Людмила Уланова - Хорошо быть дураком, умным и красивым Страница 4

– Меня-то? Жанна Георгиевна. Пойду я. – Она отошла от скамейки, набрала побольше воздуха в легкие и закричала на весь двор: – Сю-юсик! Домой!

Купилка

У одной девушки кончилась купилка.

Вот, по-вашему, купилка – это что? Наверняка сто раз слышали выражение «купилки не хватит». И думали, что купилка – это просто деньги, да? Чушь.

Купилка – это азарт! Это температурный блеск в глазах при виде возлюбленной шмотки, нагло раскинувшейся в просторной витрине. Купилка – это мелкая дрожь, бегущая откуда-то из самого нутра к кончикам пальцев, гладящих роскошное тело кожаного дивана. Купилка – это сбой дыхания и сдавленный писк перед лицом сапог, сверкающих всеми красками вселенной. Да, перед лицом! Да, у вожделенных сапог есть лицо. И душа! И мысли. Они думают: «А слабо тебе, слабо». И ты стонешь слабым сердцем своим у их подножия. Ты… в общем, девушки меня поймут.

Так вот. У одной девушки кончилась купилка. Ходит она по торговому центру. Он такой прекрасный-прекрасный, ну вы представляете, да? Лифт, прозрачный, как слеза ребенка, умоляющего купить ему вон того зеленого зайчика размером с мамонта. Тропические растения из самых современных материалов. И распродажи, распродажи, ах, распродажи… А на верхнем этаже – пицца с кока-колой и кино с попкорном. И всюду граждане, отдыхающие душой после трудовой недели. Да, у граждан тоже душа есть. И лицо! И мысли. Они думают: «Один возьму с сыром и ветчиной, два с мясом, один с яблоками, один с клубничным вареньем. Нет, лучше два с сыром и ветчиной, один с грибами, два с яблоками и один с вареньем. Или…» И глаза благородным огнем так и светятся.

А у девушки купилка кончилась. Ей не то что блинчиков, ей даже кофточку новую не хочется. А кофточка такая – ах! Тут пуговички, тут стразики, тут пряжечки. И не потому не хочется, что в шкафу у нее таких кофточек девятнадцать штук. Просто не хочется – и все, понимаете, да? Не понимаете? И я не понимаю. А туфли? Скидка на них пятьдесят процентов! То есть раньше она за эти деньги только одну туфельку могла бы купить и скакала бы в ней, как ненормальная Золушка. А тут две! И такие хорошенькие, на шпилечках. Тут пряжечки, тут стразики, тут пуговички. Не хочет! Раньше столько всего мечтала купить, а теперь не хочет – и все. Сама переживает, думает: «Что ж со мной такое?» И торговый центр прекрасный-прекрасный не нравится ей. Душно ей, видите ли, жарко. Шуба на плечи давит. Ноги устали. Толпа раздражает. А зачем раздражаться? Ведь красота вокруг, красота! Джинсики вот. Синие, как Красное море. На которое девушке тоже совсем не хочется. А ведь там рыбки, кораллы, ракушки. А тут стразики, пряжечки, пуговички… В общем, девушки меня поймут. А ее не поймут. И правильно. Она сама себя не понимает.

И тут у девушки поет мобильный. И она радуется всей душой. И мыслями. И лицом. Потому что это звонит ее любимая правнучка, младшенькая. Чудная девочка – добрая, красивая. И доктор наук, между прочим. Она весело кричит: «Ты где ходишь? Я тебя потеряла. Возвращайся скорей, я тебе подарок купила – тапочки! Такие теплые, мягкие, пушистые. Тут мех, тут стелечки, тут помпошечки! Как раз для тебя».

Девушка идет и счастливо улыбается: «Та-апочки. Та-апочки». Она поднимается на верхний этаж и покупает себе два шарика фисташкового мороженого «Бабкин Роджерс». А потом спускается и покупает крем для лица. Тоже фисташковый. И вовсе не кончилась у нее купилка. Она просто перешла по наследству. И даже немножко осталось.

О пользе философии

С утра Роман Палыч решил, что пора становиться философом. Вникать в смысл явлений, постигать глубинное значение слов.

– Во всем мне хочется дойти до самой су-у-у-ути, – напевал Роман Палыч, бреясь. Продолжения он никогда не знал, да оно ему было и ни к чему. Он повторял и повторял полюбившиеся строки. Но тут его позвала жена и отправила в магазин – купить популярный в народе продукт чтонибудькчаю.

– А что взять? Печенье? Пряники? Может, конфеты?

– Все равно, – легкомысленно ответила жена и ушла на кухню.

Роман Палыч вышел из дома, вошел в состояние мыслительного транса и начал доходить. До самой сути. «Все равно, все равно! – повторял он. – Все – равно? Все в мире равно? Все – равно всему? Но ведь три не равно семнадцати? Страус не равен лошади?» Получалось что-то невероятное. Легче всего было предположить, что жена ошиблась, но это было невозможно: она всегда была права.

Подойдя к магазину, Роман Палыч почувствовал, что страшно утомился головой. «Наш супермаркет равен Эйфелевой башне?» – вяло подумал он, его нетренированные мыслительные мышцы последний раз напряглись и обмякли. Недодуманная мысль шмякнулась куда-то на дно черепной коробки. Роман Палыч вошел в магазин и купил селедку пряного посола.

– Это что? – Жена посмотрела на селедку с брезгливым любопытством. – Я тебя что купить просила?

– Что-нибудь к чаю! А вот скажи, – отдохнувшие мыслительные мускулы Романа Палыча встрепенулись и радостно напряглись, – когда селедки поешь, тебе чего хочется?

– Пить, – машинально ответила жена.

– Вот! Вот потому и существует такая примета: селедка – к чаю!

Жена приоткрыла рот. Закрыла. Снова приоткрыла. Начала поднимать руку к виску, не донесла, махнула ею. И пошла ставить чайник.

Роман Палыч понял, что впервые в жизни последнее слово в разговоре с женой осталось за ним. Вот так занятия философией развивают умственные способности.

Очень страшный человек

Жил на свете Очень Страшный Человек. И непонятно было, чем он так уж страшен, а вот пугались люди. Разбегались в разные стороны. А если, к примеру, в воде, то расплывались. Очень Страшный Человек горевал сильно. Он вообще-то хороший был. Жениться хотел. Но на ком тут женишься, если все разбегаются? А то и расползаются, потому что у некоторых ноги от страха слабеют и они не то что бежать – идти не могут.

«Что ж во мне такого страшного? – печально думал Очень Страшный Человек. – А вдруг это можно как-то исправить?» Решил он со своей страшнотой разобраться. Для начала посмотрел в зеркало, чтобы разглядеть, что же с ним не так. Да только как увидел себя, так и упал в обморок от страха.

Обморок был очень глубокий. Поэтому падал Очень Страшный Человек долго. Падал-падал, падал-падал, наконец совсем упал. Огляделся по сторонам: народу полно, и никто его не боится. А чего бояться, если все уже и так в обмороке? Освоился Очень Страшный Человек, понравилось ему там, хорошо зажил. Женился, между прочим. И не на ком-нибудь, а на Очень Красивой Девушке. Она такая красивая была, что как-то глянула на себя в зеркало и упала в обморок от восхищения.

Так вместе и живут в обмороке – долго и счастливо, как положено. Тут ведь главное что? Главное – не очнуться.

Оса и варенье

Вчера я долго наблюдала, как оса пыталась открыть банку с вишневым вареньем. Она старалась поддеть крышку плечом, упиралась ногами в стекло, оскальзывалась и тихонько ругалась. Это явно была немолодая оса: она привыкла к банкам с пластиковыми крышками. Сколько их поддалось ее напору и, разбрызгивая сироп, улетело куда-то за холодильник! А вот прабабка ее пользовалась другими методами. В те времена банки закрывали пергаментной бумагой, которую старушка аккуратно вспарывала жалом. А потом, зажмурившись, ныряла в варенье. Моя же банка была с закручивающейся крышкой, потому все осиные старания оказались напрасны.

Почему я не помогла ей? Может, боялась, что оса, не разобравшись, вцепится в руку? Может, мне просто было жалко варенья? А вот накормила бы животинку, и она молвила бы человеческим голосом: «Спасибо, Иван-царевич, я тебе пригожусь». И шла бы я потом по городу, и напали бы на меня крокодил-шатун или Злая Вахтерша, и свистнула бы я молодецким посвистом, и прилетела бы моя оса, и закусала бы их до полной безвредности. Но если задуматься, персонажи эти редко нападают на улицах… Опять же варенье целее. Нет, не выйдет из меня Ивана-царевича. Что, впрочем, было ясно и так.

Однажды…

Однажды Серый Волк бежал по лесу, и навстречу ему попался Иван-царевич. На царевиче была красная шапка. У Волка произошел сбой в программе: он никак не мог понять, то ли он должен съесть эту Красную Шапочку, предварительно размявшись бабушкой, то ли посадить царевича себе на спину и ехать воровать добро окрестных царей. Так и не справившись с дилеммой, Волк плюнул и убежал в Индию воспитывать Маугли.

Однажды Иван-царевич, весьма инфантильный юноша, по приказу отца занялся поисками невесты. Он пустил стрелу и через некоторое время обнаружил ее в заболоченном пруду у старой черепахи Тортилы. Старуха наотрез отказалась выходить замуж, ссылаясь на то, что сердце ее уже занято и хоть возлюбленный – бесчувственный чурбан, она будет хранить ему верность. Тогда Иван-царевич попросил отдать стрелу. Подслеповатая черепаха вместо стрелы протянула золотой ключик, а рассеянный царевич взял. После этого его стал преследовать Карабас-Барабас, вскоре настиг, отобрал ключ, а самого Ивана определил в свой театр. Царевич не возражал: ему было необходимо, чтобы кто-то его направлял. А Серый Волк был далеко. В Индии.