Мирсай Амир - Рыбацкие байки Страница 3

Жены наши посмеиваются над нами:

— Словно на полюс едете, на зимовку!

Я устроил Кадырмета на корме, а сам сел на весла и стал выгребать из затона. Каких-нибудь пять минут — и мы на речном просторе. Какая благодать! Пе­ресаживаемся: я иду на корму, к мотору, Кадырмет—к носу, к веслам.

— Не греби! — говорю я ему.— Возьми весла и следи, чтобы лодка не повернула носом к берегу. Будь начеку. Внимание — завожу мотор!

Все винты подвернуты, все нужные отдушины открыты. Сейчас дерну за веревочку, привязанную к маховику, и... Дерг-дерг... Хоп!..

Обычно маховик туго поддается, а на этот раз он повернулся, как мне показалось, легко, не захотел осрамить меня перед гостем. Тем не менее мотор не завелся! Но где же это видано, чтобы лодочный мотор заводился с одного оборота?! Если после четырех затарахтит, и то слава богу!

Дергаю снова, еще раз, еще дергаю, четвертый раз... Не тарахтит! Но при этом подозрительно легко вращается. Что такое? Надо посмотреть, проверить!.. Батюшки! Да я же, старый дурень, забыл свечу в мотор вставить! Как положил ее на камень возле дома для просушки, так она там, бедненькая, и лежит. Ничего не поделаешь, надо возвращаться!

— Кадырмет, сосед, поворачивай к берегу, греби, дорогой, я свечу забыл. Подождешь меня в лодке, я сбегаю, принесу.

— Вот видишь, соседушка, склероз играет с тобой как кошка с мышкой!

Пристали к берегу. Кадырмет остался в лодке — сидит, смеется. А я согнулся в три погибели — и бегом к дому. Бегу и про себя молюсь: сделай Так, аллах, чтобы жена моя нас не увидела! Увидит — засмеет.

Слава аллаху, жены возле дома я не обнаружил — куда-то ушла вместе с гостьей. Где мой камушек? Вот он! Схватил свечу и, как мальчишка из сказки, что похитил золотой гребень у русалки,— опрометью назад, к лодке.

Кадырмет хохочет.

— Жаль, что старики вроде тебя теперь бороды не носят!

— При чем тут борода?

— Уж больно ты был хорош, когда бежал по берегу в одних трусах. А с бородой да седой был бы еще лучше! «Дед Латып, знаменитый бегун, делает пробежку по берегу Волги!»

— Сейчас ты увидишь, на что еще способен твой знаменитый дед Латып!

Снова отчалили от берега. Кадырмет — на веслах, я — у мотора. Свеча на своем месте, прекрасно!

Смотри, сосед, как это делается. Любуйся!

Обернул шнур, где положено,— точно, по инструкции. Смеха ради сотворил молитву: «Бассмилях-иррах-ман иррахнм...» Дерг!.. Не завелся!.. Не беда — с одного раза никогда не заводится. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Ничего, ничего, пусть нагреется как следует. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Не заводится?.. Нельзя унывать,— бывает, что только с двадцатого раза затарахтит. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать... Не заводится! Не тарахтит, собака! Поворачиваю мотор боком, чтобы вытащить эту каверзную детальку,— и вдруг...

— Ах, старый я дурень! Ах, болван я, болван!

— Что там у тебя еще?

— Свечу вставил, а провод, подающий ток, не включил.

— Склероз продолжает свою игру! — веско говорит Кадырмет.— Погоди, он тебе еще и не то покажет!..

— Ничего! Все хорошо, что хорошо кончается.

— Ты думаешь, что все уже кончено?

— Самое главное — найти причину помехи. Я ее нашел — дальше пойдет как по маслу!

Все налажено. Мотор поставлен прямо.

— Кадырмет, следи за носом лодки, не давай ей вилять. Р-раз!..

С одного оборота мотор у меня на этот раз затарахтел. Полный вперед. Помчались!

Картина такая: впереди — задранный кверху нос лодки, позади — я с задранным от гордости носом, а в середине — Кадырмет. Щучий рот до ушей. Что-то кричит, но нельзя разобрать слов: мотор тарахтит так, что все заглушает. Но мне и так понятно: рад Кадырмет. И за себя рад. И за меня. А мне от радости петь хочется во все горло. Хорошо! Чувствую себя властелином не то что лодки, а всей вселенной! Хоть и помучился я с мотором, пока его запустил, но зато до заранее облюбованного мною места — знакомого щучьего гнезда — мы о Кадырметом домчались за десять минут. Здесь я своей волей,— слышите — своей! — заглушил мотор. Подвел на веслах лодку к нужной точке и забросил якорь. Не какой-нибудь там старый, испорченный утюг, а настоящий якорь — трехлапый, железный. Я его специально к приходу Кадырмета раздобыл. Надо было бы еще и подходящую веревку к нему достать, но не достал, не сумел. Обойдемся пока тем, что есть.

Все в порядке. Пора приступать к главному — к ловле щук на обед.

— Кадырмет, друг, ну-ка, достань из того ведра жестяную коробочку, в ней крючки.

Кадырмет роется в ведре.

— Нету здесь никакой жестяной коробочки!

Сердце у меня упало. Вырвал у Кадырмета из рук ведро, роюсь в нем сам. Ключи, отвертки, гвозди, клещи... Где же жестяная коробочка с крючками и блеснами? Коробочки нет! Вай, вспомнил! Я же ее, проклютую, чтобы не забыть, положил на самое видное место — на пенек, за который лодочную чалку обматываю!.. В сердцах говорю Кадырмету:

— Эх ты, тетеря! Неужели ты не видел коробочку на пеньке?! Сказал бы мне: «Сосед, не забудь ее взять!»

— Я тебе еще в прошлом году говорил...

— Про коробочку?!

— Про твой склероз! Лечиться надо, братец, лечиться, пока не поздно.

— Ладно! — говорю,— Не будем унывать. Мотор еще не остыл, смотаемся домой за коробочкой, все в наших руках!

Дерг! Мотор затарахтел с одного оборота,— значит, действительно еще не остыл! Лодка рванулась вперед...

Но... что это?! Почему она не идет туда, куда нам надо, а тянет в сторону? Сильно кладу руль налево. Лодка задирает нос и бросается вперед, как норовистая кобыла, а рядом с бортом всплывает оборванная веревка. И тут же, словно подавившись своим собственным треском, глохнет мотор.

Оказывается, я забыл выбрать якорь! А он, видать, крепко зацепился своими железными лапами за дно, веревка не выдержала рывка пяти лошадок и лопнула! Наверное, мотор теперь основательно вышел из строя. Положение — хоть плачь! Но я опять радуюсь: веревка-то все же осталась цела, а она бельевая, я ее тайком от жены взял. Едем назад, а Кадырмет свое твердит:

— Лечись, друг Латып, лечись, а то пропадешь. Послушался я в конце концов его совета.

Через несколько дней погода испортилась, подул северный ветер — клева не жди. Дай, думаю, поеду в город. Зайду в поликлинику, посоветуюсь с врачами насчет своего склероза. Пришел. Занял очередь к врачу. Повезло мне — сосед по очереди оказался рыболовом. Рыбак с рыбаком всегда найдет общий язык. Где ловите да на что ловите, что поймали, что упустили... Не заметил, как очередь подошла.

Вхожу в кабинет врача. Молодая красивая женщина в белом халате ласково говорит:

— Подойдите поближе. Подошел поближе.

— Садитесь!

— Сел.

— Самочувствие у вас какое? Я растерялся, пожимаю плечами.

— Хорошее — говорю.

— А на что жалуетесь?

— Вроде не на что мне жаловаться.

— Зачем же вы тогда ко мне пришли? Что у вас болит? И где?

Я еще больше растерялся. Что у меня, действительно, болит? Где болит? Не могу вспомнить! Забыл! Так ничего ей и не сказал. Поднялся и ушел. Вот что склероз делает!

ЗАБЫТАЯ «МЕЧТА»

Итак, мой попутчик сказал мне:

— Дед Латып из рассказа «Склероз» — это я.

А надо вам сказать, что своего деда Латыпа я написал по подсказке Мухаметши. Он его лично знал. Я тоже хотел с ним познакомиться, да выяснилось, что дед уехал к себе на родину, в Башкирию. Поэтому многие его приключения я выдумал.

Говорю:

— Вы с автором рассказа встречались?

— О, если бы я его встретил, я бы задал ему перцу!

— За что?

— Сильно врет! Насочинял про меня, чего и в помине не было.

— Может быть, он не о вас писал?

— А о ком же еще?! Многое ведь совпадает. Насчет лодочного мотора — все точно. И то, что якорь забыл выбрать, тоже было. Забыл, зачем к врачу пришел в поликлинику,— тоже, правильно. А вот что стащил у жены бельевую веревку и что демонстрацию фотографировал, не сняв крышки с объектива,— это все сплошное вранье!

— Может быть, у вас даже и фотоаппарата нет?

— Есть у меня фотоаппарат. И даже такой случай был: я действительно начал фотографировать, не сняв крышки с объектива, но это же не на демонстрации было! Зачем же так врать?

Дед Латып задумался.

— Впрочем, он ведь писатель, выдумывать — это его ремесло. Но я так полагаю: если уж ты назвал в рассказе своего героя именем реально существующего человека — деда Латыпа,— повидайся с ним сначала, поговори, а потом уж садись и пиши!

Подумал еще и прибавил:

— Тогда, возможно, дед Латып ему и более забавные истории из своей жизни рассказал бы!

— А были такие?

— Всякое бывало. Но теперь, знаете, я совсем другим человеком стал. И мотор у меня работает исправно: один раз дерг — и готово, затарахтел. И склероз свой одолел. Все помню, ничего не забываю!

Наш поезд, замедляя ход, приближался к станции. Дед Латып посмотрел в окно, вскочил, торопливо снял с крючка свой молодежный рюкзак.