Леонид Треер - Круглый счастливчик Страница 33

— Ловко ты, Сеня, завернулся, — искренне удивлялся сосед. — Заставь, к примеру, меня такое изобразить — ни в жисть…

Хлопнула дверь. С шумом ворвался Володька Наумов.

— Где умирающий?! — крикнул киномеханик, сбрасывая куртку. Он обошел вокруг Семена. — Так… В траве сидел кузнечик коленками назад! Работаем без наркоза! — он повернулся к плотнику: — Ты, Петя, оттягивай ноги, а я займусь клешнями. Только дружно! Понял?

Они навалились на Семена. В глазах у него вспыхнули мелкие звезды, он зарычал от боли, но дело было сделано. Освобожденный от «дыхания Шивы» Кочергин сидел на полу, не чувствуя ни рук, ни ног. Шея не разгибалась. Володька с Мориным подняли Семена, разогнули и повели по комнате. Поначалу он валился, как подрубленный, но постепенно конечности оживали…

В общем-то история эта закончилась благополучно. Иногда, правда, снится Кочергину, будто вместо рук у него растут ноги. А что растет вместо головы — даже страшно видеть. В такие моменты Семен вскрикивает, пугая каждый раз жену Катерину.

ГОСТЬ

Серж Лыбзиков, инженер, видящий цветные сны, ехал в деревню Лупановку к сестре.

От станции до Лупановки десять километров. Худощавая лошадка средних лет не спеша тащила сани. В санях, на сене, вздыхал инженер Лыбзиков. Затюканный городской суетой, он радовался смычке с природой. Сосны следили за дорогой, точно зрители за лыжной гонкой. С веток свешивались снежные морды белых медведей. По-лягушечьи кричали сороки.

Возница, краснолицый мужичок в тулупе, покачивался впереди инженера.

«Ехать бы так вечно, — думал Серж. — Не думать о проектах, премиях и прочем».

— Благодать у вас, — сказал он, улыбаясь. — Не то что в городе!

Мужичок сплюнул, обидел лошадь словом и сказал:

— В городе сортиры теплые…

В деревню они въехали молча.

Дом сестры стоял метрах в ста от дороги. Любаша обхватила брата мокрыми от стирки руками, приподняла и поцеловала.

— Генка Мой в Сочи поехал! — сообщила она, накрывая на стол. — Пусть, идол, море посмотрит.

Кормила Любаша брата долго и упорно. Желудок Сержа, воспитанный в традициях общепита, быстро утомился, и пища больше не радовала. На десерт был пирог с рыбой.

Лыбзиков протестовал, сестра настаивала, и он умял пирог.

Отяжелевший и согретый приемом Серж заснул прямо за столом.

Любаша легко перенесла тело проектировщика на кровать и накрыла одеялом.

Проснулся он вечером. Закат золотил стены. Любаша опять накрыла на стол. Они славно поужинали. Потом сели смотреть семейный альбом.

Долго любовались пожелтевшей фотографией: мать держала за руки девочку с удивленным ртом и испуганного мальчика.

— Письмо было от мамы. Пишет, крыша течет. — Любаша вздохнула. — Просит 15 рублей на ремонт. Надо бы помочь…

Они помолчали.

— Я бы с удовольствием, — краснея, сказал Серж, — но мне путевку обещают, вокруг Европы…

— А мы мотоцикл купили, — обиженно сообщила Любаша, — «Урал» с коляской. С долгами рассчитаться не можем…

Огонь метался в печке, злясь, как голодный муж. На лавке, видя сексуальные сны, вздрагивал сытый кот. Брат и сестра продолжали ворошить детство.

Растроганные воспоминаниями, они поели картошки на сале, выпили чаю с вареньем и, подперев головы кулаками, уселись перед телевизором. Восьмая серия детектива, передача для молодых родителей, показательный суд «Пьянству — бой», телеспектакль «Не в деньгах счастье», репортаж с первенства по стоклеточным шашкам, новости, погода — четыре часа пролетели незаметно.

Любаша забарабанила по подушкам, распределяя пух. День кончался славно.

Серж выбежал на улицу.

Ах, какая удивительная ночь притаилась над деревней. Избы лежали в снегу теплыми гнездами. Мороз постукивал костистым пальцем по их бревнам, словно врач по ребрам пациента. В звездном небе плыло одинокое облако, похожее на рябую курицу. Серебряное яйцо луны выпало из него и покатилось по Млечному Пути.

«Чудо какое», — подумал Лыбзиков и шмыгнул в дом.

Он медленно тонул в перине, размышляя о прелестях сельской жизни, когда сестра вдруг сказала:

— Завтра, Серега, кабана будем резать.

— Какого кабана? — испуганно встрепенулся Лыбзиков.

— Обыкновенного, — ответила Любаша, расчесывая тяжелую косу. — Резать будет Васька Глотов, а ты ему поможешь.

— Но я не умею, — волнуясь, сказал Серж.

— А чего тут уметь! — сестра рассмеялась. — Держи и все. Ты же мужик! Или не мужик?

— Мужик, — прошептал инженер.

Спать расхотелось. Стало душно и нехорошо. Он лежал в темноте, как приговоренный в ожидании рассвета. На раскладушке похрапывала сестра.

Лыбзиков бодрствовал.

«Зачем убивать живое? — тоскливо размышлял он. — Зачем я приехал так некстати? Зачем?»

Серж вспомнил свой первый и последний грех — рыбную ловлю, когда юный окунь, заметавшись на крючке, плюхнулся в воду с разорванной губой.

Он вдруг услышал шумное чавканье кабана в сарае.

«Надо бежать, — пронеслось в голове Лыбзикова. — В три часа идет скорый».

Но за окном была ночь, и кашляющий лай собак, и зеленоватые огоньки в степи. А до станции десять километров…

Под утро Серж впал в тяжелую дремоту. Вместо приятных цветных снов-короткометражек начался мрачный черно-белый фильм.

Он сидел в огромном и пустом зале за кульманом и пил черный кофе. Отворилась резная дверь и, раскачиваясь, вошел кабан.

— Почему же меня? — грустно спросило животное. — Чем я, Серж, хуже тебя?

— Ничем, — ответил Лыбзиков, не поднимая голову.

— Ты ведь порядочный человек, — продолжал кабан. — Давай с тебя и начнем!

— Давай, — прошептал инженер.

Кабан встал на задние ноги и быстро пошел на Сержа.

Лыбзиков вскрикнул и проснулся.

Любаша стояла рядом, положив руку ему на плечо.

— Подъем, братик! — сказала она. — Васька уже пришел, ждет во дворе.

Он натянул на себя старую одежду Любашиного мужа, смочил виски водой, пробормотал «Боже мой» и шагнул на двор. Там топтался Васька Глотов, счастливый человек без угрызений совести. Буднично гудела горелка.

— Здорово, помощничек! — сказал Васька. — Смотри, чтоб не вырвался.

Он шагнул в сарай, где за перегородкой бродили два кабана. Серж остался у входа.

— А ну, курносые! — раздалось из сарая — Кому жить надоело?

И тотчас воздух задрожал от визга.

У инженера вспотели ладони и ослабли ноги. Из избы, на ходу надевая ватник, спешила Любаша.

В сарае раздался треск и топот. Серж заглянул туда и замер. Из темноты мчался на него центнер обезумевшего мяса.

Лыбзиков ойкнул, отпрыгнул в сторону. Мимо пролетел кабан. Следом, что-то крича, бежал Васька.

Могучая Любаша в тройном прыжке настигла кабана. Тут подоспел Глотов. Серж стоял на прежнем месте, теряя силы.

— Что стоишь! — крикнула сестра. — Хватай, елки- моталки!

Лыбзиков неловко ухватился за кабанью ногу, уткнулся лицом в теплый бок Любаши и стиснул зубы…

Когда все было кончено, он побрел в дом, плюхнулся на лавку и застыл, чувствуя себя убийцей. Васька с сестрой смолили кабана.

В полдень все трое сели за стол, уставленный едой. Глотов пригладил чуб, сказал: «Жить можно!» — и подмигнул Сержу.

Ели и пили долго. Васька хлопал Лыбзикова по плечу и гудел:

— Не бойсь, инженер! Мы законы природы не нарушили. Понял?

— Понял, — кивал Серж, пьянея.

— Вот за это я тебя люблю! — рявкал Глотов. — Дай-ка я тебя, Серый, поцелую!

Лыбзиков покорно клал голову в разинутый Васькин рот и улыбался.

На другой день из Лупановки на станцию бодро бежала косматая кобылка. В санях, радуясь смычке с природой, сидел инженер Лыбзиков. Он прижимал к животу завернутую в сатин свинину и тихонько напевал.

ЗАВИСТЬ

Данилов сидел в лаборатории, обложившись книгами и журналами, и смотрел в окно.

Грачев остановил свой самосвал с раствором напротив окна и стал смотреть на Данилова.

Они смотрели друг на друга с. завистью.

— Сидит, — думал шофер. — И никто над его душой не стоит. Читает книги. Соображает. Хочет — думает, а хочет — в окно глядит. Чисто, красиво, денежно.

— То ли дело жизнь шофера, — размышлял младший научный сотрудник Данилов. — Всегда в седле. Бегут навстречу перелески, поля, деревни. Мелькают люди. Меняются краски. Полнокровная, насыщенная впечатлениями жизнь…

— А ведь и я мог бы вот так сидеть. Не захотел, дурак, дальше учиться, вот и крути теперь баранку…

— Стоило столько лет учиться! Затратить уйму времени, энергии. А ведь можно жить проще и здоровей. Не ломать голову. Играть после работы в домино. Цедить пиво. Сидеть с удочкой…

— Разве за рулем жизнь? Сплошные неприятности! Автоинспекция проходу не дает. Мотор барахлит. А как начнешь зимой скат менять! А как забуксуешь где-нибудь на отшибе…