Виктор Емский - Свадьба в Малинсити Страница 4

Петро осознал, что по сути дела в данный момент времени он является жертвой, возложенной на заплеванный слюнями либералов алтарь демократии. А флаг на заднице – просто оттиск, оставленный этим колючим духовным сооружением, и теперь нет пути назад. Осталась только одна дорога. Дорога вперед, к торжеству равноправия, свободы и братства, в то место, где не будет никаких москалей! Ибо – какие же они братья, раз имеют наглость пристраивать на всякие алтари невинных Москалюков?

Вникнув в эту очевидную истину, Петро умиленно прослезился и заплетающимся языком гаркнул в потолок:

– Москаляку на гиляку! Слава алтарю демократии!

В дверь усиленно забарабанили, потом в замке начал поворачиваться ключ и голос портье сообщил:

– Чичас полисию звать буду! На бабки попадес, косел, мать твою!

– Ах, так?! – грозно поинтересовался Петро. – Зови, гнида басурманская!

И совсем неожиданно для себя вдохновенно проорал фразу из известного кинофильма:

– Русские не сдаются!

После этого Москалюк героическим усилием опорожнил бутылку до дна, размахнулся, как следует, и профессиональным движением гранатометчика послал опустевший сосуд в сторону начавшей открываться двери.

Глава вторая

Киев. Февраль 2014 года.

Операцию проводили под местным наркозом, и потому Петро не ощущал ничего, кроме отвращения, вызванного тем фактом, что оперировал его хирург, обладавший яркой еврейской внешностью. Кроме того – в больнице все говорили по-русски!

Еще до начала операции Петро потребовал заменить хирурга, но медсестра ответила, что другого специалиста не будет и, если Москалюк с чем-то не согласен, то имеет полное право тихонечко умереть в коридоре от потери крови. Петро пришлось согласиться с доводами сестры, так как раненых было много и перебирать харчами совершенно не стоило. Как известно, пуля в ягодице – явление хоть и обидное, но совсем не безопасное, так как кровеносных сосудов в этой части тела имеется превеликое множество.

Поэтому Петро, плюнув в очередной раз на расовые предрассудки, лежал на животе и ждал окончания операции, тупо глядя в бортик железного стола…

Вернувшись из Турции, Москалюк решил заняться сведением татуировки. Но сначала он позвонил Ленке, которая съехала с его квартиры, забрав все, что было можно и нельзя. Главным образом Петро разозлило то, что она утащила с собой его дорогую фарфоровую кружку, а Бандере, портрет которого висел на стене, пририсовала помадой рога. Из записки, оставленной на кухне, он узнал, что с всякими козлами – ярким представителем популяции которых являлся Петро – она жить не желает и потому отправляется туда, куда ее послали. Вспомнив, куда послал свою гражданскую жену, Петро тут же стал испытывать муки ревности.

Во время короткого телефонного разговора Москалюк услышал, что Ленка кружку не забирала, а просто грохнула ее об пол. Аккуратно собрав черепки в пакетик, она сунула его в раскрытый томик биографии Шухевича, лежавший на тумбочке. После этого бесполезного, но крайне благоприятного для женской психики действия, Ленка захлопнула книгу и попрыгала на ней (чтоб закрылась плотно).

Далее Ленка попросила больше ей не звонить, потому что она уже нашла себе нового спутника жизни, который был русским нефтяником. Дескать, он находится здесь в долгосрочной командировке и очень ее любит. В конце разговора Ленка подробно рассказала, как именно новый спутник жизни ее любит, и что она из благодарности за это с ним вытворяет. В результате Петро обозвал ее москальской подстилкой, бросил телефонную трубку и от злости напился.

На следующий день заняться татуировкой опять не получилось.

Утром его разбудил звонок в дверь. Пришел заместитель фюрера националистической организации, членом которой он состоял. Организация называлась «Секторальный фактор» и по сути своей являлась откровенно нацистской бандой, устав которой никакого отношения к демократии не имел. Но Петро нравилось быть радикалом (обоснование своего отхода от американских принципов демократии Москалюк решил разработать позже, на досуге), и потому он ревностно относился к поручениям руководства.

Заместитель фюрера – некий Сява Дыроштан – рассказал, что организация решила направить Москалюка на учебу в один из лагерей, расположенных в Прибалтике. Дыроштан выдал Петро билет на самолет, необходимые документы и приличную сумму денег. Далее он поведал шепотом, что готовятся некие секретные действия и в скором времени кое-что должно случиться. Из-за границы налажено финансирование и потому Петро должен провести три месяца в тренировочном лагере. С ним едут еще несколько десятков парней из «Секторального фактора», а также группа ребят, являющихся членами близкой по духу организации с названием «Болотные укропы».

Петро страшно обрадовался этому предложению. Если б не Дыроштан, пришлось бы опять ехать в Германию на заработки, так как деньги закончились еще в злополучной Турции, где Москалюка заставили уплатить штраф за драку с портье, устроенную им в отеле.

А в Европе Петро не нужен был никому и он прекрасно об этом знал. Его образование (преподаватель игры на аккордеоне) позволяло в Германии работать в лучшем случае разнорабочим на стройке или ассенизатором. Ни ту, ни другую работу Петро не любил, но ассенизаторам платили немного больше, чем строителям.

Сначала Москалюк думал, что в его ненужности виновато никчемное образование. Но оказалось, что это не так. Вместе с ним в ассенизационной бригаде работали: прикладной математик, учитель украинского языка и литературы и даже выпускник Киевского Института Инженеров Гражданской Авиации. Хорошей работы для украинцев (а равно и для других жителей с территорий бывшего Советского Союза) в Европе не было.

Поэтому Петро пообещал Дыроштану оправдать оказанное ему доверие, быстренько собрался и через несколько часов оказался в Борисполе…

Лагерь располагался на частной территории. Раньше он был пионерским, а теперь его приспособили сообразно практическим целям, которые служили демократии для ее торжества в тех местах, где о ней не знали или плевать на нее хотели с высокой водокачки.

Несколько сотен здоровых мускулистых парней обучались резать, колоть, душить, взрывать, стрелять и притворяться невинными овечками тогда, когда это было нужно хищному трехголовому чудовищу, которого в России испокон веков называли Змеем-Горынычем, а в Европе – Свободой, Равенством и Братством.

Но обучение для Петро началось с жуткого конфуза.

Оказалось, что организаторы лагеря имели достаточно правильное представление о состоянии украинской медицины. И потому первым шагом для Москалюка и прибывших с ним товарищей стал медицинский осмотр. Когда кто-то из строя поинтересовался у назначенного к ним в группу руководителя (латыша немецкого происхождения), с чем это связано, тот на чистом русском языке ответил:

– Это связано с тем, что в вашей долбаной Украине можно купить даже бутылку марсианского вина миллионнолетней выдержки. Пойло, конечно, марсианским не будет, но вот к накладным и сертификатам соответствия – не придерешься. В первой партии курсантов, прибывших из Украины в начале этого года, обнаружились двое одноруких, трое одноглазых и один параноик с садистскими наклонностями. При более тщательной проверке в дополнение к предыдущим были выявлены: четверо ВИЧ-инфицированных, несколько сифилитиков и даже один боец, зараженный проказой. А по документам, предоставленным вашими врачами, все курсанты – хоть в космонавты готовь. Эталон человеческого генофонда! Если вышеперечисленные особи являлись генофондом человечества, что тогда станет с Украиной через тридцать лет?

Возражать никто не стал, потому что крыть было нечем.

Пока сдавали анализы, проверяли зрение и слух, Петро был спокоен. Но наступила минута, когда потребовалось раздеться перед хирургом, и Москалюк понял, что ничего хорошего это ему не сулит.

Хирург – невозмутимый эстонец – осмотрев обнаженного Петро спереди, потребовал:

– Повернитесь ко мне спиной, нагнитесь и раздвиньте руками ягодицы.

Москалюк знал, что таким образом хирурги осматривают пациентов с целью проверки на наличие геморроя. Деваться было некуда. Петро выполнил команду врача и услышал позади себя хриплый вздох. Дальше никаких распоряжений не последовало, и потому Москалюк выпрямился и повернулся лицом к хирургу.

Врач с вытаращенными от удивления глазами находился в состоянии, близком к так называемому ступору. Вдохнув в себя внушительную порцию воздуха, он, по всей видимости, забыл, как надо выдыхать, и потому с каждой секундой его распирало все больше и больше. Петро хотел было посоветовать застрявшему в обалдении врачу поскорее выдохнуть вобранный в его легкие кислород, но не смог, потому что его самого накрыло жуткое чувство всепроникающего стыда.