Андрей Шляхов - Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник) Страница 45

Рецепты бабка Сидорова никогда не отоваривала – аккуратно складывала стопочками в комод, не иначе как собирала архив для потомков, которым придет в голову изучать историю двести тридцать третьей поликлиники.

Если врач заставал Сидорову за тарелкой наваристого борща, то слышал:

– Вот, доктор, сварила супчик, полпенсии в него вбухала, думала – смогу хоть пару ложечек съесть, а все никак... Нет аппетита, ну нисколечко. Супчик мой доесть не побрезгуете, чтоб не пропадал?

Иногда Сидорову «клинило», и она начинала путать участкового врача с участковым милиционером. Тогда вместо просьбы выписать таблетки приходилось выслушивать жалобы на соседей, и днем, и ночью пытавшихся «сжить со света умирающую старуху». Хрен редьки не слаще...

– А что дальше-то? – Коканова потеребила Комординцева за рукав халата.

– Дальше – тишина! – улыбнулся Комординцев. – Просят у меня, скажем, на вызове или на приеме больничный, а я говорю: «Так, мол, и так, мне ваших денег не надо, но, если желаете, можете поддержать ими одинокую старушку, вот номер ее кошелька...

– И что – канает? – усомнилась Конканова. – С нашим-то народом...

– Канает, – подтвердил Комординцев.

– Не поверю, чтобы наши алкаши тебя не кидали, – поддержал Коканову Гусь. – К тому же половина из них не знает, как на Яндекс бабло кидать...

– С конченой алкашней я не связываюсь – это верное палилово, – ответил Комординцев. – А нормальные люди все понимают и не кидают. Не в последний же раз встречаемся.

– Борьке повезло – он с Элькой работает, – позавидовала Коканова. – Она молчунья, не то что моя «тетя-телеграф».

– Если участок неудобный, то хоть медсестра должна быть хорошая, – усмехнулся Комординцев.

Третий участок, «унаследованный» Комординцевым от Назарова, действительно был неудобным – одни пятиэтажки. Во-первых, без лифтов, во-вторых, разброс большой, не набегаешься.

Металлическая дверь стерилизационной, возле которой шел обмен опытом, с лязгом распахнулась, выпуская наружу главную медсестру Светлану Георгиевну. Комординцев от неожиданности вздрогнул и уронил недокуренную сигарету на пол.

– Не сорите, Борис Сергеевич.

Комординцев поспешно поднял сигарету и отправил ее в банку с окурками. Светлана Георгиевна заперла дверь и оглядела всю троицу взглядом, полным иронии.

– Вас, доктора, послушать, так никакого Петросяна с Задорновым не надо. Неужели вы всерьез думаете, Борис Сергеевич, что ваша затея с Яндекс-кошельком в случае чего спасет вас от суда? Вам же уже за сорок...

– Сорок три, – уточнил Комординцев.

– ...откуда такая детская наивность? Вы сходите на досуге к толковому юристу, не пожалейте денег на консультацию, он вам все разложит по полочкам. Существует только один способ уберечься от неприятностей – не торговать больничными листами. А все эти ваши «хитрости» – пустое дело. Удивляюсь я, удивляюсь. Каждый по тридцать тысяч в месяц вырабатывает, а все только и думаете, где бы подкалымить. А что вы встали, как памятники? Разве прием уже закончился?

– Заработать что-то сверху всегда хочется, – возразила нахалка Коканова, поднимаясь по лестнице следом за главной медсестрой. – Да и нашу зарплату с вашей, Светлана Георгиевна, не сравнить...

– И вообще – в Москве поликлиник много, – осмелел Комординцев, – по теории вероятности шанс попасться с поличным близится к нулю!

– Разве можно так говорить? – укорил его рассудительный и осторожный Гусь. – Сглазишь.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – Комординцев постучал себя по голове.

– Хороший звук, звонкий! – похвалила главная медсестра.

И ведь сглазил Комординцев, сглазил. Только не себя, а невропатолога Маняку, созвучно фамилии прозванного Маньяком, одного из самых толковых и, вне всякого сомнения, самого осторожного врача двести тридцать третьей поликлиники. Не прошло и трех часов, после неосторожно сказанных слов, как Маняка был взят с поличным.

Олег Петрович Маняка, москвич во втором поколении, нуждался в деньгах, и немалых, для осуществления своей заветной мечты. Мечта была не из мелких – коттедж в ближнем Подмосковье. Большой, трехэтажный, с бильярдом, сауной и бассейном в подвале. Продажа малогабаритной «трешки» в девятиэтажке близ кольцевой автодороги могла помочь осуществлению мечты лишь частично, и потому Олег Петрович старался заработать трудовую (и не совсем трудовую) копеечку везде, где только было возможно это сделать.

Ставка невропатолога в поликлинике плюс полставки за обслуживание надомных вызовов, частные консультации, воскресные дежурства в неврологии сто пятнадцатой больницы... Врачи стационаров не любят дежурить по выходным, но если честно, то хорошо подзаработать можно только на воскресном дежурстве, когда ты един в трех лицах – и бог, и царь, и спаситель. Олег Петрович не брезговал даже таким занятием, как выведение из запоев на дому, причем желая покрепче привязать к себе клиентуру, соглашался практически на любую оплату от пятисот рублей и выше.

Жена Олега Петровича давно завела себе любовника – муж так выматывался, зарабатывая деньги, что о сексе вспоминал не чаще, чем раз в три месяца. Восьмилетняя дочь просыпалась, когда папы уже не было дома и засыпала до его прихода.

Олег Петрович был осторожен и осторожничал даже со знакомыми.

Гражданка Большова, индивидуальный предприниматель, торговавшая товарами для шитья и рукоделия в полуподвальном помещении на углу Козицкой и Рязанского проспекта, была давней клиенткой Олега Петровича. Давней и любимой, потому что почти каждый раз не забывала «простимулировать» доктора деньгами.

На сей раз Большова пришла к Олегу Петровичу не с остеохондрозом и не с воспалением лицевого нерва, а с бедой.

– На вас, Олег Петрович, одна надежда! – запричитала она, вкатываясь в кабинет. – К кому ж мне обратиться, если не к вам?

Олег Петрович недавно начал прием и пока еще сохранял хорошее расположение духа.

– Это верно, Екатерина Владимировна, – улыбнулся он. – Садитесь и рассказывайте.

Большова села на стул, утвердила на коленях потертую кожаную сумку и покосилась через плечо на медсестру Околычеву.

– Оленька, вы можете прерваться, – сказал медсестре Олег Петрович.

Довольная Оленька, сверкнув благодарной улыбкой, упорхнула на перекур.

– Такая у меня проблема, что и не знаю, как подступиться... – начала Большова.

Проблема у Большовой и впрямь имелась – позавчера к ней с проверкой нагрянули два добрых молодца из ОБЭПа. Прошерстили-потрясли, нарыли нарушений и наотрез отказались уладить дело миром.

– У нас есть план мероприятий, – сказал тот, что постарше. – Нам сейчас результат нужнее денег.

Результат означал закрытие лавочки и еще кое-какие неприятности для Большовой. Весьма серьезные неприятности.

– А может быть, все-таки договоримся?! – заныла Большова и накинула на обещанное еще половину того.

– Звучит соблазнительно... – призадумался старший. – Но нам бы еще результат... Вот если бы вы нам дали наводочку на кого-нибудь по нашему району...

Большова могла дать «наводочку» на своего арендодателя, которому ежемесячно вручала часть арендной платы «черным налом», но это бы означало окончательный крах бизнеса и крупные проблемы со здоровьем. Арендодатель Мансур был не из тех людей, которые забывают обиды.

Немного пораскинув мозгами, Большова неуверенно предложила:

– Вот если врача из нашей поликлиники за продажу больничного... Это вам как?

У нее были определенные сомнения – а ну как они там разделены по «профилям», одни магазины окучивают, а другие – поликлиники.

– Это подойдет! – одобрил старший.

Пока проверяющие писали новый акт (старый был не порван, а убран в папку до окончательного решения вопроса с результатом), Большова позвонила в поликлинику, чтобы узнать – не заболел ли, часом, доктор Маняка и нет ли каких изменений в его расписании.

Тут же на месте был составлен план и даны необходимые инструкции.

– Мы заедем за вами в магазин, – предупредил на прощанье старший...

Угрызений совести Большова не испытывала. Ничего личного – это всего лишь бизнес. Тебя накрывают, а ты не подставляйся. Тем более что невропатологов в поликлинике двое. Если Олега Петровича уволят или посадят, то можно будет лечиться у другого врача.

– Беда у меня с дочкой, Олег Петрович, – Большова шмыгнула носом и потерла сухие глаза платком, извлеченным из сумки. Сумку, словно по забывчивости, не закрыла – так ей велели, чтобы спрятанный в сумке микрофон лучше «слышал» разговор.

– Что с ней случилось?

– Завела себе нового хахаля, привела в дом...

Это была чистая правда.

– ...пожила с ним месяц, а потом поссорилась...

На самом деле дочкиного хахаля взашей выгнала мать, не одобрявшая мужчин, склонных заниматься поисками работы, лежа на диване.

– ...а он ее избил, несильно, в общем, но глаз подбил и нос расквасил, – Большова вздохнула и снова потерла глаза. – Ей же на работу, а как в таком виде?