Ольга Трушкина - Приключения гламурного грузчика Страница 3

Надо сказать, что Василиса Абрамовна, бывшая супруга Шприца, коварно бросившая его полгода назад, в это же самое время отдыхала с подругой в гостинице неподалеку.

Это была дородная пышногрудая дама пятидесяти лет от роду. Она отчаянно молодилась, втирая в свое весьма потрепанное лицо целые тонны дорогой косметики, тратила все свои деньги на модные наряды.

Василису не удовлетворяла жидкая растительность на голове, данная природой. Даме приходилось тщательно ее скрывать под пышным ярко-рыжим париком.

Примечательным был и ее голос, тембру и силе которого мог бы позавидовать сам Федор Шаляпин. В целом, гладя на Василису Абрамовну, можно было смело утверждать:

– Не перевелись еще богатыри на Земле Русской!

Зинаида Петровна, а для друзей – просто Зита, казалась полной противоположностью своей подруги. Это было маленькое хилое создание с длинным буратинским носом, крошечным ротиком и тихим вкрадчивым голоском. Свои длинные, крашеные в черный цвет волосы, она скручивала на затылке в виде кренделя. Обожала носить мини-юбочки, открывающие ее тощие узловатые коленки. Глядя на Зиту, прохожие часто шутили:

– Сзади пионерка, спереди – пенсионерка!

Целью приезда дам на курорт, был поиск состоятельных поклонников. Долгие и бесплодные хождения по пляжам, прогулки в парке и многочасовые сидения в кафе не принесли ожидаемых результатов. Вокруг всегда оказывалось немало более молодых и красивых девушек. Силы были неравные: две стареющие красотки остались без мужского внимания. Им не удалось подцепить даже самых захудалых кавалеров. На самом деле, Василиса уже давно жалела о том, что бросила своего небогатого, но доброго и любящего мужа. Но подруге она об этом не говорила.

– Надо сменить стратегию! Так у нас ничего не выйдет! – грустно возвестила басом мадам Шприц.

– Что ж нам делать-то, а? – пропищала Зита.

– Вот, смотри, я купила газету. Там есть объявления о знакомствах. Только так приличные дамы могут найти себе достойных женихов!

– Ну-ка, ну-ка, читай вслух! Это интересно, – попросила Зинаида Петровна.

– Смотри, кажется это нам подходит!

"Познакомлюсь с милой дамой до сорока лет…" и тут есть телефончик!

– Там же сказано "до сорока лет"! – робко возразила Зита.

– Даме столько лет, насколько она выглядит! – ответила Василиса.

– Звони же поскорей! И попроси его прийти с другом!

В назначенное время Генрих Валентинович, звеня бижутерией, как коза колокольчиком, и сопровождающий его Демид Уколович, пришли в летнее кафе и заняли лучший столик. Приятели заказали пива и с нетерпением ожидали появления прекрасных незнакомок. Звучала песня Шуфутинского: "За милых дам".

И вот они появились: впереди величаво выступала гигантская Василиса в обтягивающем золотистом платье, за ее спиной робко пряталась маленькая Зита. На ней было белая кружевная блузка и непозволительно короткая юбочка. Они представляли собой незабываемое зрелище, достойное кисти художника.

Доктор сидел спиной к входу и не сразу их увидел, зато Генрих тут же вскочил, и галантно подав Василисе руку, повел дам к столу.

Когда новые знакомые уселись, Шприц потерял дар речи от неожиданности. Перед ним сидела его незабвенная и обожая супруга.

Генрих все время что-то без умолку болтал, но его никто не слушал. Демид Уколович и Василиса Абрамовна не могли оторвать глаз друг от друга. Наконец, дама заговорила:

– Милый Демочка, как ты тут оказался? Неужели ты приехал за мной? Я так скучала по тебе!

– Да, да милая, и я не забывал о тебе ни на минуту.

Тут в разговор вступил Генрих Валентинович:

– Позвольте, доктор, это моя дама! Не смейте к ней приставать, займитесь лучше ее подругой!

– Ах ты, гнусный ловелас, это моя жена! – и тут старик изо всех сил заехал сухоньким кулачком в нос Генриха. Демид Уколович вложил в этот удар все накопившееся к Кружкину раздражение. Тот не удержал равновесие и свалился вместе со стулом, но в последний момент успел вцепиться в скатерть и потянул за собой весь стол. С грохотом повалилась на плиточный пол посуда, пролилось пиво. Генрих вскочил, и завязалась драка. Зита завизжала, Василиса захохотала басом, как Дед Мороз на детском утреннике:

– Хо, хо, хо!

Посетители вскочили с мест и окружили дерущихся, кто-то попытался их разнять, но Василиса не позволила. Вскоре исход поединка стал ясен. Доктор одержал безоговорочную победу: он сидел верхом на Генрихе и молотил его кулачками, приговаривая:

– Вот тебе, вот тебе, будешь знать, как врать, хвастать и ухлестывать за чужими женами!

– Рукоприкладство – это не метод! Надо решать все проблемы мирным путем! – орал избиваемый.

– Отпусти его, Дема! – величественно приказала Василиса, – достаточно.

И помирившиеся супруги удалились рука об руку, под аплодисменты и восторженные крики отдыхающих. Демид Уколович едва доставал головой до плеча своей роскошной супруги и когда пытался поцеловать ее в щечку, ему приходилось подпрыгивать.

На следующее утро влюбленная пара улетела домой в Москву. Так счастливо завершились каникулы доктора.

История вторая. Женитьба Генриха Валентиновича

– Зря я связался с этим старым хрычом. Мало того, что всю охоту мне испортил, так еще и в море чуть не утопил. Да, до чего мерзкий докторишка! Надо мне впредь быть более разборчивым в выборе знакомых. М-дя!

Отражение в зеркале очень нравилось Генриху. Чтобы ни было, но отдых пошел ему на пользу. Он сильно загорел и еще больше похудел, что придавало ему значительное сходство с засушенной саранчой. Треугольное, обтянутое коричневой кожей, личико и большие круглые очки подчеркивали это сходство. Его громадный мягкий нос приобрел приятный малиновый оттенок и стал похож на большую перезрелую клубничину.

Оставшись очень довольным собой, Кружкин отошел от зеркала, сел в мягкое кресло и начал обдумывать планы на будущее.

Незадолго до смерти мама Генриха, Нина Ричардовна, дала ему устный завет:

– Смотри сыночко, не женись! Охверистка поподется, облопошит!

О матушке Генриха, пожалуй, тоже стоит немного рассказать. Это была очень своеобразная женщина с большими странностями и неприятными привычками.

В комнате, в которой она жила в последние годы, было всего столько понаставлено, что она больше напоминала склад, чем жилище человека. На полу расстелен грязный, давно нечищеный бурый с узорами ковер.

По коврику висело на каждой стенке. А еще три стояли, свернутые рулонами, у стены за тахтой, на которой и спала хозяйка комнаты, маленькая тощая старушонка Нина Ричардовна. Под самой же тахтой плотно стояли трехлитровые баллоны с огурцами, их было огромное количество, те что не поместились под старушечьим ложем – сиротливо толпились у окна. Все они были закатаны не прошлым и даже не позапрошлым летом, а гораздо раньше. Их содержимое, судя по всему стало непригодным в пищу, но Нине Ричардовне было жаль их выбросить. До этого ей было жалко их открыть и употребить в пищу, а теперь стало жалко выкинуть. Время от времени какой-нибудь баллон взрывался, вонючий тухлый рассол проливался на ковер. Нина Ричардовна, ругаясь на чем свет стоит, убирала осколки и вялые сморщенные овощи, но едкий запах после еще долго стоял в комнате, которую женщина никогда не проветривала.

– Все хвори от сквозняков, – говорила она сыну.

Почти половину помещения занимал гигантский, до самого потолка, платяной шкаф, темный и мрачный, как гроб. Там было сложено такое количество одежды, что даже самой старушке было страшно туда заглядывать. В гардеробе хранились шубы, пальто, плащи, куртки, свитера и прочие вещи не только принадлежавшие ей, а еще и ее покойным маме и бабушке. Она специально наняла газель и съездила за их пожитками в деревню, чтобы перевезти все старье сюда. На вопрос Генриха, зачем ей это старое проеденное молью, барахло, матушка отвечала:

– Вещи хорошаи, добротнаи, таких чичас не делають, – она перекладывала все это пыльное, заплесневелое, давно потерявшее первоначальный цвет старье, из мешков в шкаф, – авось ишшо пригодятси.

А в боковом отделении гардероба на полках хранилось огромное количество нового нетронутого постельного белья. Тут было все: белоснежные простыни и наволочки, вышитые пододеяльники, нежнейшие махровые полотенца. Сама Нина Ричардовна и ее сынок спали на застиранном до дыр дрянном посеревшем бельишке, а свои огромные запасы берегла впрок, для какого-то светлого будущего, которое, судя по-всему уже никогда не настанет.

На нижней полке необъятного шкафа стояли многочисленные жестяные банки со вздувшимися мясными и рыбными консервами, упаковки с чаем и кофе, все это богатство было выпушено в 70–80 годах прошлого века и давным-давно уже пришло в негодность, но Нина Ричардовна продолжала его заботливо хранить по причине своей просто фантастической скупости. Такие знаменитые литературные герои как Гобсек, Скрудж, Плюшкин и Скупой рыцарь, по сравнению в Ниной Ричардовной были сущими транжирами.