. Руководительница успокоила жестом собравшихся.

— Дёргайте, — сказала она. Бухгалтер оторопела.

— За чего дёргать. Куда дёргать. Мне нужно квартальный сверять.

— Тяните, тяните.

Тянуть оказалось нечего. Наступила нехорошая тишина. Лида профсоюзная пояснила:

— На наш коллектив дали пару сапог. Этот в честь восьмого марта. Презент. Вы должны выдернуть свой счастливый номер, а рука у каждого своя, значит, и обижаться не на кого. Тут наш бухгалтер перевернула банку и добыла скрученную в трубочку бумажку. Не разворачивая, пошла к стеллажам, где светлее и просторнее. Женщины дёргали пару сапог, женщин было двадцать пять человек, не считая, пенсионерки бабы Насти, которая как-то узнала о сапожной лотерее и тоже решила поучаствовать, так как исправно платила профсоюзные взносы. У кого была задолженность, те тут же получали марки и сдачу от Лидочки.

Сапоги оказались необыкновенными из заграничной фирмы, хотя и без особых украшений, но длинным острым, как пика каблуком. Это я потом рассмотрел, когда счастливая дергунья или дергуха прижимала к груди пальто сапог, так как за вторым нужно идти в наше потребительское общество и платить деньги. И вдруг на глаза победительницы новой игры навернулись огромные слезины. Женщина заплакала. Она вспомнила свой размер ноги. Тут бы каждая облилась слезами. Сапоги были сшиты не на сибирячек, а на тех, кто недавно был где-то, как бы в концлагере. Деваться некуда. Радуйся, женщина, ты победила, ты выдернула своё красивое счастье.

— Марийка подрастёт, — улыбнулась Анна Ивановна.

Я подумал, что подобные дёрганья будут каждую неделю. Решил, что в следующий раз будут нормальные женские размеры, а вскоре все работницы будут ходить на работу в приличных импортных сапожках, но так думал не только я. Женщины тоже видели миражи, представляя каждую ногу в приличной обуви. Профсоюзная Лида сказала, что это первый тур игры, а второй будет через год, а может быть и позже, если перестроится вся страна в нужном направлении.

Оказывается, возгласы: «Дёргай, товарищ!» звучали во многих других организациях. Дёргали на фермах, в сберкассе, в трикотажном цехе. Был вечер отдыха пенсионеров, где раздёргивали пачку мыла. Азарт — штука заразительная. Полагаю, за границей о нашей новой азартной игре не слышали пока. Обошли мы их, капиталистов. Может быть, сие развлечение получит скоро прописку и в Англии, во Франции, Германии. Обязательно нужно эту игру запатентовать. Вот тогда потечёт рекой к нам инвалюта. Тогда заработают собственные обувные фабрики, выпуская отличную продукцию наивысшего качества.

Вчера мне объяснили, что это и не игра, хотя и сам подумывал, что играть не особо хочется, а это распределение дефицитных вещей и товаров наипервейшего спроса. Вот тебе и «дёргай». Это ничего. В моём отделе я числюсь один. Что из того, что не игра, за то каков смысл старого слова. А некоторые у нас бурдят:

— Если это не игра, то почему нужно дёргать одни сапоги или одну шапку. Голов много, размеры разные, а предмет один. Издевалово…

В других коллективах этому новому аттракциону рады. Никто на работу не опаздывает, подскочила вверх производительность труда. Все с нетерпением ждут, когда чего-нибудь дозволят «дёрнуть». Возможно шнурки к тапочкам или футляр для зубочистки.

Говорят, что этим путём будут и зарплату выдавать на тех заводах и фабриках, где план товаров первой необходимости, не выполняется. Один оклад на двести человек, включая директора и прочих ИТР, станут раздёргивать.

1989

Пустая проблема

Недавно это было. Как раз паспорта меняли в стране. Деньги сразу сменили и не раз, а до паспортов очередь только недавно дошла. Стою в очереди с дочкой и слышу:

— Горе мне, горе. — Какая-то старушка верещит, выйдя из фотосалона с искажённым лицом. — Народ к ней. Она всё вопит:- Жизнь кончилась моя. Посмотрите люди, добрые, как изуродовали моё лицо. Буду жаловаться. Буду в международный суд писать…

— Что случилось? Зачем вы волосы последние рвёте. Может, помочь как-нибудь можно вашему горю?

— Никто мне уже не сможет помочь. Вот какая получилась я в городе, — показывает нам старый паспорт.

— Приличное изображение. Девушка приятная с высокой причёской. Морщин нет. Личико чистое. А вы тут причём?

— Сокрушаюсь. Что вчера получила. Это вот не я. Смотрите. Меня изуродовала это фотографичка.

Смотрим на фотокарточки. Недоумевая, выражаем неподдельную сочувственную грусть. Один дедок говорит:

— Качество хорошее. Тут вот все морщинки видно и ресницы.

— Ну, это не я.

— А кто? — удивился и я в свою очередь.

— Сравните, — просит старая женщина, протягивает паспорт. Тут мы поняли в чём дело.

— В зеркало давно гляделась, красотка? Когда эта карточка снималась?

— Недавно. Почти недавно. Такая была вот интересная. Костя мне цветы приносил к обеду… Называл меня — «Моя Мерелин».

— …Тридцать лет назад, — изумились мы. — Срок немалый. Вам скоко, милая?

— Неважно, — отвечает женщина. — Не могла я так выглядеть в понедельник ужасно. Изменилась. Но не до такой степени. Разве ж в годах дело?

— Года не смог ещё никто сфотать, — говорю. — Только ваше личико и сфотографировано. С годами наши лица не молодеют. Не становятся симпатичней. Изменяются.

— Гляжу на себя в зеркале. Нравлюсь. Не страшная. Это меня испортила девка. Сняла отвратительно плохо. Надо было подрисовать ресницы, убрать морщины у глаз. Тени под глазами. У меня такие тени? Разве это тени?

— Сами себе нравимся. Мы видим только губы, глаза. Всё отдельно. На маленькой фотокарточке всё видать и сразу. Цвет кожи у вас не тот, что был. Всё лицо изрисовано морщинами, — сказала пожилая старушка в старой фуфайке. — Вы лоб свой потрогайте. Пощупайте. Он у вас пропахан четырьмя бороздами от плуга.

— Что верно, то верно, — сказал дедок в шапке. — Износилось лицо за время эксплуатации здорово у вас. Трактор за такой срок списывают в утиль. А вы ещё ничего смотритесь. Ничего ещё…

— Подруга сказала, что это не мои фотки. Чужие. По ошибке взяла.

— Какая ошибка? Кофта ваша и уши ваши. Серёжки вот в ушах — тоже ваши. — Говорю тихо. — Резкое изображение получилось. Каждую волосинку на бровях видать. Все четыре. Если бы она вас снимала в тумане, то вполне возможно, не было таких мешков под глазами, а веки совсем болтаются. Подтягивать вам их нужно.

— Чем тянуть? Щипцами?

— Незнаю, — говорит старая женщина в старой фуфайке. — Вам нужно всё лицо ремонтировать. Крем помогает молодым лицам, а нашим лицам нужно что-то иное. Дорогое удовольствие, говорят бабы наши.

Наступила тишина. Люди выходили и входили.

— Мне муж столько и не даст. Он мне больше десятки редко даёт.

— Скупой? Или недоверчивый?

— Недоверчивый. За паспорт сам заплатил…

— Тогда понятно. Отчего у вас такие мешки. Не доверяет. От этого недоверия и глаза у вас сегодня магически блестят.

— Никаких у меня нет мешков. Глаза маленькие и добрые. Причёска тут должна быть. На карточке её не видать. Одни ухи.

— Ухи у вас — да. Породистые. Скукожились отчего-то. А вообще-то их вам ещё можно вполне носить лет семьдесят или больше. Ничего не доспеется. У вас, как видно, с зубами беда, а с ухами проблем нет. Зубы изнашиваются быстрее, чем ухи. Как листья под осень, начинают падать — только держись. По себе знаю. Ничем не удержишь. Зубы тоже надо ремонтировать. Техуход давно не проводился. Кожу на шее пора менять. С такой кожей грустно жить. По себе знаю. На фотке сильно эта кожа старая заметна. Попроси, чтобы тебя сняла девка через марлю, вне резкости, как бы на рассвете, — сказал дедок. По всей видимости работал на технике, если заговорил о техуходе.

— Фотоаппарат можно обмануть, если гримм наложить, ресницы наклеить, парик подвязать, уши притянуть, морщины сгладить. Тогда бы всё получилось не так уж и правдиво, зато почти как тридцать лет назад. Тогда бы вы себя полюбили, как тот один паренёк, что в ручей глядел на свою мордашку и втюрился в собственную персону, отражение, так сказать.

— Верно. …Прямо с автобуса сошла. Устала, в пыльном салоне ехала. Умыться некогда. Спешила парню купить брюки. Он пришёл из армии. Младший окно разбил в школе и двойки ему стали ставить за это. Нынче стекло дорогое. Учителка говорит, покель не вставишь, потель буду двойки ставить в дневник. Вот почему я не вышла нормально. Настроение было очень плохое. У мамы признали диабет, а пенсию назначили карликовую. Крем куплю с получки. Парик у завклубши арендую. Кофту у дочки одолжу на съёмку. Зубы обязательно пора вставлять. Пополнить надо комплект. Это, в какие деньги мне красота встанет? Двух поросят не хватит.